Лемегетон

Я пронесу тебя над бездной, Ее бездонностью дразня. Твой будет ужас бесполезный - Лишь вдохновеньем для меня. - Александр Блок «Демон»

Я находил неописуемую красоту в безумстве глаз великого царя Соломона, когда тот бросал в реку старый, разрисованный замысловатыми символами кувшин. В тот момент не существовало понятия иерархии: растрёпанный мужчина стоял на берегу босой и напуганный, а за его спиной сиял Вавилон - огромное царство, принадлежащее ему; в тяжёлом старом кувшине на дно озера падали короли, герцоги, принцы и простые легионеры Ада. Бог всегда особенно изощрённо наказывал гордецов. Тяжёлый медный кувшин тонул медленно и Соломон не прекращал дрожать всем телом, пока тёмные очертания его не скрылись под водами великого озера. Царь упал на колени и заплакал - но слёзы эти не выражали ни счастья, ни горечи. Это были слёзы животного ужаса, сковавшего мудрейшего из смертных перед лицами тех, кого он заточил в кувшин и бросил в воду. Я видел в его широко раскрытых не мигающих глазах раскаяние и покорность - он боялся и робел перед последствиями своих действий. Глядя на зеркальную поверхность озера, царь начал молиться Всевышнему. Он молил о прощении, молил о спасении души и о смерти. И Господь смиловался над ним - он умер. В ту ночь Израильское царство навеки простилось с великим царем. И вместе с ним погибла тайна старого медного кувшина, утонувшего в озере под Вавилоном. Но не признающая никаких границ человеческая жадность возвысилась над спасительным замыслом Соломона. Много лет спустя вавилонцы нашли этот сосуд и считая, что в нём золото, разбили его. Так человек освободил 72 великих демонов Ада и подвластные им многотысячные легионы адских духов, разбив великую печать царя. Мир был спасён лишь потому, что каждый великий демон имел собственную сигилу, в которой был заключён и он, и его подданные. Древние вавилонские семейства поклялись хранить сигилы, не позволяя содержавшемуся в них злу пробраться в мир живых. Но из 72-х печатей лишь 41 удалось сохранить - остальные 31 были утрачены. Некоторые из них спрятаны в разных уголках планеты и слуги ада покорно ожидают человека, который их освободит. Некоторые, обманув своих хозяев, уже много веков бродят по земле, а по пятам за ними бродят страх и разрушение. Проходили годы, столетия, эпохи. Древние вавилонские семьи покинули родную землю, Соломон был забыт, Вавилон пал, история, от которой зависела судьба человечества, превратилась в легенду, которую отец передавал сыну, а позже и вовсе была забыта. Великие роды угасали, а их имущество, среди которого находилась содержащая великое зло сигила, распродавалось. Великая миссия постепенно теряла своих деятелей и мир так же постепенно тонул в собственной крови. До конца девятнадцатого века совсем немногие заботливо сохранили свою историю. Я много лет наблюдал за семьей, которая с начала восьмого века нашей эры обосновалась в Японии и взяла себе имя Учиха. Древний вавилонских род, из которого происходила женщина, принёсшая в клан свою историю и запечатанное великое зло, давно угас. И именно эта семья поклялась закончить начатое и вечно хранить ужасную тайну. В 1892 году Фугаку Учиха, узнав об местонахождении одной из сигил, перевёз свою семью в Новый мир. Америка в то время была синонимом новизны, открытий и свободы. Я любил эту страну не смотря на то, что её жители, обретая свободу, предавались пороку. Их не нужно было принуждать - они грешили, не уступая самым ужасным демонам. И любили свой порок. А ещё я любил семью Учих. Они так сильно отличались от каждого, кто когда-либо держал в своих руках древнюю печать. Люди давились гордыней, считая себя частью чего-то великого, но только не они. Учихи веками берегли свою ношу, изучали древние гримуары, делились знаниями с потомками и хоть и были потомственными гордецами, но гордость их никак не связывалась с сигилой. Они чтили свой род, свою историю и были достойными потомками своих предков. Фугаку с двумя сыновьями - тридцатилетним Итачи и двадцатитрёхлетним Саске предстал перед обществом Нового Орлеана в мае 1892 года. Вся местная знать пребывала в приятном оживлении из-за известия о переезде этой древней и очень состоятельной семьи в их город. А поскольку каждый из Учих был холост (Фугаку овдовел много лет назад), они сразу же стали самыми желанными гостями в самых знатных домах. Это было самое интересное поколение Учих. Фугаку свято верил в древние семейные придания, чем вызывал у младшего сына регулярное закатывание глаз, пока старший с почтением к интересам отца неодобрительно относился к не скрывающему своё презрение Саске. Они были подчёркнуто разными людьми, хотя внешне мало чем отличались. Все высокие, черноглазые, темноволосые и прекрасно сложены. Фугаку всегда коротко стригся, много часов проводил взаперти вдали от лучей солнца, от чего выглядел слегка болезненно, но не менее привлекательно. Он не слыл добряком, но и никто не мог назвать его неприятным - мужчина, как и его старший сын, умело сочетал в себе чувство собственного достоинства, спокойствие и доброту. Итачи носил длинные волосы, собирая их в низкий хвост. Он был выше всех в семье и выглядел бы здоровым, если бы не вечные синяки под глазами от недосыпа - он много учился, готовясь стать адвокатом. Из всей этой компании сильнее всех выделялся Саске. Он был подчёркнуто красив и так же подчёркнуто горд. Люди любовались им, но чувствовали себя ничтожно в его компании. Он умел и любил красиво вуалировать своё презрение и преподносить его каждому, кто осмеливался нарушить душевный покой парня. Саске отдалился от отца и брата после смерти матери ещё будучи ребёнком и с тех пор его общество по молчаливому согласию было признано невыносимым. Он больше всех протестовал против переезда в Америку, высказав отцу многоминутную тираду-монолог о глупости его увлечения эзотерикой и демонологией, назвал Фугаку старым фанатиком, а Итачи - тупым подпевалой. Но всё же переехал вместе с ними, оставив в Токио единственного переносящего его дурной нрав человека - Узумаки Наруто. Последний, к слову, неделей позже присоединился к лучшему другу, решив погостить в их огромном доме в Новом Орлеане несколько месяцев. - Хочу себе жену-американку! - авторитетно заявил высокий голубоглазый блондин, стоя у окна. Он глазел на гуляющих по улице девушек в модных летних платьях. Саске лежал на полу, рассматривая потолок, отделанный в стиле эпохи Возрождения. - Ну что за бред этот потолок, - вздохнул брюнет и сморщил нос в знак отвращения, - Это как на грязную и немытую шею нацепить жемчуга. - Ты когда-нибудь перестанешь ворчать? - засмеялся Наруто. - Когда у моего отца появится вкус. - Я знал, что эта комната будет твоей любимой, - произнёс только что вошедший Итачи. Он был обнажён по пояс, а в левой руке держал смятую белую рубашку. - Наруто, рад видеть. Узумаки Итачи очень нравился, хоть и дружил он с Саске, поэтому эта встреча принесла ему большое удовольствие. Они обнялись и опустили ещё несколько шуток по поводу недовольного лежащего на полу эстета и восхитились красотой потолка. - А где Фугаку? - спросил блондин. - Уехал к одному коллекционеру, - ответил Учиха-старший и тихо усмехнулся осознанию того, что Саске за его спиной уже наверняка корчит какую-то гримасу. Наруто заметил и гримасу, и мимику Итачи, от чего громко захохотал, чувствуя прилив любви к обоим братьям. Они не отходили друг от друга до самого вечера, ожидая возвращения опаздывавшего к ужину Фугаку. Бродили по новому дому, оценивая помещения и их отделку. Саске систематически ворчал из-за того, что очень ненавидел синтез модерна и каких-нибудь других течений. Итачи и Наруто добродушно отшучивались, уже давно привыкнув к подобному ходу беседы. - Это мой кабинет, - сказал Итачи, проводив парней в просторное помещение, которое было обставлено с большим вкусом. - Здесь ворчать не на что. На эти слова рассмеялся даже Саске и принялся бродить по кабинету, пока Итачи рассказывал Наруто историю происхождения какого-то там раритетного пистолета в стеклянной коробке. Весь стол был завален еще не разобранными бумагами и Саске невольно остановился перед ним, рассматривая некоторые книги и рукописи. Его взгляд привлекла к себе небольшая стопка рисунков, очевидно авторства старшего брата. На них простым карандашом изображались очень жуткие картины: сразу на нескольких - уродливый кот с человеческим телом, играющий на трубе и танцующие рядом с ним крысы; на некоторых - этот же кот, но верхом на очевидно мёртвой лошади, вокруг которой была целая армия крыс, играющая на разных духовых инструментах. Рисунков было много, на каждом изображалось это уродливое существо в окружении грызунов и других животных. Но лишь на одном из листов Саске разглядел человека - красивую девушку, с огромными глазами, пухлыми губами, маленьким носом и широким лбом. Её длинные ровные волосы прикрывали обнажённую грудь, а под ногами незнакомки толпились всё те же крысы с музыкальными инструментами. Она была красива настолько, насколько красивой должна быть женщина, чтобы привлечь внимание требовательного парня. Саске не мог оторваться от больших глаз, твёрдо смотрящих на него из-под широких бровей. Она вызывала в нём странное чувство желания встречи, да и примитивного животного желания обладать ею. - Кто ты... - Саске сам не осознавал того, что говорил это вслух, - Где тебя найти... Кто ты... - Эй, ты что там нашёл? Наруто среагировал на помешательство друга и подошёл к нему, взяв у него из рук лист бумаги. Итачи остался на своём месте и сделался очень бледным. - Ого, Итачи, это ты рисуешь такие пошлости? - блондин громко и добродушно рассмеялся, на что художник ответил лишь неловкой натянутой улыбкой. Саске продолжал смотреть теперь уже на пустую руку и очнулся, лишь когда друг снова его окликнул. - Ой, а это что за уродство, - Наруто взял в руки остальные работы и демонстративно поморщился, - Фу, это просто кошмар! Лучше рисуй голых красоток! Он, будто бы не замечая атмосферы помешательства и угнетения в комнате, громко засмеялся и продолжил бродить по просторному помещению, расспрашивая совершенно рассеянного Учиху о его вещах. Саске всё это время не сводил подозрительного взгляда со старшего брата. А за окном тем временем погода, как это обычно бывает в мае, разительно изменилась: заметно потемнело, сорвался сильный ветер, начала блистать молния и город потихоньку готовился к сильной грозе. Через несколько минут парни покинули комнату и отправились в просторную столовую с кучей больших окон, где за накрытым столом уже сидел Фугаку. Вид у него был не то болезненный, не то испуганный - он смотрел в одну точку, постоянно что-то шептал себе под нос и казался очень-очень бледным. - Фугаку! - Наруто с беспечным видом подлетел к хозяину дома, - Очень рад видеть, что ж вы опаздываете! Но мужчина не ответил, он даже не перевёл взгляд на говорившего и продолжал что-то шептать. Его сыновья, одинаково нахмурившись, подошли к столу и остановились за спиной Наруто. - Отец, - позвал Итачи, но и на его зов никто не откликнулся. Парни мрачно переглянулись и Саске поймал себя на мысли о том, что здесь наверняка замешано семейное помешательство на оккультизме и прочей чепухе. Он вечно свято верил в то, что это - ненужные глупости, на чей алтарь отец положил жизнь. А рисунки брата послужили доказательством того, что и Итачи сошёл на эту фанатичную дорогу, чем очень разочаровал и даже разозлил младшего брата. - Отец! - зарычал Саске и мужчина наконец ожил. Он, будто бы испугавшись, подпрыгнул на стуле и испуганно посмотрел на сына. - Арс... - Фугаку отчаянно пытался что-то сказать, но что-то будто сдавливало его горло, он глотал воздух открытым ртом, словно рыба, его широко раскрытые глаза начали краснеть и слезиться. - Отец! - вскрикнул Итачи, упав на колени перед ним. Наруто поднял шум в доме, слышался многочисленный топот ног прислуги, кто-то уже был послан за доктором. А Фугаку продолжал задыхаться, будто от душившей его невидимой руки. - Арс.. - он протянул руку, в которой крепко сжал главную ценность собственной жизни - ту самую древнюю реликвию, небольшой почерневший медальон, напоминающий круглую шкатулку, весь в мелких надписях и выцарапанных символах. Саске стоял в двух шагах от отца и пытающегося ему помочь Итачи и чувствовал, что не может двигаться. Он лишь смотрел в его испуганные глаза и понимал, что отец обращается именно к нему. - Арс... - он протянул медальон, а в глазах его была мольба о том, чтобы Саске принял эту вещь, - Арс... Арс Алмадель. Произнеся эти слова, он внезапно перестал дышать и с грохотом упал на землю. Саске не замечал суеты вокруг себя, он не чувствовал ни горя, ни страха, лишь смотрел на сжатую в руке покойника побрякушку и всё ещё не мог пошевелиться. Следующим, что помнил Учиха-младший, был диван в гостиной, на котором он лежал, пока мрачные Итачи и Наруто смотрели на него, сидя на диване напротив. Очнувшись, он быстро принял сидячее положение и вопросительно уставился на молчаливых парней. - Отец... - прошептал Саске, наконец-то вспомнив главное событие дня. Итачи лишь коротко кивнул, а Наруто принял свой самый соболезнующий в мире вид. В последний раз он видел его таким на похоронах своей матери. Разумеется, Учиха-младший сильно любил отца и чувствовал не менее сильную боль от осознания утраты. Но с молниеносной скоростью возникающие в голове вопросы сразу же отвлекли его сознание от скорби - произошедшее было слишком ужасно и слишком странно. Но больше всего он не мог понять собственное состояние - его невозможность двигаться, минутное помешательство и провал в памяти. А теперь эти странные взгляды со стороны дивана напротив. - Что со мной было? - спросил он. Минутное молчание прервала яркая вспышка молнии и сильный гром, из-за которого начали дрожать окна. Наруто как-то странно поморщился и съёжился, а Итачи выглядел серьёзнее обычного. И оба они смотрели не в глаза Саске, а на его грудь. Парень опустил взгляд и обнаружил на себе ту самую реликвию - старый медальон. По телу сразу же пробежала мелкая дрожь и вспотели ладони, а к горлу подступал приступ тошноты - ему хотелось сорвать с себя эту бесовскую подвеску и убежать от неё подальше. Но она почему-то ощущалась им как его собственная часть и убегать от неё - всё равно что убегать от своей ноги. - Как это... - Ты нацепил её и проткнул мне руку вилкой, когда я пытался её забрать, - в доказательство своих слов Наруто поднял левую руку, демонстрируя перебинтованную ладонь. - Я не... - ошарашенно бормотал брюнет, - Я не мог... Господи, прости меня... Что за бред... - Сними это, - твёрдо произнёс мрачный Итачи. Перепуганный Саске сразу же повиновался воли брата и отбросил подвеску подальше от себя - на столик. - А ещё ты что-то шипел то ли на иврите, то ли на греческом, то ли на латыни - продолжил Узумаки, - Я не эксперт, но это не нормально... Саске, дрожа всем телом, вопросительно смотрел на старшего брата, надеясь на опровержение слов своего лучшего друга, большого любителя тупых шуток. Но Итачи был мрачен и очень серьёзен, он не сводил взгляда с брюнета и, очевидно, о чём-то усиленно размышлял. - Я знаю... - осторожно начал Итачи, но замялся, - Я знаю, что ты человек других убеждений. Но я пригласил к нам священника. Отца привезут из морга где-то утром, организуем похороны завтра же... А пока что нам не помешает присутствие в доме духовного лица. С этими словами он поднялся и вышел из комнаты. Наруто и Саске молча смотрели друг другу в глаза и потихоньку переваривали новую информацию. Учиха вечно клялся и божился, что никогда не заговорит со служителем церкви, но в этот момент он готов был самостоятельно броситься в объятья Христа, лишь бы произошедшее никогда не повторялось. Он всегда относился к оккультизму с подчёркнутым презрением, посмеивался над отцовским помешательством и немым уважением Итачи. Но, оказавшись в этом странном положении, теперь ощущал себя беспомощным перед высшими силами куском мяса. Мозг даже не пытался найти рациональное объяснение произошедшего - на уровне ощущений и эмоций Учиха поверил в сверхъестественность ситуации. - А что-то вменяемое я говорил во... Во время этого... - спросил парень. Наруто продолжал недоверчиво смотреть на лучшего друга и, порывшись в неприятных и чертовски пугающих воспоминаниях, ответил: - Что-то про то, что кто-то там что-то там тебе обещал... - он замолчал и, заметив недовольное лицо Саске, продолжил, - "Ты обещал. Ты поклялся" - ты это много раз повторил.