***
И Хайсе лежит, смотря куда-то вдаль, в окно, где виднеются крыши высоток, таких далеких, как Арима и Сасаки.
Светлые глаза скользят с предмета на предмет, пока пальцы подхватывают бледную прядь у виска, скручивая ее в локон.
На Хайсе только белье и мятая футболка, в которой он спит токийскими ночами, а от Аримы, стоящего в дверном проеме пахнет кислым кофе.
В этой картине складывается такой уют, который заставляет полугуля и дальше нежиться в теплом свете солнечных лучей, выбивающихся сквозь плотную ткань темных штор, света, который заливает не только светлую постель, но и всю комнату в целом.
А Кишо все так же не понимает.
Ничего.
Даже рассматривая столь живописный натюрморт, составленный одним из лучших авторов, лучше чем Дали и Микеланджело, следователь не понимает, как две такие одинаковые противоположности могли найти друг в друге нечто общее, связывающее, и не просто, а опутывающее, заставляющее задыхаться, смотреть, вдыхать и вновь задыхаться, не имея возможности остановиться.
Тонкий силуэт аккуратно смотрится, светясь фиолетовым цветом, на фоне белоснежных простыней. Книги разъедает золотой переплет. Рядом стоит множество растений: фикусов, монстер, в горшках пестреют листья алоэ.
Хайсе нравятся растения. Но только те, которые ты сам можешь вырастить, поливать, может быть даже вырвать с корнем и растоптать,
при желании,
естественно.
Но где-то далеко в груди холодит цветок, взращённый поневоле, в подсознании, который напоминает о чем-то несбытном и невозможном. О чем даже думать не хочется, не то что верить. Ведь человек, стоящий чуть позади, если его так можно назвать, верно слишком влюбчив, не видя истинной любви в своих руках
каждую ночь.
Цепляя тонкими пальцами покрывало, Хайсе лениво перекатывается на бок, щурясь, разглядывая,
поедая такого
хрупкого домашнего Кишо.
В душе что-то неприятно жмется, давя, как кажется, прямо на сердце, заставляя лишь свести губы в тонкую ухмылку. Но чисто визуально он излучает лишь
ощущение уюта, заботы и нежности.
Прикрывая глаза, Арима видит, как от домашнего тепла не остается ничего, а на смену приходит Канеки Кен, имя которого кривится на языке, не желая уподобляться Хайсе.
Почему-то, именно сейчас, пока он смотрит в серые глаза, в душе разбивается колба, флакон, банка, полная какой-то не виданной до этого эссенции. А в душе начинает цвести, набухать.
А в ушах проходится звон, цветки ведь чахнут, правда? Спустя 3 года.
Да?
Возможна ли эта красная, тянущаяся между нашими запястьями нить?
А цветок все пышнее и пышнее, пытается обвить легкие с новой силой, заполнить их своими бутонами, своим, новым ‘воздухом’.
И ресницы лишь чуть вздрагивают, вновь открывая вид на молодого человека.
Под грудью так тянет, ноет и жмет, что хочется вскрыть грудную клетку, чтобы взглянуть, посмотреть, рассмотреть, потрогать, изучить, что же вьётся где-то глубоко внутри, что не увидит ни один человек. Но ты хочешь, так хочешь поцеловать, может быть даже просто обнять, прикоснуться, вдохнуть, лишь бы еще раз убедиться или разувериться в своих догадках, ведь две параллельные прямые никогда не пересекаются? Только если не поменять направление одной из них лишь на один градус.
Один градус, Хайсе, слышишь. Возможно, меняться не так уж и страшно. Не страшно и вспомнить, ведь… тогда две параллельные смогут иметь одну общую точку.
Кровать чуть проминается под весом двух человек, к рукам практически липнет сладость, а в душе цветут лилии и ликорисы, съедающие тебя всего, заставляющие разувериться в истинной любви, не дающей потерять себя в этом городе высоток, горячего кофе и множества работников.
Арима обнимает, а Хайсе утыкается носом в теплое плечо, цепляясь за ткань, шепча что-то неслышное, понятное лишь ему самому.
Тогда Кишо, наконец-таки, понимает, возможно не все, но… Целуя Хайсе куда-то в темнеющую макушку, Арима тоже шепчет, но только, чтобы они вдвоем поняли, что цветы цветут зря.
От Бога все так же кислит кофе, стиральным порошком, а Хайсе вжимается, прямо душой, понимая, что он больше не боится.
За окном изредка пролетают птицы, а с улиц доносится гул уже забитых дорог и нотка свежесваренного кофе.
