Кораблик в бутылке

Она ему так нравилась. Нравилась её сияющая улыбка, способная своим светом ослепить само солнце. Нравился загадочный взгляд фиолетовых глаз, способный утопить в своих глубинах блуждающих путников. Нравилась мраморная кожа, будто перед ним была не девушка, а древнегреческая Богиня, сошедшая с Олимпа. Ему нравилось коротенькое хлопковое белое платьице, так искусно подчёркивающее её бледные плечи и грудь. Она являлась к нему во сне, словно призрак или видение. Но даже если бы она была призраком, то он бы умер не от страха, а от красоты, которую он увидел перед собой. Анна сидела на мягком диване, спокойно поглаживая светлую макушку француза, решившего прилечь на её колени. Второй рукой она осторожно сжимала краешек своего платья, перебирая тонкую ткань длинными пальцами. Наблюдая за спящим другом, она невольно улыбалась его красоте и тихонько, чтобы не разбудить, заправляла выбивающиеся пряди чужих волос за ухо. Русская и сама была бы не прочь сейчас немного вздремнуть, но ей не хотелось нарушать покой Франциска, он всё же устал за последние дни. За последнюю неделю Франция ни разу не присутствовал на общих собраниях, да и на улице был только один раз – выходил на балкон, чтобы посмотреть, высохло ли бельё. В остальном ему помогала Анна, любезно согласившаяся помочь другу в трудное время. Девушка ходила в магазин за продуктами, самостоятельно принося домой тяжёлые пакеты, стирала свои и чужие вещи, готовила завтраки, обеды и ужины, а ещё убирала, пока хозяин квартиры лежал на кровати в своей комнате и бесстрастным взглядом смотрел в белый потолок. Потолок ни в чём не провинился, но у француза не было сил на гипноз какой-нибудь другой вещи. Иногда по потолку проползала муха, поэтому он начинал наблюдать за ней. Но такое случалось не очень часто, а потому для его взгляда считалось роскошью, которую можно было позволить себе крайне редко. Так и проводил он серые дни, отвлекаясь лишь на поднос с едой, который ему приносили аж три раза в сутки. Девушки больше не интересовали его так, как интересовали раньше. Ему больше не хотелось угощать их шампанским и водить по дорогим бутикам, покупать модную одежду и аксессуары, чтобы после этого пользоваться ими один или два раза. Ему не хотелось даже наблюдать за женщинами со стороны. Не было желания подсматривать за ними в общественных раздевалках и на пляжах. Ему не хотелось утех и развлечений, просто потому что развратная жизнь, которую он вёл раньше, ему наскучила. Франциск не видел более в них смысла, как не видел смысла во всём, что его раньше окружало. Ему хотелось покоя и уюта. Сердце искало то тепло, которое не могли дать французу его подружки. В голове мелькали образы девушки, которая останется рядом с ним не за подарки, а за то, что он остается таким, какой он есть на самом деле. Только та, которая остается искренней рядом с ним, которая готова помогать в трудные времена, которая будет простой и живой, а не искусственной, нужна была ему. А Анна просто приехала к нему после первой же жалобы француза на это состояние. За пару часов собрала вещи, купила билет на первый же самолёт, а под утро уже была на пороге квартиры Франциска. В первое время она даже пыталась настоять на походе к врачу, боясь, как бы это состояние не оказалось каким-нибудь заболеванием (сама она в этом не разбиралась, поэтому надеялась на помощь специалистов). Но Франция смог отшутиться, и отшучивался ещё пару раз, пока не увидел угрюмое лицо подруги. С тех пор он старался во всём ей подчиняться, воспринимая девушку в качестве личной медсестры, храбро спасающей его от всех болезней и прочих опасностей. На эту тему француз тоже успевал пошутить, и в душе Анне это понравилось. С появлением России в квартире Франциска постоянно пахло свежей выпечкой. В понедельник Анна делала ватрушки с творогом, во вторник слойки с шоколадной крошкой, а в среду нашла в интернете несколько рецептов и сделала вкусные кексы с кокосовой стружкой и начинкой из карамели и печёных бананов. Франции очень нравилась выпечка, которую готовила его подруга, именно поэтому ел он приготовленную еду с удовольствием. В очередной раз глядя в потолок, он вспоминал тот день, когда русская впервые зашла в его комнату. Она долго разглядывала цветные ракушки в колбах и баночках с яркими бирками. Аня просила рассказать мужчину чуть больше об этих ракушках, а он совсем не был против. Их уносили рассказы о путешествиях, дальних берегах, морских сражениях и иностранных купцах. Франция рассказывал ей о временах, когда он ходил в треуголке и чёрных сапожках, кланялся всем подряд, а отношения выяснял исключительно на дуэлях. Стены этой тихой квартиры оживлял искренний женский смех, когда француз с серьезным лицом рассказывал об очередной неловкой ситуации, случившейся с ним в далёком прошлом. А после этого гостья ещё с восторгом рассматривала его любимый предмет интерьера – огромный корабль с белыми парусами, который был помещен в бутылку и плотно закрыт на пробку. Бутылка эта стояла на самой высокой полке, чтобы никто из его однодневных увлечений случайно не разбил её по неосторожности. Анна водила кончиком пальца по прозрачному стеклу, с детской улыбкой на лице, после чего ещё какое-то время с восхищением смотрела в глаза Франции, прося подержать «кораблик» ещё немного. После корабля взгляд её остановился на огромной белой ракушке, которую она моментально приложила к уху. Она услышала звук моря: шум волн, разбивающихся о серые прибрежные скалы. – Франц! Море разговаривает! – Аня была похожа на ребёнка, впервые увидевшего снежинки зимой. Улыбка в этот момент украшала её лицо, и подчеркивала её красоту особенно выразительно. Хотелось прикоснуться большим пальцем к щеке, нежно провести по ней ладонью, вглядываясь в удивлённый взгляд фиалковых глаз. Часами хотелось гладить эти русые волосы, перебирая каждую прядь по несколько раз. В тот день в его голове впервые проскользнула мысль о том, что Анна должна быть с ним. Только с ним, и ни с кем больше, иначе он просто умрёт без неё рядом. Ведь она та самая живая девушка, а не пластмассовая кукла из магазина игрушек. «Она моя. Ведь она такая милая, когда улыбается мне» – Знаешь, без тебя мне было бы сложнее. Спасибо тебе за то, что ты смогла приехать ко мне и помочь. Спасибо тебе за всё. – мужчина прошептал это, слегка приоткрывая глаза, но отрываться от женских коленей так быстро не стал. – Всегда пожалуйста, Франц, ты же меня знаешь. Всегда обращайся, а я попробую помочь. – подмигнув, русская дождалась момента, когда француз поднимет голову, чтобы легко поцеловать его в щёчку. Ей доставляло удовольствие наблюдать за румянцем на лице друга. Слегка краснели даже кончики его ушей, скрываемые локонами волос. – Ты права, знаю. Я тебя даже слишком хорошо знаю. Русская облизывала пересохшие губы, просто по инерции, а француз не мог оторваться от них. Он стеснялся таких мыслей, но ему так хотелось просто поцеловать её, прильнуть своими губами к её губам, извиняясь за все свои проступки из прошлого и заранее обещая не совершать ничего плохого в будущем. С такими мыслями Франция пытался бороться, но с каждым разом всё больше осознавал, что бороться с истиной было бесполезно и бессмысленно. Блондин краснел от смущения, сердце его начинало биться быстрее и интенсивнее, и он поспешно удалялся в ванную комнату, чтобы умыться и немного остыть. Отражение в зеркале шёпотом подсказывало ему что-то, но он старался не обращать на подсказки внимания, не веря своим же предположениям. Никто из них и не замечал то приятное чувство, наполняющее их души теплом с каждым днём, который они проводили друг с другом. Это чувство было похоже на бабочек. На банку с бабочками. И будто эти бабочки состоят из частичек света. Это чувство было той стеклянной банкой, в которой обитали бабочки из света. Это чувство было банкой, одиноко стоящей посреди тёмной комнаты – посреди их тёмной души. Оно грело, светило, заставляло их улыбаться друг другу. Бабочки бились о края, ломали крылья, намереваясь вырваться наружу, но, к сожалению, стенки этих банок могли разрушить только их хозяева: Франциск и Анна. Никто не замечал это приятное чувство, наполняющее их души теплом с каждым днём. Не замечал. Или попросту не хотел замечать. – Прости, я тебя побеспокоила? – девушка посмотрела на него взглядом, полным грусти и раскаяния. Никто не мог перед таким устоять, а уж тем более француз, который уже которую неделю оставался без женского внимания. Он постарался спрятать взгляд. Глаза бегали по комнате, словно где-то должен был быть ответ или подсказка о том, как быть дальше. Но даже кораблик в бутылке не смог дать ответ. Франциск нервничал и волновался, а Анна улыбалась, наблюдая за неловкими движениями друга. Мягким движением руки она прикоснулась к чужому лицу кончиками пальцев. В этот момент он сидел к ней спиной, поэтому девушка просто не могла упустить такой прекрасной возможности смутить его. Она считала свои действия игрой, не придавая этому никакого значения, пока чувство становилось всё сильнее и росло, подкармливаемое этой самой игрой. С этим прикосновениями время будто останавливало свой ход, оставляя пару наедине со своими чувствами. Они продолжали смеяться и разговаривать, изредка касаясь друг друга пальцами. Они не обращали внимание на зародившуюся влюблённость, что теперь терзала их сердца. Неловкие прикосновения и намеренные касания лишь уменьшали расстояние от дружбы до любви. С каждым сказанным словом «друг» Анна всё больше сомневалась в его правильности. Где-то в глубине души русская хотела называть своего милого француза «милым». Анна прижалась к нему, обеими руками придерживая мужчину за широкие плечи. Она прижималась к крепкой оголённой спине грудью, и их тела разделяло только её тонкое белое платьице. Наклоняясь вперёд она что-то горячо шептала ему на ушко. Фразы были невинными, но звучали так горячо, что не могло не возбуждать. – Милый, а милый, не хочешь меня обнять? – лукаво улыбаясь Анна прижималась к нему всем телом, пока не была повалена на диван сильной мужской рукой (Франциск вырвался из её объятий и резко обернулся). Терпение его кончилось, он первым разбил банку с бабочками, выпуская их на волю. И сейчас длинные русые волосы девушки спутались, но это было не так важно ни для неё, ни для него. – Мне кажется, – француз затих, подбирая нужные слова, ведь он никогда до этого взаправду не говорил того, что собирался сказать сейчас, – что я... Je t'aime... – Скажи это чуть громче, я не слышу. – Je t'aime! Я люблю тебя, Аня. – Знаешь, а я тоже тебя люблю, Франц. Её тонкие руки обвивали его шею, несмело сжимая в объятиях, а он мягко прикасался к бледной коже русской губами, оставляя на ней несколько робких и осторожных поцелуев. Стараясь быть осторожным, чтобы не повредить свою фарфоровую куклу, он дрожащей рукой убрал мешающую прядь от её глаз и поцеловал вновь, на этот раз в губы и более уверенно. Два тела старались прижаться друг к другу максимально близко, словно хотели слиться в единое целое. Горячее дыхание и слова о любви обжигали кожу своей искренностью. Никто из них не заметил того, как треснуло стекло на бутылке с корабликом. Невидимые бабочки, что были спрятаны в ней, наконец выбрались наружу. Осколки стекла лежали рядом, самостоятельно создавая солнечных зайчиков, в данный момент украшающих светлые макушки двух бывших друзей. – Я так давно хотел тебе сказать это, Боже... – Да, но сейчас лучше объясняться не словами, а действиями. Как там у тебя принято говорить? Mon cher? – Я бы назвал тебя скорее моим ангелом, а не моей дорогой… Сквозь тонкие белые занавески, сквозь окно, тёплый летний ветер с интересом наблюдал за двумя горящими огоньками, наконец нашедшими друг друга на этих многолюдных улицах Парижа. Среди миллиардов людей два одиноких человечка только что обрели свою частичку счастья, свой глоток свежего воздуха.