Nightmare

- Когда-то ещё свидимся, - Феба сжимает мою руку, и все равно ускользает, и я ничего не могу сделать. - Это я точно знаю. Я просыпаюсь от собственного вопля. Подрываюсь на кровати от дикой боли, сковавшей все нутро… Везде мрак. Темно и прохладно, и в полусонном бреду мне на мгновение кажется, что мир действительно рухнул. Сердце клокочет в глотке, не давая дышать, я задыхаюсь, разрываемый изнутри бурей… Вновь и вновь перед глазами вижу умирающий, выжженный и сухой лес. Вновь и вновь вижу развалены храмов, ощущаю запах плесени и вкус яда. Вновь и вновь чувствую холод от руки Фебы… Артемида. С диким воплем срываюсь из залы, буквально вылетаю на террасу и стремглав бросаюсь вниз с Олимпа. Я знаю, что такое смерть. Я знаю, что такое трупы и разрушения. Знаю, что не воздвигнуть новое из пепла старого. Знаю, что если все не сон, то испепелю дотла тот новый мир и этих новых людей; все охватит агония и всепоглощающее пламя моей ярости и боли. Я не вижу ничего перед собой. Несусь сквозь заповедные леса к знакомому гроту, не видя, что лес жив. Не чувствуя и не слыша ни шелеста листьев, ни легкого дуновения ветра. Артемида. Феба. Любовь моя. Жизнь моя и смысл мой. Я останавливаюсь у озера, непонимающе смотря по сторонам. Тихо. Медленно светает, хоть горизонт еще укутан в темно-синее покрывало с раскинутыми на нем звездами. Где же ты, Феба? Листья падают на ровную гладь воды, я чувствую, как глаза мои жжет. Рычу, сквозь сцепленные зубы, вновь пускаясь дальше… Не замечаю ни напуганных нимф, ни прячущихся сатиров. Через пару мгновений оказываюсь у грота, рядом с которым стоит роскошный храм. Замираю на мгновение, опасаясь входить… Но лишь на мгновение, а затем врываюсь вовнутрь. — Артемида! — голос мой эхом вторит мне, и я оступаюсь, чуть ли не падая на пол. Когда из мрака показывается тонкая фигура, падаю на колени, обессилено опуская руки. Феба вскрикивает, бросается ко мне. Говорит что-то, да только слов разобрать не могу. Смотрю на нее, и не могу поверить, что все лишь сон. Страшный, кошмарный сон. Видение, полуночная иллюзия. — Арес, что такое? — Феба обеспокоенно опускается на пол рядом со мной. Я перехватываю ее теплые руки, прижимаю к губам, закрывая глаза, — да скажи ты хоть что-то! — Я видел сон. Плохой сон, — выдавливаю вымученно из себя, — скажи, что сейчас я не сплю… — но она не успевает ответить. Я притягиваю ее к себе, обнимая, — о, Феба!.. — Это всего лишь дурной сон, — шепчет она, — всего лишь сон, слышишь? — Я видел, как мир рухнул. Как олимпийцы погибли, как ты… — и вместо слов откуда-то изнутри полурык-полустон. Закрываю глаза, пряча лицо на плече Артемиды, — а я остался. Один на развалинах и руинах, среди трупов. Остался один, чтобы повергнуть мир в хаос, — голос мой дрожит, пока Артемида гладит меня по волосам, — о, Феба! Ведь я правда обуяю весь мир огнем, коль ты исчезнешь!.. — Я не исчезну, — тихо отвечает она, — мы будем жить, пока вера будет сохраняться. А даже если люди перестанут верить – нужны ль они нам? Ведь я верю в тебя, а ты веришь в меня. Никто боле не нужен… — Отправляйся со мной на Олимп, или оставь подле себя. Я не позволю тебе оставаться одной, — отпрянув, произношу, — пока не буду уверен в твоей сохранности. Феба, ведь мы сильнее Титанов и куда опаснее Тифона. Нас с тобой не смогут ни уничтожить, ни сломить. Не заставят склонить головы или исчезнуть бесследно. Артемида мягко улыбается, смотря прямо в мои глаза, и еле заметно кивает. — Моли Гипноса, чтобы один лишь Морфей даровал тебе сны, — мягко, но настойчиво проговаривает она. — Ты отправишься со мной на Олимп? — Я не могу. — Тогда я останусь подле, — Артемида кладет ладонь мне на грудь, в то самое место, где бешено клокочет сердце. — Неужто самый кровавый и кровожадный олимпиец боится? — с легкой укоризной отмечает Артемида. — Что ж. Оставайся подле меня, и не верь ночным видениям. Даже если мир и поменяется, мы не исчезнем, а я всегда буду с тобой. И она окажется права. Спустя много сотен лет, когда эллины падут, когда храмы будут рушиться, а наши статуи разбиваться в пыль, когда мир одной цивилизации будет меркнуть… Появиться другая. И мы вернемся прежними. И лишь имена наши сменятся. И снова буду богом войны, и вновь выйду на поле битвы. И раз за разом буду мчаться впереди целого войска, и губ моих брызгами будет касаться горячая тёмная кровь. И будут люди умолять о силе и победе… А рядом со мной будет Олицетворение Луны пускать свои стрелы, и смеяться, как и прежде, убежденная, что и звезды нам подвластны.