Техника огненного шторма

Если бы кто-то додумался спросить у Саске, что он нашел в Наруто, то Учиха мог бы без лишних слов показать им это. И тогда любые вопросы отпали бы сами собой, потому что именно в такие моменты Узумаки был… Бесподобным. Он лежал около реки, на самом берегу, закинув руки за голову и ногу на ногу. Непривычно спокойный, тихий, но такой живой и по-простому красивый, что даже время рядом останавливалось, чтобы посмотреть на умиротворенное, расслабленное лицо. Солнечные лучи въедливого коноховского солнца не могли дотянуться сквозь густую тень дерева — лишь пробивались между листьев, падая на Наруто редкими бесформенными бликами. На непослушные волосы, на курносый нос и полоски шрамов, всюду. Солнечные пятна рассыпались по его одежде и траве вокруг, словно мазки сонного художника, делая всю картину цельной. Обычно Саске наблюдал за ним издалека, лениво свесившись с ветки дерева и безостановочно прощупывая границу отклика чакры, где его присутствие будет уже не скрыть. Но в этот раз он искал Узумаки по делу, поэтому… Когда он применил технику перемещения, спокойное лицо Наруто не дрогнуло, только уголки губ поползли вверх. — Что такое, Саске? — почти беззвучно спросил он, приоткрывая один глаз. Учиха стоял около его головы, а потому виднелся вверх тормашками. — Нужен твой совет, — так же тихо ответил Саске, почему-то стараясь не нарушать приятную тишину. Жаль, что они не могли всегда разговаривать мысленно. — Мой? — теперь Наруто смотрел чуть удивленно. — Великому гению клана Учиха понадобился мой совет? Саске сел на колени и без спроса стянул с головы Узумаки протектор. Отложив его в сторону, запустил ладони в мягкие пряди и задумчиво посмотрел куда-то перед собой. Наруто не вмешивался, затаив дыхание. — Я размышляю над новым гендзюцу. Однажды я слышал о двойных иллюзиях, которые накладываются друг на друга. Если противнику удается развеять одну, то он остается во второй и воспринимает ее как реальность. — Ты и так опасен, зачем тебе еще и это? — Наруто снова прикрыл глаза, наслаждаясь нежными прикосновениями. — Если однажды нам придется сразиться с кем-то сильным, я буду рядом. — Ничего себе. Неужели Узумаки Наруто отговаривает меня от тренировки? — Ладно-ладно. Так зачем тебе я, тебайо? — Это ты здесь мастер клонирования. Кроме того, я хотел бы испробовать эту технику на тебе. — Как обычно, — наигранно проворчал Наруто. — Кто не убегает, на том и практикуюсь… ну давай, делай свое множественное гендзюцу. Он открыл смешливые голубые глаза и доверчиво уставился на Саске. Учиха призадумался. — Множественное? Хочешь сказать, их может быть больше, чем две? — А? Ты об этом не подумал? Саске не стал отвечать. В глубоких темных глазах расцвели сложные звезды мангекё. — Расслабься ты, — Учиха хмыкнул, почувствовав, что Наруто чуть вздрогнул. — Постарайся запомнить все ощущения, это очень важно. В гендзюцу Саске всегда погружал настолько мягко, что даже если стараться изо всех сил, момент «перехода» будет не заметен для любого, сколь угодно внимательного ниндзя. Учиха когда-то рассказывал: единственное, что может его выдать — это случайно сбившееся дыхание, поэтому приходится поджидать момент и вводить противника в иллюзию со вдохом. Наруто, конечно же, пропустил весь тот интересный рассказ мимо ушей, любуясь слабой улыбкой на бледных губах, поэтому и в этот раз все благополучно проворонил. Сначала он почувствовал, что тело окольцовывает змея. Большая, размером с человеческую руку — она медленно ползла вверх, едва ощутимо холодя кожу. И практически тут же добавилось еще одно ощущение: слабое давление на лбу. Когда Наруто сосредотачивался на давлении, змея исчезала, но продолжала ощущаться. Немножко повозившись, он обнаружил между глаз небольшой камень. Когда Саске вывел его из гендзюцу, он выглядел недовольным. — Не получилось, — и вздохнул, опять уставившись в одну точку. — Странно. Я как будто оказался одновременно в двух местах и почувствовал сразу два воздействия. А в реальности чувствовал и камень, и змею. Но это были две разные иллюзии? — Да. Темные брови неожиданно приподнялись. Наруто определил очень нехорошее, таинственное выражение на надменном лице, которое появлялось, когда Саске раздумывал над чем-то очень рискованным или коварным. — Еще раз, — усмехнулся он и не дал Узумаки даже дернуться. На этот раз гендзюцу было больше. И все они… Сначала — короткое прикосновение к щеке. Потом — слабое сжатие лодыжек. Следом — давление на бедрах, беглая ласка. И все это вместе тоже. Как только ему позволили шевелиться, Наруто подскочил на ноги, красный, как рак. Но ничего не сказал, хотя очень хотелось высказать все, как есть. Саске наблюдал за ним все с той же ехидной хитрецой в темных глазах, надеясь на бурную реакцию, но Наруто не собирался идти у гада на поводу. Умыв лицо в реке и возмущенно дотопав обратно, Узумаки забрал протектор и, прошипев «извращенец ты, даттебайо», пошел по направлению к тренировочной площадке. Он еще не знал, как феерически влип с этим множественным гендзюцу. Он еще не понимал, что Саске не просто извращенец — а любопытный извращенец и ставить эксперименты для него все равно, что дышать. *** В последующие дни Учиха ловил его всюду: в доме, около дома, на улице, в окрестностях Конохи, затем дождался с миссии и загендзючил прямо у ворот. За это время Саске делал с его телом все, что только можно было сделать, касался везде, где только можно и нельзя. Но только в иллюзиях. Наруто так достали эти эксперименты, что на восьмой день он додумался спрятаться у Сая. И оттуда был безжалостно притащен домой практически за шкирку, где снова подвергся гендзюцу. Через десять минут его вытолкнуло из теплой дымки удовольствия, голова закружилась и колени подогнулись — опять проиграл. Узумаки, выносливый, сильный, способный вытерпеть любую боль, был готов умолять прекратить это — слишком слабым он себя чувствовал, снова упав в колодец сотен прикосновений. Его изводили, медленно и верно, проверяя, сколько еще хватит терпения и сил. Саске не был жестоким, нет, просто иногда он действовал с учетом своих интересов. И только. Уверенные руки поддерживали Наруто около дверей, а потом подхватили и донесли до постели. Голова все еще кружилась, но Наруто не хотелось даже возмущаться, он улегся и долго молчал, чувствуя себя обессиленным и полностью покорным чужой воле. — Восемь дней? — шепот Саске тронул красное ухо, а пальцы — полосатую щеку. — Итак, спустя восемь дней самый сильный Джинчуурики всех времен лежит рядом со мной бессильным бревном. Прости, но я победил. — Дай мне день передышки и я надеру тебе задницу, — не то просипел, не то простонал Наруто. И вдруг доверчиво пожаловался, прикрыв глаза рукой. — Мое тело горит… — Чего ты хочешь сейчас? — естественно, Саске все прекрасно понимал. Он сотворил самую долгую и самую изощренную прелюдию на свете, так что Наруто, даже если бы не испытывал к нему никаких чувств, хотел бы только одного — кончить. А потом лечь спать. — Знаешь, Саске, — приподнявшись на локтях, прищурился Узумаки. — Ты переплюнул мое секси-но-дзюцу. Знал бы я раньше, что ты настолько… — Извращенный? — попробовал подсказать Учиха, положив голову на коротко вздымающуюся грудь и прислушиваясь к резкому сердцебиению. — И что бы ты сделал? — Уж точно не рискнул бы наводить тебя на мысль о множественном гендзюцу. — Ну что ж. Об этом думать уже поздно, не так ли? Чего ты хочешь? — Саске приподнялся и замер практически у самых его губ. Наруто кольнуло сомнением, что это снова иллюзия, но единственная здравая мысль быстро растворилась в остром, болезненном возбуждении. Он запустил руку в непослушные темные пряди, пропустил их сквозь пальцы и, хорошенько дернув назад, одним рывком придавил Учиху к постели. Взгромоздился сверху, не помня себя от злости и остроты ощущений. Посмотрел пронизывающе, этими своими голубыми безднами, способными показать все эмоции сразу: капли отчаяния, усталости, раздражения, веселья. Саске повел ладонями по бокам Наруто, пытаясь помочь раздеться, но Наруто не позволил и сам снял свою одежду, красиво выгибаясь дугой в его руках. Он впервые вел себя так — как будто не думал вообще ни о чем, ничего не боялся, не стеснялся, не помнил, не знал. Он обратился чистой энергией, тихим безумием и воспаленной чувственностью на грани похоти. Именно таким Наруто снился Учихе, когда они были далеко друг от друга. Именно такой Наруто зачаровывал его до дрожи, заставляя сердце мощно биться в груди. Им хотелось обладать, ему хотелось отдаваться, с ним хотелось умереть и ожить тоже хотелось с ним. Саске не знал, что этой почти детской дразнилкой с иллюзиями сможет добиться такого результата. Предполагал, конечно, что Наруто разозлится и полезет драться или будет дуться, обходя его за три километра. Но что ему сорвет все блоки, все ограничения, всё, что только могло сорвать… Узумаки встал, вытянулся, играя своими крепкими и разгоряченными мышцами, как будто перед долгой тренировкой. И снял с себя все, даже не глядя на застывшее лицо Саске. Учиха хотел бы сейчас услышать смех или смущенное «даттебайо», но чувствовал, что не дождется и не получит, даже если попросит. Снова сев сверху, Наруто коротко и точно разрезал невесть откуда взятым сюрикеном штаны Саске. Прижался своим каменным, горячим членом к его животу и сдавленно застонал, прикрыв глаза, спрятавшись за веерами светлых длинных ресниц, как за стеной. Сначала Учиха хотел быть целиком вовлеченным в процесс. Но наблюдать оказалось интереснее. Он даже не стал бы сопротивляться, если бы Наруто подмял его под себя и трахнул без всякой подготовки. Только все оказалось еще хуже. Наруто раскрылся полностью. Показал все свои чувства, свою сильнейшую тягу, обнажил душу и тайные желания. Господи, если бы это случилось раньше, тогда, когда Саске лишь оглядывался на него, исчезая в густой тьме своей ненависти! Если бы только Наруто хватило смелости и злости быть таким тогда, Учиха приполз бы обратно. Забыл бы о силе, о боли, о страхе, о ненависти, об Итачи. Обо всем. Открыв глаза, Узумаки опять обжег его светлым ядом своей души. Странное это было сочетание — сияние бесконечной любви и преданности в объятиях отчаянной решимости. — Подожди, — не своим голосом попросил Саске. — Подожди, Наруто, ты же… Поздно. Он уже успел что-то сделать, чтобы себя подготовить. Либо смазал слюной, либо воспользовался смазкой, Саске не мог бы сказать точно, что ничего не упустил. Он почувствовал только как жесткие, тугие до боли мышцы обволакивают его член. Как шелковый жар охватывает чувствительную плоть и как напрягаются ноги Узумаки от этого быстрого движения. Напряженный до кончиков пальцев ног, как сжатая пружина, Наруто на мгновение замер, скомкав в пальцах светлую футболку Учихи. Дыхание участилось и стало таким тяжелым, надрывным, что Саске рискнул сесть и осторожно подхватить блондина под ягодицы. В груди защемило, будто этот жест был интимнее всего, что он делал раньше. Намного, намного интимнее. — Я понял, — сглотнув, лихорадочно зашептал Саске. — Ты прав, ты победил. Прости за это. — Больно… — Наруто уткнулся куда-то в его шею. — Как это привычно, что из-за тебя мне опять больно, придурок. Учиха не мог не согласиться, только хмыкнул, вбирая носом родной запах. И не придумал ничего лучше, чем обхватить ладонью член Узумаки, медленно двинуть вниз, затем вверх, до самой головки. Бегло огладить и снова… Пожалуй, стоны Наруто он мог слушать вечно. Его крикливый, хриплый голос был на удивление мягким на низких тонах, и звук казался идеальным. Совершенным. Чакра в теле с каждым новым циклом обдавала теплой волной удовольствия. У Саске начало ныть в висках от напряжения. Когда он собрался с духом и одним движением заставил Узумаки приподняться, они одновременно повернули головы друг к другу. — Что ты сделал со мной, Учиха? Это же все ты, тебайо. Я бы не стал. — А зря, что не стал бы, — ехидно усмехнулся Саске. И как-то смущенно, игриво, почти беззвучно добавил это идиотское «тебайо», которое теперь любил больше всего на свете. Больше они не разговаривали, постепенно приноравливаясь, раскрываясь друг другу, налаживая удобный темп. То короткий и злой, то, наоборот, медленный, затяжной, до боли. Это был плотный, удушающий танец полной принадлежности и обладания. Впервые настолько честный. От поцелуев — долгих, глубоких и яростных, болели губы. От возбуждения все таяло и плавилось, вместе с жалкими остатками мыслей. Наруто впервые полностью управлял процессом, и это было что-то совершенно необыкновенное, новое для них обоих. Может быть, Саске хотелось получить неоспоримое доказательство того, что Узумаки весь, со всеми своими глупостями и тайнами безраздельно принадлежит ему одному. Было глупо сомневаться, после всего, что с ними случилось, но он не был бы Учихой, если бы безоговорочно верил всему, что видит, слышит и чувствует. Иллюзии иногда бывают чересчур реальными. Они могут довести до крайности и вывернуть человека наизнанку. В иллюзиях он мог добиться любых ответов, выведать любые сведения у кого угодно. У всех, кроме себя самого. Но любовь Наруто была реальной. Осязаемой на кончиках пальцев, ласковой, теплой, нежной и бережной. Узумаки снова всё ему простит. И множественное секс-гендзюцу, и эксперименты, и боль. Саске нашел для себя реальность, за которую мог держаться. Которая никогда, ни при каких условиях и обстоятельствах не изменится. Не предаст. Не померкнет. С этого момента — и навсегда. Навечно…