Still Alive

      Вот она присаживается на корточки, чтобы продемонстрировать свою свободу от хозяев. Полы её кимоно раздвигаются, обнажая белоснежную кожу. Взгляд блуждает, и невольно забираясь все выше, он чувствует, как ярким пламенем, легко царапая кожу, загораются его щеки. Картина перед глазами отдаётся взрывом бабочек внизу живота, и он судорожно выдыхает через нос.       Разве мертвые должны чувствовать подобное?       Он позволяет себе лишь секунду, затем голос совести побеждает. Нельзя смотреть! В голове как заевшая пластинка вихрем истеричная мысль снова и снова "только не раздевайся, пожалуйста!" И тут же в голове то и дело прокручивается только что увиденное: девочка с белоснежной кожей, очищенная от татуировок, полураздетая и плачущая. Пожалуй, её слезы и собственное чувство вины перед Ято все-таки заставляют его сосредоточиться. Но задралась бы одежка ещё чуть выше, и он бы увидел то, что ему видеть нельзя. Ни за что нельзя. И он не мог совсем уж об этом не думать...       С трудом справившись с палитрой на щеках и горячей волной в груди, Юкине вдохнул холодного воздуха побольше в призрачные лёгкие.       Зачем ему нужно дышать после смерти? Хотя с такими обострёнными чувствами глотки воздуха кажутся не менее необходимыми, чем, наверное, живым полноценным людям, у коих есть шанс испытать и любовь, и страсть, и настоящую близость. Они мечутся по своим делам целыми днями, молят Богов, чтобы те исполнили их желания. Они тратят много времени впустую, а ещё больше на вещи и дела, в которых сами вовсе не заинтересованы. Они делают это, потому что знают, что у них есть время. Юкине тоже желал бы вырасти, окончить школу. Ему в голову порой приходили мысли, а как бы он выглядел взрослым, возмужавшим? Но во всяких подобного рода раздумьях он пребывал недолго, ибо никак не позволял себе в них погрязнуть, вновь пуститься в эту ненасытную тёмную пропасть зависти и безграничных желаний о невозможном и утраченном.       Нора тоже заставляла его желать: так сильно и мучительно. Но здесь было кое-что ещё, казалось, ужаснее, чем мысли о том, что все утрачено. Она была здесь, близко, рядом – на расстоянии вытянутой руки. Он бы мог взять её за руку или провести указательным пальцем по гладкой коже обнаженного плеча. Он мог бы снова почувствовать вкус её губ, но в этот раз поцеловал бы её сам... Нет, такого никогда не будет. Вот что, пожалуй, было худшим. То, что находилось в пределах досягаемости: ни материальные блага, ни то, что составляет человеческий мир, а то, что заложено природой и, как выяснил Юкине, не умирает даже после физической смерти. Его сердце словно бы продолжало биться с возможностью любить и принимать любовь, с возможностью желать и овладевать... Эта была очередная неизвестная в таком тяжёлом уравнении существования всего, что его окружало теперь. Словно бы любовь заключена в самой сущности, ни в телесной, в чем-то большем, что было, есть, и будет существовать. И кровь в подтверждение циркулирует так странно, так по-новому. Кажется, он чувствует её путь под кожей. Любовь, верно? Кто-бы мог подумать... Это так незрело, непонятно, необъяснимо...       Тепло окутывает все его внутренности, пока он слушает её. Нет, не от самих слов, что она произносит. Все-таки девчонка говорит, что поцелуй был разыгран, её тогдашние слова были ложью, и она его очень сильно ненавидит, но Юкине все равно не испытывает грусти или злобы. Ни одного из тех чувств, что он ранее испытывал к ней, не осталось. (Это так удивляет, трогает, пугает.) Есть только эта ранящая теплота, которая тут же переходит в колотящий холод, яркой волной разбегаясь по телу. Он снимает с себя куртку и заботливо набрасывает на её плечи. — Всё, проехали, - произносит мальчишка, машинально тут же отводя взгляд и вновь заливаясь краской.       И сердце так упоительно стучит, что становится странно.

***

      Юкине пытается заснуть, но чувствует все тот же пожар в груди, затрудняющий дыхание. Разного рода мысли лезут в голову, мучают, душат. Куда делся Ято? Что с ним сейчас происходит, а главное, влияют ли на него порочные мысли, которые против воли вылезают из тёмных уголков сознания? И все же, конкретно эти тревоги находились как бы на заднем плане. На передний выходила Нора и её присутствие тут, совсем рядом. Он постелил ей в шкафу, чтобы когда вернулись Кофуку и Дайкоку, не заметили её.       Юкине ворочался на постели, то краснея, то бледнея, но главное, пытаясь втянуть в лёгкие побольше воздуха. Он пытался преодолеть любое переживание, заглушить его так, чтобы оно не могло отрицательно отразится на Ято. Это было его долгом.       Внезапно дверь шкафа скрипнула, и во тьме показалось бледное личико Норы. Её волосы были чуть растрёпанны. Юкине не мог объяснить, почему, но она казалась ему очень красивой. - Юки? - произнесла она, и, через мгновение, когда он отошёл от ступора, он смог заметить, что она назвала его сокращённой вариацией имени. - Д-да? - ему казалось, что он хорошо контролирует ситуацию, но вот, его голос дрожит. Нора, думает он, вряд ли заметила.       Она подходит ближе, и глаза, привыкшие к темноте, ясно ловят очертания её лица. - Можно я останусь в комнате? - сказать, что её вопрос был неожиданностью - ничего не сказать. Юкине испытал растерянность, и незамедлительно выдал волнительное "Зачем?" Ничего иного просто выдумать не смог.       Большие глаза Норы встречаются с его, и при соприкосновении взглядов он чувствует, как по его телу пробегает дрожь. Так странно, невообразимо, живо. Девчонка присаживается на край кровати. - Мне одиноко. Я не могу не вспоминать время, когда мы были все вместе: Ято, отец и я. Я всегда делала всё, чтобы угодить отцу, но он все равно выбросил меня, - её тихий, словно шелест деревьев, голос совсем не беспокоил ночную тишину. В этом голосе звучала такая умеренная, смиренная грусть, как один-два дня ранее, когда она признавалась, что ненавидит его. И он понимал, что вот она настоящая, не та девчонка, что, неожиданно появившись в "день его рождения" мягким прикосновением губ и завлекающим голоском вызвала такую бурю в его душе. И вовсе не та девчонка, что все время стояла на его пути, пытаясь перетянуть Ято на сторону отца. Сейчас он мог видеть её без всяких масок, и оттого чувствовал необъяснимый прилив нежности. Такое теплое и необычное ощущение. Он был уверен, что когда-то давно уже испытывал подобное, но, возможно, при других обстоятельствах. – Почему-то этот тёмный шкаф ещё сильнее напоминает мне о том, что теперь у меня по-настоящему нет ни дома, ни семьи... Они оба отказались от меня, - он ясно услышал нотку знакомого гнева, придающего жизни её звучанию. - Но я очень ценю твою помощь, - он был удивлён её внезапной перемене, а девчонка, чуть улыбнувшись, мягко сжала его руку своей, как бы подтверждая свои слова. У Юкине же вновь неконтролируемо перехватило дыхание. Ну за что ему эти муки? Почему он потерял свою жизнь в самом пике подросткового возраста? Нет, хуже: почему после смерти он не перестал чувствовать э т о? - Н-не за что благодарить, - пробормотал он, хмурясь и краснея. Он был уверен, что его лицо приобрело ярко-красный оттенок, но во тьме комнаты этого не могло быть видно, за что он поблагодарил Бога. (Хотя, вспомнив Ято, он тут же с испугом про себя добавил, что все это он делает исключительно по доброте душевной, и ничего другого в этом больше нет. Он повторял себе это по миллион раз на дню.) - Я-я лягу на пол, - Юкине на секунду показалось, что он сморозил глупость, ведь и без того всегда спал на полу, на своём матрасе, по большей части напоминающем спальный мешок, но если девчонка не хочет оставаться одна, ничего ведь не случится, если они заснут в одной комнате, так? Разве может он ей в этом отказать? Ведь она была такой трогательно-настоящей сегодня... К сожалению и сочувствию, ведь он ощутил, как ещё туже натянулась нить чувства в его груди. - Этого не нужно, я думаю, мы оба поместимся, - глаза мальчика удивлённо расширились. Была середина ночи, соображал он очень туго. Да и объект воздыхания так близко! Не успел он сориентироваться, как Нора расположилась рядом с ним. (Боже, что она делает?!) Он моментально почувствовал приток крови ко всем возможным местам. Он совсем не ожидал того, что случилось. Зачем она легла на его постель? - Тебе неудобно? - спросила девчонка. - Может тесно? Ты весь так напрягся... - на секунду в мысли Юкине закралось подозрение, что это она специально издевается над ним. Быть может, таким образом она желает навредить Ято, вновь осквернить его? Но мальчишка тут же отбросил эту мысль, посчитав её излишней паранойей. Секунды шли, ему надо было что-то ответить. - Нет, совсем нет. Все в порядке, - как-то уж слишком категорично, но местами отрывисто проговорил он, отвернувшись в противоположную от её лица сторону и глядя в тёмную стену. В конце концов, только он способен осквернить Ято. Он не может кого-то в этом винить и взваливать ответственность на других. Это могут сделать его неосторожные мысли и желания... А значит, он должен взять свою волю в кулак и попытаться заснуть, вместо того чтобы улетать в небывалые грёзы.       Юкине лежал неподвижно. Прикрыв глаза, он начал считать до ста, и представлял, как раскалённая лава покидает его жилы. Потом он брал цифру побольше, и это помогало, так как требовало какого-никакого сосредоточения на деле. Вот, что ему было нужно: занять себя.       Но спокойствие рассыпалось, будто и не бывало его, как только он почувствовал девичьи пальцы на своём плече. Он ощутил, как её тёплое тело соприкоснулось с его. Девчонка подвинулась и перекинула руку, обнимая его. Все симптомы возбуждения, которые он ранее старался утаивать и почти было их победил, вернулись. Мурашки бегали по коже от нервного напряжения. Он не реагировал на это прикосновение, он оставался недвижным, только тело его вытянулось в напряженную струну. Ногтями он впился в ребро ладони, пытаясь вернуть себе самообладание, но теперь об этом даже мечтать-то и не стоило. Невозможно сохранять невозмутимость, когда она рядом, прямо здесь, делит постель с ним. Уму непостижимо! Чем мальчишка думал, когда пустил её рядом с собой? Разве не понимал, как это будет для него тяжело?       Была мысль отодвинуться, да, он действительно хотел это сделать, но так и не смог. Лучше он не будет выполнять ни единого движения. Как Юкине уже успел понять, эта ночь будет пыткой. Испытанием на терпение, сдержанность.       Он не мог просто насладиться таким невинным прикосновением, даже зная, что Нора ничего к нему не чувствует, то есть, не чувствует того, что он испытывает к ней. Ей было просто некуда податься, девчонка была в настоящем отчаянии, когда обратилась к нему. Но он не мог исключать, что она все ещё его ненавидит. И к тому же, порой он сомневался, сомневался во всем от и до. Не было ли в этом какого злого умысла? Но тогда бы она уже ему навредила... К тому же, в душе он знал, что те слёзы не могли быть ложью. - Юкине? - прошептала она, и его сердце сделало несколько тяжёлых рывков, прежде чем остановиться на несколько мгновений. Почему она так магнетически на него действует? Только одним своим шёпотом, лёгким прикосновением? Что случилось с ним, с тем рациональным Юкине, который бы не подался на её провокации? Хотя он знал, тот Юкине исчез в момент соприкосновения их губ. Кто же мог предположить, что так случится? Нелепо. Крышесносно. - Да? - несмело ответил он, делая выбор между ответом и вариантом, где он все-таки притворяется спящим. Конечно, ответ перетянул тяжу весов. - Мне холодно, - сообщает Нора, забираясь пальцами ближе к его туловищу, проводя пальцами по напряжённому животу, скрытому тканью футболки. Нет, теперь он просто уверен, что это провокация. Чего добивается эта девчонка? Раздражение в нем переливается вместе с остатками сдержанности. Нет, ещё одна такая выходка и он точно взорвется...       Юкине резко перехватывает тонкие пальцы, останавливая их движение и как-то даже жёстко отталкивая. В этот момент он чувствует, что переступает через себя, ведь произошедшее было таким прекрасно-волнующим... Но так он не сможет удержаться. - Что ты творишь? - возмущённо, не пытаясь скрыть своего раздражения, с враждебностью в глазах, почти как раньше, произносит он, поворачивая голову. Опрометчивый поступок. Девчонка усмехается, и он даже не успевает разозлиться по этому поводу, (ибо, что здесь вызывает её смех?), как она прислоняет лицо вплотную и вновь осторожно, но настойчиво касается его губ. Все мысли, сомнения и подозрения улетают так же быстро, как появляются. Внутри все скручивается в узел, и стремительно плавится.       У неё такие мягкие губы! Надо бы остановиться, прекратить, вернуть себе контроль. Надо бы быть бдительным, разборчивым, не поддаваться этим чарам, но зов плоти на сей раз сильнее. Ведь он всего лишь подросток, впервые испытывающий все эти чувства на собственной шкуре. Как бы трудно ему не было признать своё поражение, он действительно проиграл, потому что не хотел первым прерывать поцелуй, оставалось уповать на неё. "Остановись, пожалуйста!" в мыслях, а телом невольно жмётся ближе, чувствуя, как пылает лицо.       Этот поцелуй не похож на предыдущий, и напор девичьих губ, мягко двигающихся в такт несмелым ответам его собственных, выдирает все мысли о её мотивах из головы. Плевать! Какая, к черту, разница? Кого волнует, зачем она это делает? Разве это важно, что она не испытывает к нему любви или симпатии? Разве важно что-либо, когда он чувствует подобное?       Нора проводит ладонью по всей длине его плеча, заставляя его вздрогнуть. И он распахивает глаза в тот момент, когда девчонка обрывает поцелуй. От растерянности в его взгляде Нора посмеивается, её глаза буквально блестят насмешкой, его же продолжают блуждать по её лицу, словно в поисках чего-то. Комната явно лишена воздуха, но мальчишка все равно пытается его глотнуть. Отчаянно. Разочарованно. Он выдыхает и просит прощения у всего на свете, в том числе у гордости и самолюбия. Прощай, рациональность, прощайте, все эти бесполезные попытки. Что вы значили перед чувством? Разве этот бой был проигран не с самого начала? Ещё когда кто-то свыше кистью выводил сценарий, вселенная уже знала, что Юкине проиграет. Все Боги, которых он знал, этого бы, наверное, не поняли. Это низменное. Это, что способны испытывать души и тела людей, что разогревает естество и посылает импульсы по всем нервным окончаниям души. Юкине уже знает, он не выдержал, и теперь не в силах остановиться.       Он может поклясться, что в этот момент он будто бы не является собой. Им движет что-то звериное, что-то чужое. Разум словно отрекается от тела, или, по крайней мере, решает уйти в другую комнату, чтобы не мешать, и как бы даёт своё молчаливое одобрение, которое в последствии будет нечем оправдать.       Юкине поднимается над ней, расставляя руки по бокам от её головы, и, не успевают глаза девчонки удивлённо распахнуться (все-таки, как ей кажется, такая смелость в этом деле резко контрастирует с тем, что она о нем пока что знает), как он сминает её губы своими. Да, пусть он до Норы, возможно, никогда этого не делал, и опыта в этом деле не имеет, что-то подстёгивало его продолжать и чувствовать, как уверенность вместе с кровью приливает во все части тела. Тело отказывалось принимать любые наставления разума, пальцы блуждали по её коже, развязно, так, как он, казалось, не мог себе позволить. Все перестало иметь значение, осталось только ощущение мягкой девичьей кожи на подушечках пальцев. Слух мальчишки уловил тихое эротичное мурлыкание, и это было так необыкновенно, это напрочь снесло крышу, как и понимание того, что девчонка ни чуть не сопротивляется, и, кажется, хочет его, даже если и не так сильно, как он, но все же хочет. Это радует и удивляет, и Юкине, кажется, забывает, что она первая начала эту игру. Он вспоминает только её признание о ненависти, и задумывается лишь мгновение, а действительно ли она так уж его ненавидит? Но времени вдаваться в эти размышления нет. И сил ухватиться за них недостаточно.       Не существует ничего: ни возможной скверны, ни мотивов, ни скрытого смысла, ни даже жизни и смерти. Только она, только тёплое дыхание на его щеке и шее, только их смешивающиеся томные вдохи, тягуче-сладкий, долгий поцелуй. Только эта близость.       Девчонка хватается руками за низ его спины, обнимает крепко, заставляя его тело прижаться к ней сильнее. Он прерывисто вдыхает, когда случайно упирается ей в бедро, он чувствует её манящее тепло так близко, что в горле пересыхает, пульс колотит виски, а внизу становится больно от нетерпения. Штаны начинают казаться невыносимой преградой, ткань раздражает пульсирующий орган. Его руки пробираются под кофту пижамы, которую он ей дал. Отстраняясь на мгновение, он вопросительно глядит ей в глаза, спрашивая разрешения, и, как бы тяжело не было, давая ей шанс отступить. У него не было опыта в данном деле, но он знал, что женщины могут сомневаться до последнего, и в решающий момент передумать, однако, к счастью, все его опасения оказались напрасными. Девчонка подняла руки, скидывая с себя элемент одежды, и тем самым позволяя ему продолжать. Её мягкие припухшие губы вновь примкнули к его рту, делясь дыханием, кусая и оттягивая поочередно то нижнюю, то верхнюю губу. Ему нравилась такая боль, и он отвечал на очередной поцелуй со всей страстью, в то время как его руки добрались до небольшой девичьей груди, пробуя её на ощупь, а разум давно уже парил где-то далеко отсюда, там, где Юкине его оставил.       Её грудь была такой мягкой, но в тоже время упругой на ощупь. Его прикосновения были осторожными и неуверенными, он пытался не причинить ей боль резкими движениями, хотя еле себя сдерживал. Девушка под ним вздрагивала от этих касаний, её взгляд из под полуопущенных ресниц горел янтарным пламенем, Юкине мог разглядеть это даже в полутьме комнаты. Выражение её глаз завораживало и ещё сильнее затягивало его в эту безумную пучину желания, нахождения на грани правильного и неправильного, светлого и тёмного, хотя ни того, ни другого уже, он уверен, не существовало, ведь он почти переступил черту. От долгожданного момента его отделяло только несколько элементов одежды, от которых Юкине был намерен избавиться. Он не сможет остановиться,        Он не желает останавливаться.       Нора приподнимается, чтобы находиться поближе к его лицу. Тонкие пальцы ласково проходятся по его скулам, затем она как-то уж слишком нежно целует мальчишку за ухом, заставляя его внутренне трепетать от переполняющих эмоций. Юкине, поддерживая её за спину в уже полусидящем положении, губами приникает к тонкой белой шее, расчерчивая её нетерпеливыми поцелуями.       Он тянет. Еле может сдерживаться, но отчего-то тянет. Он боится, что это все, такое прекрасное, тёплое, невероятное - сейчас исчезнет. Боится, что девушка в его руках растворится в воздухе, что внезапно то интимное, что сейчас происходит, окажется лишь сном: одним из его давних грёз о нормальной человеческой жизни. – Нора, - внезапно хрипит мальчишка, чуть тревожно заглядывая ей в глаза, боясь при этом показать всю глубину своей уязвимости. Он не чувствует, что владеет или сейчас завладеет ей. Ему кажется, что все как раз таки наоборот: в эту минуту он зависим от каждого её слова и действия. – Да? - откликается девушка, одаривая его затуманенным взором, в то время как её пальцы перемещаются к резинке его штанов, которую она незамедлительно расстегивает.       Его глаза чуть расширяются, когда девчонка не мешкая пролезает к нему в трусы, касаясь его там. Он дёргается, чувствуя, как весь кислород покидает лёгкие. Его не покидает ощущение, что он уже находится на пике напряжения. – Ты уверенна в этом? - все же спрашивает он остатками своего голоса, тем, что может из себя выдавить в эту минуту, чувствуя эти невыносимо приятные прикосновения. Её пальцы кажутся чуть прохладными, и она мягко сжимает его рукой.       Девушка усмехается ему в губы, словно бросает вызов. – Вопрос скорее в том, уверен ли ты. Это не я здесь та, кто может пожалеть, - она проводит носом вдоль его шеи, и отпускает его.       Но Юкине сейчас и мысли допустить не может о том, чтобы самому это прекратить. Он вдруг резко и как-то хищно хватает ту её руку, что только что находилась между их телами, и заводит её наверх. Полный решимости закончить начатое, он ещё несколько раз целует Нору, быстро, глубоко и влажно, одновременно помогая ей снять последнюю преграду между ними. Он оглядывает её лицо, нежно оглаживает щеку, его взгляд опускается ниже по её телу, и он думает, что ощущение чего-то таинственно-прекрасного внутри, что просыпается в нем при взгляде на Нору, похоже на то, что он испытывал при любовании деревом расцветающей сакуры, то ощущение, когда не можешь оторвать взгляд от такой необъяснимой и далёкой красоты, к которой словно бы не имеешь права прикоснуться... Правда, сейчас все немного иначе - эта красота прямо в его руках.       Юкине нащупывает истекающий влагой вход. Касается её пальцами, чуть растягивая, осторожно погружая один внутрь и заставляя девушку задрожать от проникновения. Нора стонет, негромко, словно действительно мурлычет, и выгибает спину дугой. В таком положении мальчишке удобно дотянуться лицом до её груди, что он и делает, накрывая левый сосок губами, мягко оттягивая его и снова целуя. Её стоны греют слух, её тело источает такое необходимое тепло, её лоно такое влажное от возбуждения, просящее большего не меньше его напряженной эрекции. Этой сладкой пытке приходит конец: Юкине толкается всем телом вперёд, сливаясь с ней воедино, тут же наполняясь невероятными ощущениями того, как крепко она его сжимает. Внутри так влажно и тепло, мягкие стенки обволакивают его, и, прерывисто выдыхая, он начинает медленно двигаться в ней, не заходя глубже вопреки своему желанию, и не делая темп движений слишком ритмичным. К своему стыду он признаётся сам себе, что не знает, девственница ли она, и что до этого самого момента он об этом и не думал. Юкине честно не знает, как он должен был ощутить это на деле, и только сейчас подумал о том, что было бы неплохо её и спросить до того, как дело было сделано. Но подобные мысли слишком быстро улетучиваются из его головы, все мысли занимает процесс, он сосредотачивается на неописуемых ощущениях, что хочет навсегда отложить в своей памяти. Он раскрывает глаза, и видит чуть напряжённое лицо девушки. Такое сосредоточенное, с выступающими капельками пота и растрёпанными тёмными волосами. Сейчас она выглядит иначе, не такой, какой он привык её видеть. Она выглядит намного естественней, живее, уязвимей. В её глазах блестит искренность, он может поклясться, что видит это. Ведь выражение её глаз чем-то напоминает день, когда она плакала перед ним... И тут он настораживается. Ведь на секунду, обуреваемый собственными новыми и долгожданными ощущениями, действительно совсем забыл о том, что она чувствует, а ведь это было для него первой важности. Да, ему приятно, но если ей нет, то он не получит должного удовлетворения. Юкине не знал, что это, но ему была противна мысль о том, что, возможно, он мог причинить ей боль, ведь мальчишка не был уверен, что все делает правильно, и в нем набирали силу, несмотря на все растущее возбуждение, и искренние переживания.       Подумать только, столько мыслей проносится за мгновение в голове, и все они заполнены ею... Она точно сделала с его разумом то, что он сейчас делал с её телом. - Нора, - не своим голосом произнёс он, снова останавливаясь, но не покидая её тела. Как же тяжело не сорваться! Казалось, только эти самые переживания помогали ему не закончить прямо сейчас. - Ты в порядке? Я сделал... больно? - Нет. Пожалуйста, расслабься... Продолжай, - по её тихому голосу разузнать и догадаться о внутреннем состоянии он не мог, да и вообще, в его случаи было сложно мыслить ясно, и он решил поверить девчонке на слова, продолжая осторожные движения внутри неё, чувствуя жар на своих щеках и едва заметную дрожь в руках. Он смотрел и не мог насмотреться, и сколько бы он не глядел, у него не выходило полностью поверить в происходящее.       Он действительно сделал то, о чем старался не думать, что являлось ему в мучительно-знойных снах после того поцелуя в "день рождения", то, что он позволил себе несколько раз представить, не давая своей фантазии все же разгуляться, ведь он помнил – чем большего желаешь, тем больше страданий испытываешь.       Но сейчас это происходило на самом деле!       Нора, слабо скрещивая ноги на его спине, издавала тяжёлые вдохи, так, словно боролась с неприятными ощущениями. Неужели, все-таки...?       Он наклонился к девушке, отвлекая её поцелуем, жёстко сминая её губы, забираясь языком во внутрь рта, тем временем продолжая движения, которые все было труднее сдерживать. Останавливаться было поздно, поэтому он ускорился, и она простонала прямо ему в рот.       Нора понемногу начала привыкать к ощущению внутри себя, и небольшой дискомфорт, что она испытывала до этого, стал вовсе исчезать, погружая её в эйфорию. Нора не помнила, чтобы испытывала к кому-то влечение, или чтобы за всё годы своего существования духом думала о подобном, но сейчас она чувствовала себя такой нужной. Ей нравилось это ощущение, этот восхищённый блеск в его глазах, его мягкие волосы на ощупь, то, как он цеплялся за неё руками, и заполнял её всю, с каждым толчком увеличивая напряжение между ними. Коснувшись губами кончика его носа, Нора откинулась на подушку, чувствуя, как в животе все прочнее натягивается узел, словно готовый взорваться. Она испытывала столько ярких ощущений, казалось, впервые; и тяжёлые мысли в этот момент напрочь покинули её голову, как и тоска по былому, которая ощущалась металлическими иглами в сердце почти постоянно. Её нутро было заполнено чем-то ярким, неизведанным, она не чувствовала необходимости думать о завтрашнем дне. Только этот момент, только то, что он делает...       Девушка затуманенным взором наблюдала за Юкине, чувствуя каждое его движение глубоко внутри. Собственный громко стонущий голос словно звучал издалека, кровь бешеным потоком застучала в висках, создавая шум наряду с шумом соприкосновения их обнаженных тел друг с другом.       Юкине, чувствуя скорую разрядку, уткнулся девчонке в шею, вдыхая её запах и погружаясь все быстрее и быстрее. Он не знал, сколько времени прошло, это могли быть и пять-десять минут, но для него это не имело большего значения. Он чувствовал, что даже время теперь бежит по-новому.       Нора задрожала, стискивая его предплечья руками, и в следующую секунду её конечности ослабли. В этот момент она так крепко сжала свои мышцы вокруг него, что он не выдержал, заканчивая следом, и обессилено откидываясь на тесный матрас рядом с девушкой.       Несколько блаженных секунд ему казались фейерверки перед глазами, все пестрило, а шум в ушах начал стихать. Волна удовлетворения и приятного спокойствия поглотила его, и это было невыразимо приятное ощущение, словно все тяготы жизни навсегда отошли на второй план, и теперь он не сможет испытывать страх перед чем-либо. Странно... Он чувствовал себя... Дома. Хоть и смутно понимал истинное значение этого слова.       Он повернул голову, чтобы взглянуть на Нору, но девчонка тут же уперлась головой ему в грудь, приобнимая. – Давай спать, - и удовлетворение, которым был пропитан её уставший голос, окончательно сняло все оставшиеся тревоги.       Обо всех невзгодах и последствиях он подумает завтра, когда наступит рассвет. Возможно, на него накатит чувство вины, или он почувствует отвращение к самому себе. Как бы он оправдался перед Ято? Быть может, с ним ничего не случится, ведь Юкине перестал считать свои чувства и произошедшее чем-то грешным и неправильным... Быть может, именно поэтому все и будет хорошо? А может, это лишь отговорка перед самим собой... Что бы там ни было, разбор этих мыслей он оставит на завтра...       Нора, закрывая глаза, заставила себя так же не думать сейчас, что будет потом, даже если после произошедшего Юкине решит выдворить её за дверь, бросить, как сделал это отец... Неважно.       Она не была одна этой ночью. Он не был один...       Каждый из них сохранит это тепло в памяти, согреваясь воспоминаниями в холодные дни, что, скорее всего, будут поджидать их впереди.       Этим вечером они объединили не только свои тела, но и дали друг другу возможность почувствовать себя живыми... Какая бы надуманная катастрофа за этим не последовала, оба свидетеля этого необъяснимого, но такого обыденного таинства, совсем не испытывали сожалений...