С тобой я не могу быть леди...

      Это один из тех самых особенных вечеров, когда я стараюсь запомнить всё, что произойдёт.       На мне всё та же тёмная и невзрачная одежда, идущая вразрез с истинным характером, скрытым под маской — под тем, на что я подписался добровольно.       Очередной банкет, много людей, так шумно, что перестаю слышать и себя самого, когда напоминаю госпоже о времени — ведь нам не позволительно опаздывать на собственный праздник, который будет разделён лишь на нас двоих.       Короткие алые волосы, большие выразительные глаза того же цвета, роскошная фигура и грация, которые заставляют замирать сердца многих мужчин, пытающихся так неумело флиртовать с Вами.       Да, Мадам, они всего лишь мелочь, к которой Вы всегда будете относиться с собственным умелым презрением и жалостью, но не сможете не поиграть с их душонками, трепещущими перед Вашим шармом. Я всегда замечал ту искру, что проскакивала в груди, заставляя лицо обыкновенного слуги чуть исказиться, но не поднять руки на тех, кто с такой лёгкостью к Вам относился.       Я мельком напоминаю о времени — ох, Мадам, Вы как всегда тактично заигрались, но не смею судить, ведь и сам испытываю к этому некую слабость.       Мы сбегаем вдвоём, Вы иногда касаетесь моей руки, с видом ярого заговорщика поглядывая на белое лицо, обрамлённое тёмными волосами. Как же я ненавижу этот облик, ведь в нём теряется вся красота, та изюминка, что таю в себе, но это только усиливает то прекрасное чувство в груди, когда падает лента с волос, убранных в хвост, когда в руках появляется она… Моя Коса Смерти.       Мадам, я всегда с благоговением следил за Вами, Вашими действиями, ловил каждую мимолётную эмоцию. Алый цвет, в который становились окрашены проститутки, попадал на Ваши руки, лицо, украшенное ослепительной тонкой улыбкой. Той самой — искренней улыбкой, без ноты фальши, ведь я знаю, Вы устаёте играть, и сейчас ничто не сдержит то, что движет этой израненной и хрупкой душой, под прекрасной и пугающей оболочкой.       Кровавое месиво, алый ковёр в тёмном переулке Уайтчапеля — наш личный зал для обжигающего танца с холодной Смертью, которой Вы так умело стали управлять. О, моя прекрасная Мадам, я слишком хорошо помню, как засмотрелся на это лицо, вскинутое к небу, на котором ярко светила луна, освещая наши страшные злодеяния.       Вы довольны, Вам это нравится. Нравится чувствовать власть хоть над кем-то, не ощущать той сломленности, не вспоминать о том, как стали несчастной игрушкой в руках судьбы.       Но взгляд меняется, я вижу это и знаю, что Вы вспомнили, ведь очень хорошо помню наши беседы за бокалом вина при знакомстве. О покойном муже, с которым вы так любили совершать неспешные прогулки под луной, наслаждаясь атмосферой романтики, витающей в воздухе.       Простите, госпожа, я могу подарить Вам лишь танго на крови и учащённый пульс жертв, чьи души я собираю с подачи Ваших тонких рук, которыми извлекаются их внутренности... которыми Вы творите свой собственный грандиозный хаос правосудия.       Оборачиваетесь на меня, словно вспоминая, что не одна творите здесь чистейшее безумие, после чего смотрите на бензопилу. Ох, Мадам… Сколько раз говорить, что я не дам Вам прикоснуться к моей Косе, но Вы всё также настойчиво этого желаете! Взгляд наших глаз встречается, я лишь ухмыляюсь, разглядывая черты своей напарницы и кровавой музы, озарявшей серые будни Бога Смерти.       Я знаю о Вас слишком многое… Знаю, что Вы терпеть не можете, когда обращаюсь к Вам на «ты»… Правда, Анжелина?.. Когда беру твои платья с самым гордым видом, но в душе пугаясь гнева… Ты заставила бояться самого Бога! Отлично запомнил твой парфюм. О, Уилл меня дери, какой же это очаровательный парфюм, особенно, в сочетании со свойственным лишь тебе прекрасным запахом кожи.       Я сражён твоей жестокостью, твоей лёгкостью и мастерством. Смертная. Прекрасная смертная женщина. Охваченный восхищением, беру госпожу на руки, ведь сегодня именно ты подарила особое наслаждение, а сама тихо возмущаешься, говоря какие-то глупости, которые мне совершенно не хочется слушать.       Вот мы и в поместье Барнетт. Знаю, что слуги уже давно спят, собираюсь всё так же беспечно пронести на руках в комнату свою алую госпожу, но ты упираешься и требуешь поставить на ноги. Фыркаю в ответ, ведь я всего лишь хотел внести в твою жизнь чуть больше этой ветрености и искреннего внимания, которого так не достаёт твоему сердцу. Анна, эхо от твоих каблуков по полу, как нож режет воздух, от чего мне даже становится несколько не по себе. Всё отработано и слажено, снова вернулись вовремя, ведь пунктуальность украшает леди — а мы с тобой именно леди, верно?       Как же я терпеть не могу, когда ты относишься ко мне столь легкомысленно, пропуская шутки и продолжая обращаться как к слуге, даже наедине, даже когда я уже Бог Смерти. Но знаю, что ты не боишься смерти, говорила, что хотела оборвать собственную жизнь и не раз. Не смей, Анна! Я лично не дам тебе этого сделать! Твой смех на подобные восклицания всегда злит и раздражает, но дарит странное горячее ощущение во всём теле.       Ты, как и прежде, не снимаешь окровавленное одеяние. Хах, делаешь специально для меня? Польщён, ведь идёшь на уступки и молчишь.       Не выкинула те алые цветы в вазе на тумбе у постели? Да, я, по твоему указанию, не даю этому шедевру пустовать. Знаю, ты ненавидишь сей яркий цвет, но ничего не могу с собой поделать — слишком прекрасен и гармоничен с тобой. Слишком звучен с твоим именем, чересчур, воплощение тебя, Анна.       Направляюсь к шкафу с восхитительной одеждой, так, между прочим, идущей мне по размеру, пафосно и модельно вышагивая по полу, а ты снова кидаешь в мою сторону отрешённый взгляд и кривишь губы.       Эти очередные резкие слова в мой адрес из твоих уст, оскорбляющие в первую очередь как даму, о том, что пора бы заняться делом и не валять дурака…       Да как смеет эта смертная!.. Смеет…       И я не скажу ничего, лишь фыркну и сострою привычную капризную гримасу. Наши словесные перебранки нравятся мне больше, чем что либо иное, заставляют почувствовать себя на высоте и способным к здоровой конкуренции.       Этот стройный силуэт в просвете окна, обрамлённый лучами луны. Моё сердце вздрагивает. Да, я готов вечно жаловаться тебе на хладнокровное начальство, не замечающее моего внимания и желания, на идеального дворецкого твоего племянника, что ты так героически терпишь, с пониманием глядя и давая советы, но… В такие моменты во мне что-то ломается.       Ты всего лишь смертная. Всего лишь душа, которую должен будет забрать очередной жнец, мой бессмертный коллега.       Прекрасная и сломанная душа, излучающая мой любимый алый свет. Я пристально смотрю на тебя, Анжелина, не смея шелохнуться, дабы не спугнуть ту редкую птицу, что посетила моё сознание.       Сказала мне выйти из комнаты… Но не могу… Гони чем хочешь, но не могу…       Беру себя в руки, подхожу ближе, ласково обнимая за талию со спины, скользнув ладонями к животу, и прямо-таки чувствую твоё лёгкое удивление. Действительно, тебя обнимает какой-то дворецкий. Может, хоть сейчас признаешь меня высшим созданием?       Конечно, нет. Прекрасно помню все твои ответы на мои попытки ткнуть своим статусом Бога, и то, как этот статус падал и разбивался у ног обычной смертной.       Анна, ты слишком отдалась печальным воспоминаниям, чтобы отчаянно вырываться из объятий Смерти, поэтому даже не сопротивляешься.       Нежно касаюсь губами твоего обнажённого плеча, на котором есть несколько прекрасных алых капель крови той шлюхи, ощущаю запах твоих очаровательных волос, как всегда, не изменяешь себе даже в привычках прорабатывать зрительный и невидимый образ до мельчайшей детали.       Мне плевать, сколько ночей и лун у тебя было с другими. Плевать на воспоминания о бароне Барнетте, пусть и они канут в небытие. Ты со мной, я хочу, чтобы ты запомнила сейчас именно мои руки, мои губы и этот порыв настоящей слабости, который увидишь только ты, и, знаю, унесёшь с собой в могилу, не проронив ни слова о собственном нежелании отходить от меня. Анжелина Даллес… Только с тобой я не могу быть леди… И никто этого никогда не узнает…