Калейдоскоп

– Только честно. Ивайзуми убрал руку, и тепло сразу ушло. – Не хочу, чтобы между нами были недопонимания. Зачем, подумал Ивайзуми. К чему этот разговор. Разве им было плохо вместе? "Только честно, Ива-чан". Однажды ответил. От улыбки Ойкавы тогда осветился весь мир. Это и был весь его мир. Ойкава серьезно смотрел на него и ждал. Ивайзуми открыл рот и понял, что язык прилип к нёбу и отказывается двигаться. Люблю. Я люблю. Я люблю тебя. Совсем несложно. Он сделал усилие, сказал чужим незнакомым голосом: – Я люблю тебя. Ойкава улыбнулся, ярко, ослепительно, но мир вокруг не закружился, не заиграл красками. Доппельгангер. Его улыбка сникла, когда Ивайзуми закончил: – Ойкава. *** – Мы давно никуда не ходили. Много работы? Ойкава растянулся на диване и лениво листал телеканалы. Голоса сменяли друг друга. – На севере страны ожидаются сильные ливневые дожди. Не забудьте взять зонтик. В Токио же... – Курс йены к доллару... – Это уже вторая золотая медаль для наших спортсменов... – Очередная международная выставка домашних животных откроет свои двери... "В центре города произошла масштабная авария с участием трех автомобилей и..." Ойкава со вздохом выключил телевизор, перевернулся на живот и уставился на Ивайзуми, хмурясь. Черная прядь упала на глаза, и он убрал ее – быстрым выверенным движением. Сколько раз он делал так же во время тренировки, когда не было времени даже на то, чтобы перевести дух. Ивайзуми грозил побрить его наголо, а Ойкава смешно дул губы – прием из детства, нечестный и эффективный. По пути домой Ивайзуми покупал ему мороженое в качестве извинения, и ссора считалась исчерпанной. Как в другой жизни. С другим Ойкавой. Ивайзуми отложил в сторону камеру, поднял взгляд к потолку, словно там его ждали ответы на все вопросы, и снова опустил его на Ойкаву. Тот хмурился все больше, и Ивайзуми сдался. – Да, много. Но завтра... – он сверился с телефоном, покачал головой: – Нет, послезавтра у меня выходной. Можем сходить куда-нибудь. – Куда? – спросил Ойкава. Ивайзуми пожал плечами. В голове уже оформилась мысль, и теперь зудела, как надоедливая муха. Он попробовал отогнать ее... "Не возвращайтесь туда, где были счастливы". ... но безуспешно. – Давай в зоопарк. – Тебе пять лет, что ли? – хмыкнул Ойкава, но тут же закивал: – Зоопарк так зоопарк. Погода не задалась с утра, но менять планы они не стали. Ивайзуми остановился у вольера со львами, перехватил камеру поудобнее. Щелк. Лев зевнул, очевидно, не счел его достойным внимания и побрел в другую сторону. Там не особо сообразительный ребенок пытался просунуть между прутьями решетки кусок мяса, а потом и собственные пальцы. Ивайзуми оглянулся в поисках его матери – та болтала по телефону и не обращала внимания на происходящее вокруг; подумал, не позвать ли, но она уже закончила разговор и оттащила сына от клетки. Ивайзуми отвернулся, опустил камеру. Фотографировать не хотелось. "Ива-чан, хватит, – Ойкава смеялся, крутился, и фотографии получались смазанные. – Если уж и сюда камеру притащил, фотографируй животных, а не меня. Меня ты и так каждый день видишь". Каждый день. Сотни, тысячи фотографий. Забитый под завязку жесткий диск. Старый компьютер он не включал почти год. С тех пор, как... – Вот ты где! Ойкава вынырнул из-за плеча, протянул ему палочку с намотанным сверху коконом сладкой ваты, и Ивайзуми машинально взял. Губы моментально слиплись, и он только кивал в такт, пока говорил Ойкава. – Совсем тебя из виду потерял. Думал, уже и не найду. Много людей сегодня, хоть и ветрено и дождь обещали. – В руках он держал схему парка и изучал ее, покусывая губу. Как всегда, когда не мог выбрать. – Давай сходим к пандам. А потом в террариум. К рыбам тоже можно заглянуть, в новостях говорили, недавно привезли пару редких видов. – Ойкава отвлекся, скользнул взглядом по Ивайзуми. – О, ты взял камеру? Щелкни меня! Он принял позу. "Фотографируй животных, а не меня". Ивайзуми несколько раз нажал на кнопку. Руки подрагивали, и фотографии получались смазанными. – Покажи-ка, – Ойкава подошел ближе, заглянул через плечо. Ивайзуми ждал едких комментариев, но их не последовало. – Что-то я проголодался. Зайдем в кафе? Я читал, у них есть пирожные и шоколадные фигурки в виде животных. Хочу панду, и тюленя, и... Ойкава болтал без умолку, голос его звучал весело, а на лице играла улыбка – такая широкая, что, казалось, губы никогда не сойдутся обратно. Возле кафе он остановился, оглянулся на Ивайзуми. В почти черных глазах не было ни намека на улыбку. Ивайзуми кивнул, толкнул дверь. – Красивые, да? У вольера с пандами было пусто. Дождь, усиленно ливший какие-то полчаса назад, почти прекратился, бросал с неба последние капли, но посетители зоопарка еще не вышли из своих укрытий. Ойкава замер, наблюдая за тем, как панда грызет тростник – вот уж кого не волновал дождь; сказал медленно. – Я давно хотел у тебя спросить. Он обернулся, помолчал. Может, и не продолжит, подумал Ивайзуми с надеждой, но Ойкава снова открыл рот. – Что нас связывает? Лучшие друзья детства. Влюбленные друг в друга до беспамятства. Все. Ничего. Ивайзуми понял, что стоит в полуметре от Ойкавы и вот-вот накроет ладонью его рот. Он отвел руку в сторону, погладил Ойкаву по щеке. Тепло. Ойкава смотрел на него, не мигая, и никогда еще желание, чтобы он молчал, не было таким сильным. *** – Да, думаю, смогу. Когда нужно быть там? Голос в трубке взорвался потоком информации, из которой Ивайзуми выцепил главное. На месте нужно быть двадцать третьего. Лететь больше суток, со всеми возможными пересадками. Если позвонить в авиакомпанию утром, еще успеет ухватить билеты на вечерний рейс. – В обычной ситуации шеф выделил бы личный самолет, но... Ивайзуми махнул рукой, понял, что собеседник его не видит, и сказал: – Неважно. Доберусь своим ходом. Он выслушал последние наставления и положил трубку. Сбоку заворочался Ойкава, подкатился ближе и обхватил руками, сонно пробурчал, не открывая глаз: – Что такое? – Мне нужно уехать. По работе. – Когда? – Завтра вечером. – Ивайзуми проследил, как минутная стрелка описала очередной круг на часах, дернулась часовая, на шаг приблизившись к двойке, и исправился. – Сегодня вечером. – Сегодня вечером, – повторил Ойкава и вскинул голову. – Сегодня вечером? – Да. А что? – Ничего, – буркнул Ойкава и уронил голову в подушки. Ивайзуми тронул его за плечо, пощекотал под лопаткой, но Ойкава раздраженно дернулся, и он убрал руку. Он что-то забыл? – У меня завтра день рождения, – сказал Ойкава едва слышно. – Забыл? Ивайзуми мысленно застонал. Действительно забыл. – Я привезу тебе подарок, – глухо сказал он. За окном завыл ветер. Ивайзуми поежился: нужно взять с собой теплые вещи, не лето уже. – Все, что угодно. – Лучше помолчи. – Ойкава уже взял себя в руки. – Позвонишь, когда доберешься. Ивайзуми кивнул. Он выудил из кармана телефон, как только горничная пристроила стопку полотенец на кровать и вышла, аккуратно прикрыв дверь. – Да? Слушаю. Голос Ойкавы искажался до неузнаваемости – постоянные помехи, жуткая мобильная связь. Никто и не обещал комфортной командировки на тропический остров, но Ивайзуми все же оказался не готов. Полчаса назад, как только сел самолет, он набрал сестру – и не узнал ее голос. – Это я, – сказал Ивайзуми, понадеялся, что Ойкава поймет, кто. – Долетел, все нормально. Он получил в ответ тишину и глянул на экран – снова связь пропала? – но Ойкава наконец отозвался: – Хорошо. Когда вернешься? День на интервью, пару дней на снимки, еще на обратный путь. – Через неделю. – Ладно. Не скучай. Ойкава отключился. Ивайзуми посмотрел на потемневший экран, сжал телефон в руке так, что хрустнули пальцы. Не "будь осторожен". Не "возвращайся скорее". "Не скучай". Он вспомнил, когда опустился в ванну и попытался отскрести намертво прилипшую к коже пыль, потянулся за телефоном и чуть не уронил его в воду, набрал смс. "С днем рождения". Ответ пришел через секунду. "Он был вчера". Ивайзуми застонал сквозь зубы, замахнулся. Телефон гулко ударился о стену и упал на пол. Если повезет, разбился. Рабочие контакты все равно в другом телефоне. С работой он справился быстрее, чем рассчитывал, но решил задержаться в городе еще на пару дней. Просто чтобы дождаться удобного рейса. – Отлично, – редактор просмотрел его заметки, пролистал фотографии. – К следующему номеру, пожалуй, не успеем, а вот к тому, что после него... Ивайзуми не слушал. Телефон, который он крутил в руках, завибрировал, и Ивайзуми покосился на покрытый трещинами экран. "Я дома. Жду тебя". По пути он заскочил в магазин одежды, осмотрел заваленные футболками полки. Прямо с манекена ухмылялось вытянутое, не похожее на человеческое, лицо. – Ремейк старого фильма про инопланетян, – услужливо пояснил пробегавший мимо консультант. – В этом месяце прямо завалили футболками с таким принтом. Пользуются успехом. Возьмете? Зеленое лицо щерилось самодовольной ухмылкой, будто подтверждая: да, я популярен, купи меня. Ивайзуми отвел глаза. – Нет. Дайте однотонную. – Какого цвета? – Любого. В киоске возле дома он даже нашел открытку с надписью "19". Ойкава забрал у него пакет, бросил на диван, не глядя. – Я заказал пиццу. Привезут через полчаса. А пока... Позже Ивайзуми потянулся за телефоном, открыл "лайн". "Шеф сказал, если постараемся – пропихнем твою статью в свежий номер. Поздравляю!" – Хорошие новости? – Ойкава подкрался сзади, повис у него на плечах. Ивайзуми только сейчас понял, что слабо улыбается, кивнул. – Ну и отлично. Не зря ездил. Его слова прозвучали немного натянуто, но когда Ивайзуми поднял на него глаза, Ойкава улыбался. – Может, возьмут в постоянный штат, – сказал Ойкава. – Станешь знаменитым, и тебя перестанут посылать к черту на рога, отправят на Мальдивы. Или Багамы. Ивайзуми отложил телефон. – Работы станет больше. – Денег тоже, – Ойкава пожал плечами. В дверь позвонили, и он пошел за пиццей. Через неделю Оонори-сан торжественно объявил, что теперь Ивайзуми – официально один из команды. Окончательно и бесповоротно, пошутил он, не сбежишь никуда, Ивайзуми-сан. Даю три секунды на отступление. Он досчитал до трех, Ивайзуми не двинулся с места, и все захлопали в ладоши. Кто-то открыл бутылку шампанского. А потом работы стало больше. И еще больше, когда Ивайзуми намекнул Оонори-сану, что не возражает против дополнительных заданий и дальних поездок. *** – Тебе нужно чаще выглядывать на улицу, Хаджиме. Мэй раздернула шторы, и Ивайзуми поморщился. Он начал отвыкать от солнечного света. – А что, там что-то изменилось? – проворчал он. – Моря высохли? Солнце упало на землю? – Перестань, – Мэй уже успела распахнуть все окна, и теперь к свету прибавился гулявший по комнате ветерок. Теплый, лето все-таки, хоть и начало июня. Полтора месяца до... – У тебя день рождения через два дня. Ты вообще о нем помнишь? – Мэй прервала буйную деятельность по преображению квартиры, стала перед ним и уперла руки в бока. – Папа уже выведывал у меня, не занят ли ты. Хочет устроить вечеринку-сюрприз. Ему было не до сюрпризов и тем более не до вечеринок, но спорить с Мэй себе дороже. С родителями – тем более. – Я заеду за тобой в пять. Не забудь сделать вид, что удивлен или хотя бы что тебе не все равно. И ради бога, побрейся, Хаджиме, на тебя страшно смотреть. Он дождался, пока захлопнется дверь, и неторопливо побрел в ванную, глянул в мутное зеркало. Кажется, в последний раз он убирался дома пару месяцев назад, сразу после переезда. Можно было позвать Мэй, но он предпочел сделать наоборот: съехать из старой квартиры в новую и обрубить контакты на время. Ивайзуми взялся за бритву, но передумал. У него есть еще два дня. – С днем рождения, Хаджиме-кун. Он взял протянутую ему коробку, сказал: – Спасибо, что пришли... – Язык свернулся змеей, отказываясь слушаться, но Ивайзуми все же выдавил: – Ойкава-сан. – Мэй так настаивала, неудобно было отказаться. – Сестра Ойкавы скрестила руки на груди и тут же опустила их, сплела пальцы и разорвала замок, тряхнула кистями. Все время в движении, подумал Ивайзуми. Будто боится, что если остановится хоть на миг, останется наедине со своими мыслями. – Это от меня и Такеру, – она показала на коробку. – Он тоже где-то здесь. Найдешь его позже? Он... ему тоже одиноко, Хаджиме-кун. Ивайзуми кивнул, и, к счастью, она не ждала, что он скажет еще что-то; сжала на секунду его плечо и отошла к Мэй. Такеру оказался на балконе. Ивайзуми сбежал туда от бесконечного потока тостов и поздравлений, прежде чем желание вежливо поблагодарить всех за вечеринку-сюрприз и совсем невежливо выставить вон стало нестерпимым. Если и это не поможет, рядом с балконом есть пожарная лестница, а через дорогу – отличный бар. Заглянул он туда единожды, и вечер закончился, как только за спиной закрылись двери, а бармен, сияя белоснежной улыбкой, предложил коктейль за счет заведения. Не коктейль, сказал Ивайзуми, виски – и больше не запомнил ничего. – Классный вид, – Такеру перегнулся через перила, глянул вниз. Ивайзуми хмыкнул. – Классный. Если любишь свалки. Такеру цокнул языком и выпрямился. – Почему не подыщешь вариант получше? – Меня все устраивает. – Когда мы поднимались на крыльцо, под ногами крыса пробежала. Мама не заметила, а то воплей было бы. – Если она откликается на имя Фил, то не пугайся, это моя. Они помолчали. Такеру поежился на ветру – прохладном, будто и не лето, спросил: – У тебя тут курят? – Валяй. Сигарета все время гасла, и Такеру повернулся в другую сторону, смахнул упавшую на глаза темную прядь. Ивайзуми застыл, забыв, что нужно дышать. "Вечно они мешаются. Ива-чан, положи ножницы на место или я закричу!" – Мама знает? – он кивнул на пачку сигарет, которую Такеру все еще крутил в руках, хотя окурок уже отправился в кадку с уродливым цветком – привет от старых жильцов. Тот покачал головой. – Зачем расстраивать? Будешь? – Нет. Ойкава ненавидит... – Запах сигарет, – закончил за него Такеру, хотел убрать пачку, но Ивайзуми перехватил его руку. – Дай сюда. Когда Такеру успел повзрослеть? Сколько там ему лет? Сколько ему самому лет? К сожалению, их скоро нашли. К счастью, уже перевалило за полночь и гости начали расходиться. Ивайзуми кивнул на прощание сестре Ойкавы, помахал рукой Такеру и подумал, что не увидит их еще очень долго. Возможно, никогда. Он встретил Такеру полтора месяца спустя. Ивайзуми положил цветы, провел ладонью по камню, убирая скопившуюся пыль, когда за спиной зазвучали шаги. – Нужно было догадаться, что встречу тебя тут. Такеру пристроил свой букет рядом с его, спросил: – Часто здесь бываешь? – Нет. Это первый раз. Просто... сегодня особенный день. – Ну да, день рождения. Сколько там ему лет? – Такеру небрежно бросал слова, но его голос ощутимо подрагивал. Он поднял руку, запутал пальцы в волосах, убирая их с глаз, и Ивайзуми вдруг ясно увидел то, другое лицо. "Ива-чан, подстриги мне челку. Ничего, что не умеешь. У тебя все получается, не может не получиться". Ойкава улыбался ему и протягивал ножницы. Ойкава рядом с ним изучал надгробие с тонкими каллиграфично выведенными буквами и хмурился. – Что ты..? Ивайзуми мотнул головой, перехватил крепче чужое запястье. Другой запах, другой вкус, другое все. До дрожи знакомое выражение – удивленно вздернутые брови, наморщенный нос. Казалось, Ойкава вот-вот заплачет. – Я не он, – сказал Ойкава, когда Ивайзуми отодвинулся, и его слова эхом отозвались в голове: не он, не он, не он, он, он, он. – Подбросить тебя домой? Я взял машину. Хоть его квартира и совсем в другой стороне. Ивайзуми сделал крюк, остановил машину возле двухэтажного дома в традиционном стиле. Он бывал здесь и раньше, с Ойкавой. – Зайдешь? Мама будет рада. Ивайзуми покачал головой, и Ойкава пожал плечами, выбрался из машины и махнул рукой: – Пока. Ивайзуми проследил за ним взглядом, пока тот не скрылся в доме, откинулся на спинку сидения и прикрыл глаза. Он позвонил Ойкаве через три дня. Достать номер оказалось легко – Мэй вытащила его из списка контактов, как фокусник кролика из шляпы. Через неделю они встретились в том самом баре. В этот раз Ивайзуми согласился на коктейль – хотел ясно запомнить этот вечер. Через две недели Ойкава перебрался к нему. Иногда Ивайзуми хотел спросить, почему он согласился, но так и не решился. – Хочешь найти работу? – Ойкава поднял голову от телефона, постучал задумчиво ногтем по экрану. – Ты же любишь фотографировать? Есть у меня один знакомый... Спустя десять минут Ойкава гремел чем-то на кухне, а Ивайзуми разговаривал с его знакомым. Да, у него профессиональная камера. Нет, статей никогда не писал, но в школе его хвалили за сочинения и эссе. Да, он может подъехать завтра, диктуйте адрес. Он записал адрес и попрощался, пролистал машинально последние контакты. Парикмахер. Ая-чан. Мизуми-кун (светлые волосы). Мизуми-кун (темные волосы). (Тоору) Учитель пения. Мама. Дедушка. И повторяющийся неподписанный номер с тремя семерками в конце. "Бери этот, Ива-чан. Три семерки – к счастью". – Что сказал Сато-кун? – Ойкава вернулся в комнату. Ивайзуми быстро отложил телефон в сторону. Не хотелось, чтобы Ойкава решил, будто он следит за ним. Но тот, казалось, и не заметил, глянул вопросительно. – Приехать завтра в редакцию и побеседовать с Оонори-саном. – О, я о нем наслышан. Строгий, но справедливый, за своих горой. – Ойкава с сомнением посмотрел на него. – Побреешься? Я не говорю, что тебе не идет, но... Ивайзуми тронул подбородок пальцами, поморщился: ну да, снова щетина. – Отличные снимки, – сказал Оонори-сан, пожимая руку новому, непонятному Ивайзуми – гладко выбритому, в костюме, даже с галстуком. В последний раз он так одевался на выпускной в университете. – Проходили курсы фотографии? – Нет, просто хобби. – Еще лучше. – Оонори-сан пробежал глазами лист бумаги перед собой. – Опыта в журналистике, я так понимаю, у вас нет. Ивайзуми кивнул. – Ничего, все мы с чего-то начинали. Вам придется работать с очень разными людьми, Ивайзуми-сан. Вы к этому готовы? Он снова кивнул. В постоянном штате не было свободных мест, но Оонори-сан пообещал, что в будущем что-то может измениться. Если он хорошо покажет себя, понял невысказанное Ивайзуми и решил, что будет браться за любые задания и усердно работать. Он отказался один раз. Когда нужно было взять интервью у восходящей звезды мужской сборной Японии по волейболу. *** – Ива-чан! Ивайзуми ослабил хватку, и Ойкава рассмеялся, не торопясь высвобождаться. – Скучал? – Скучал, – согласился Ивайзуми и сам удивился. Сначала ему даже нравилось. Никто не пел в душе, не гремел посудой, пока он пытался доспать последний законный час, не смотрел дурацкие телешоу на такой громкости, что не спасали наушники. Его окружала благословенная тишина. Но когда никто не ответил на его "Я дома", Ивайзуми понял, что такая жизнь ему не нравится. – А ты неожиданно честен, – Ойкава улыбнулся. – Меня не было всего две недели. Целых две недели. – Как прошло? Можно было и не спрашивать. Ивайзуми смотрел все игры. Иногда Ойкаву сменяли другие игроки, и тогда он занимался своими делами, но все бросал, когда тот снова появлялся на поле. – Отлично. Мы круты, жаль, немного недожали. Ушивака-чан передавал привет. Ивайзуми нетерпеливо кивнул и вплел пальцы в волосы Ойкавы – мягкие и непослушные, Ойкава всегда жаловался, что Ивайзуми повезло, с его жесткими волосами он просыпается в том же виде, как и уснул, и не приходится приводить утренний беспорядок на голове в беспорядок продуманный; заставил наклонить голову и прижался губами к губам. Последнее, о чем он хотел слышать, – об Ушиджиме. Хватало темных мыслей, лезших в голову, когда он думал, что тот играет с Ойкавой в одной команде и останавливается в одном отеле. – Что посмотрим? Ойкава включил телевизор, успел переключить пару каналов и издал торжествующий вопль. – Это же тот фильм, Ива-чан! О пришельце, который случайно попал на Землю и теперь учится жить среди людей. Помнишь, мы на него в кино ходили в средней школе? – Помню. Вроде скоро ремейк выйдет. – Правда? Когда? – В июне. – Прямо к твоему дню рождения. Когда он там? Кажется, я ставил напоминалку. Ойкава потянулся за телефоном, ойкнул, когда Ивайзуми поймал его за руку, сбросил с дивана на пол, а сам устроился сверху. – То есть так ты не помнишь? – Зачем, если в телефоне все записано, – Ойкава поерзал под ним и замер, глядя блестящими глазами, демонстративно облизнул губы. Провокатор. – Все я помню, – сказал он потом. На черном фоне уже бежали титры, и Ивайзуми подумал, что не запомнил ровным счетом ничего из происходящего на экране, – только губы Ойкавы и горячую кожу под его ладонью. – Как бы я мог забыть? Ивайзуми отвел взгляд от подсвеченного синим профиля Ойкавы – сейчас он сам казался инопланетянином; кашлянул. – Давай сходим куда-нибудь завтра. Или у тебя тренировка? – Какая тренировка, Ива-чан, тренер приказал нам три дня лежать на диване и не двигаться. Куда ты хочешь? Ивайзуми задумался. – В зоопарк. – Опять? Тебе что, пять лет? – хмыкнул Ойкава, но тут же закивал. – Ладно. Камеру хоть брать не будем? Хотя о чем это я, она у тебя к руке уже приросла, наверное. Он увернулся и встал, полез в дорожную сумку. – Куда-то собрался? – Ивайзуми лениво наблюдал за ним. Ойкава достал из сумки и сунул в карман бумажник, подхватил куртку, набросил на плечи. – Пойду куплю молочного хлеба. Как раз сегодня должны были привезти в булочную на углу. – До завтра не дотерпишь? Ойкава ухмыльнулся и медленно покачал головой из стороны в сторону. – Я быстро. Не успеешь соскучиться, – поддразнил он и вышел из комнаты. Хлопнула входная дверь. Ивайзуми удобнее устроился в кресле и взялся за пульт. За окном что-то грохнуло, но он не обратил внимания – жизнь в центре на оживленной днем и ночью улице приучила к шуму, который сводили к минимуму толстые стекла. Он понял, что Ойкавы долго нет, когда небо за окном начало темнеть, но не заволновался. Наверно, просто встретил кого-то из знакомых и заболтался, ничего нового. Ивайзуми переключил на другой канал – местных новостей, чтобы добраться до следующего – спортивных трансляций, и застыл. В углу экрана мелькали кадры знакомой местности – это же совсем рядом, а ведущая в черном пиджаке строго смотрела из-за очков и говорила невыразительным голосом: – Прямо сейчас медики оказывают помощь пострадавшим. Их число близится к десяти. У нас на связи Мидо-сан. Ведущая исчезла, и ее место занял полный лысеющий мужчина с микрофоном. Он говорил об ужасной аварии (три автомобиля, семь раненых, двое погибших – водитель и случайный прохожий), но большая часть слов пролетала мимо ушей. Ивайзуми поднялся из кресла, едва переставляя ноги – тело словно окаменело и не хотело двигаться – подошел к окну. Внизу сверкали мигалками машины полиции и скорой помощи. Он прижал ладонь ко рту, чувствуя, как из желудка поднимается тошнотворный ком. – В первое время будет сложно. Возможно, вам стоит съездить куда-нибудь отдохнуть. В Европу или Америку. Молодой мужчина говорил и говорил, а Ивайзуми сжимал руки в кулаки, сдерживая желание подойти к нему и ударить головой о стол. Лишь бы не ловить на себе понимающий взгляд. Ничего он не понимал. Никто в мире не понимал. – Пожалуйста, Хаджиме. Мэй, не сдерживаясь, рыдала в трубку, и он едва разбирал слова. Что-то о родителях. О том, что она рядом. Что он не должен замыкаться в себе. Научиться жить с этим. Ивайзуми слушал и не отводил глаз от лица Ойкавы на стене. Постер из первого журнала, в котором о нем написали как о новом члене сборной по волейболу. Ойкава так и сиял, когда показывал Ивайзуми интервью ("Целый разворот, Ива-чан! И на обложке тоже я!"), а потом деланно удивлялся, увидев повешенный постер. Тогда они еще не жили вместе. Нет, это было месяцем раньше. Ойкава с постера улыбался – вечной, замершей во времени улыбкой, а Ивайзуми вспоминал другое лицо и светлый зал, утопающий в цветах. У Ойкавы всегда было много друзей и еще больше – поклонниц. – Обещаешь, Хаджиме? – голос Мэй вернул его в реальность, и он кивнул в пустоту, понятия не имея, с чем соглашается. – Да. – Тогда я пришлю тебе контакты и запишу на завтрашний прием. – Подожди, что?.. Но Мэй уже сбросила, отправила сообщение в "лайн". Ивайзуми открыл его и выругался. Психотерапевт, отлично. Его хватило на две встречи. Выйдя из кабинета во второй раз, Ивайзуми стер контакты Тандо-сана и позвонил хозяину квартиры, придумывая на ходу басню о срочном переезде. "Не возвращайтесь туда, где были счастливы". В старую квартиру, пропитавшуюся запахом, голосом, самим присутствием Ойкавы, он точно не хотел возвращаться. *** – А потом он сказал: "Дай мне сразиться". Так грозно. – Да-да. – А видел, как капитан сразу по струнке вытянулся? – А то. Я всегда знал, что он боится Ивайзуми. Ивайзуми не выдержал, с грохотом захлопнул дверцу шкафчика. Ойкава, напевавший какую-то песню, отвлекся и негромко сказал: – Да ладно, Ива-чан. Они только и ждут твою реакцию. Это было понятно и так. Обычно Ивайзуми притворялся глухим и думал о своем, но сейчас в крови бушевал еще не успевший схлынуть после игры адреналин. – Вы думаете, я вас не слышу? Ханамаки и Мацукава отодвинулись друг от друга и сказали одновременно: – Надеемся, что слышишь. – Очень-очень надеемся, что слышишь. – Завтра тренировка, капитан? – Ивайзуми отвернулся от них и посмотрел на Ойкаву. Тот качнул головой, но под тяжелым взглядом Ивайзуми понимающе кивнул и объявил: – Конечно, тренировка, а то совсем от рук отбились. Чтобы в восемь утра были в зале. Все. – Ну спасибо, – буркнул Куними. – Можно я не приду? – Почему это? – По уважительной причине. – Никаких уважительных причин, – отрезал Ойкава и добавил, когда Куними опять открыл рот. – И семейных обстоятельств. А теперь выметайтесь. Я обещал закрыть зал. Когда дверь закрылась за последним – все еще ворчащим Куними, Ойкава смущенно спросил: – Не слишком я с ними строго? – В самый раз. В кои-то веки стал похож на капитана, а не няньку. Какая-то мысль, что-то из услышанного только что, неприятно царапала, и Ивайзуми нахмурился, пытаясь понять, что именно. Точно. – Это правда? – А? – Ойкава, листающий блокнот со схемой тренировок, поднял голову. – То, что сказал Ханамаки. Ты меня боишься? – Глупости, Ива-чан. Ивайзуми шагнул к нему, протянул руку, и Ойкава отшатнулся. – Значит, правда. – Прости, привычка. Ты редко бываешь ласков, а мне дорого мое красивое лицо. – Ойкава помолчал, сунул блокнот в сумку и скрестил руки на груди, закусил губу. Как всегда, когда не мог выбрать или решиться на что-то. – Дело не в этом. – А в чем? Тебе не нравится, если я к тебе прикасаюсь? – Скорее наоборот, – пробормотал Ойкава и расправил плечи, словно все же сделал выбор. – Я сейчас кое-что сделаю, Ива-чан, и ты, скорее всего, разозлишься, но помни: только не лицо. Почему он должен злиться, подумал Ивайзуми, когда Ойкава прижался к нему, и обнял его крепче. Почему он должен злиться, если сам хочет того же. – Я люблю тебя, Ива-чан, – Ойкаву трясло, как в ознобе, но он повторял снова и снова: – Люблю-люблю-люблю. А ты? Только честно. Ответ был давно готов – возможно, с их первой встречи – но сказать оказалось неожиданно тяжело. – Я люблю тебя. Ойкава расцвел в улыбке, и она стала еще шире, когда Ивайзуми закончил: – Тоору.