За семьдесят два часа до...

Многие считали меня привлекательным. Хотя, что лукавить, я и сам был в этом твердо уверен.  Смотрясь в зеркало, испытывал полное удовлетворение — гладкая чистая кожа ровного, молочно-сливочного оттенка. Яркие, темно-голубые глаза в обрамлении длинных густых ресниц. Небольшой аккуратный нос. Пухлые губы. Идеальная улыбка. И в довершение — светло-русые волосы, под воздействием солнца превращавшиеся в блонд. Блондины всем по вкусу. А если еще прибавить совершенно мальчишечье телосложение, округлую крепкую задницу, то все, мечта всех геев перед вами. Доказательством являлись несколько скоротечных романов (хотя какие еще могут быть романы в двадцать с небольшим), с полдюжины разбитых сердец и один постоянный преследователь. А утверждение на роль в новом шоу, лишний раз подтверждало, что и актер я неплохой. И вправе собой гордиться. Но, как известно, гордыня — грех. Причем смертный. Жестокое наказание всегда настигает грешников. Особенно самоуверенных.

***

Сценарий читали всей толпой. Я сел рядом с Питером. Вернее, он меня усадил: — Давай привыкай. У нас впереди как минимум недель двадцать совместной работы. Очень хочется посмотреть, что получится из этой авантюры. Во всяком случае будет весело.  Каждый проговаривал свою реплику. Остальные отпускали смешные комментарии. Больше всех старался Хэл — стендапер со стажем, что тут скажешь. Даже шуточки про педиков не коробили. Тем более, что и ему самому предстояло стать таким же педиком. Пусть и понарошку. От смеха уже болели щеки. Но никто не собирался униматься. — Ну что, Рэндс, вижу тебе нравится? — Питер, улыбаясь, заботливо посмотрел в глаза. — Конечно! Все такие классные! — я ответил совершенно искреннее. — Ха! Ты еще Гейла не видел! Ну, это наш «Брайан». Вот где класс… — Пэйдж манерно закатил глаза. — Природа поработала над ним, аж вспотела. Агент тоже что-то твердила о моем «невероятном партнере по съемкам». И так же, как Питер закатывала глаза. Я не любопытен, но все-таки не терпелось взглянуть на него. Уж больно мечтательными были лица у этих двоих. Ну что такого удивительного может быть в этом парне? Подумаешь, сколько я их перевидал! Минут через десять дверь открылась, и я сразу же понял — вот тот, кого мы все ждали. Высокий, стройный. Длинноногий. Одет  просто: синие джинсы, черный тонкий свитер, мягкая кожаная куртка песочного цвета. Симпатичный. Нет, скорее красивый. Только парней, попадающих под эти характеристики полно. Было в этом Гейле что-то другое. Я не мог уловить что. Это «что-то» не давало возможности оторвать от него глаз. И было похоже на внезапный удар кинжалом в грудь. Такой, с доворотом. Когда выжить не получится, потому что сердце уже разворочено и просто повисло у тебя внутри изодранной кровавой тряпкой. Он шел к нам с удивительной, совсем не мужской грацией. Плавно двигаясь всем своим утонченным, каким-то абсолютно неземным телом. Зрелище было завораживающим. И я понял, что попал. Месть судьбы, как говорится. На фоне столь идеальной красоты тут же почувствовал себя уродцем, пигмеем. Да что там! Несчастной жертвой компрачикосов. И прежняя уверенность улетучилась, уступив место сомнению: боже, как я смогу с ним работать, если уже сейчас мне хочется сбежать. Как, скажите, выжить рядом с ним и не заработать сердечный приступ? Смотрел и чувствовал, как гулко в ушах пульсирует кровь, как начинает пылать лицо, как между лопаток пробежала тонкая струйка пота. А ладони противно повлажнели. Он поприветствовал каждого. Каждому улыбнулся. Девчонок и Скотти обнял. При этом шутя ущипнул последнего за задницу. Питеру просто помахал, сделав смешное, совершенно гейское движение пальцами. Наконец, очередь дошла до меня. — Хэй, это ведь ты «Джастин»? — мягкая, совершенно кошачья интонация. Вязкие слова, льющиеся теплым медом. Кровь пузырящимся шампанским тут же побежала по венам с удвоенной силой, снова бросая в жаркую волну. Актерского таланта явно не хватало, чтоб изобразить равнодушие, и я продолжал пялиться на него, чувствуя, как пульсирует где-то внизу живота. Он смотрел чистым детским взглядом и ждал ответа. Я кивнул, как идиот, и зачем-то нацепил очки. Но сделалось только хуже — охренительная картинка стала еще четче. Неописуемо красивые глаза цвета жухлой зелени с вкраплением золотисто-коричневого. Прямой породистый нос. Точеные, как у античного Давида, губы. Идеальный подбородок. Я молчал, глупо уставившись на его рот. Он понимающе хмыкнул, криво улыбнувшись, и достал пачку «Америкен спирит»: — Здесь курят? Будешь? — протянул мне.     Взял сигарету, не зная, что с ней делать, и просто вертел в пальцах, не решаясь прикурить. И правильно — когда он, выбив из пачки следующую, поднес ее к губам, я понял, что все мои попытки научиться делать это красиво сейчас разлетелись в пыль.  Как же так? Ведь я учился у лучших. Часами смотрел, как это делают Юл Бриннер и Марлон Брандо, десятки раз прокручивая черно-белое ретро. Даже стервозная Шерон Стоун была использована в качестве самоучителя. Но никто из них не делал этого так, как это проделал Гейл. Это было невероятно красиво. Офигенно. Охренительно. И при этом очень естественно.  То, как он прикуривал от красивой серебряной, явно винтажной зажигалки. Как  затягивался, легко держа сигарету меж длинных пальцев. Как выпускал белесый дымок, сквозь идеальные губы, при этом слегка прикрывая глаза. Все это было похоже на… Да, на секс. Он весь был как секс. Мне снова, до спазмов в животе, захотелось сбежать и забыть все как сон. Но уверенно-размашистая подпись в контракте издевательски подтверждала, что мой кошмар только начинался. Когда снимали пилот, мы были знакомы всего лишь три дня.