Когда тьма ложится на округу

      Йоне опротивели эти смазливые лица придворных. Они вызывали лишь накатывающую приступами тошноту. Как бывает от большого количества съеденого сладкого. И нет той едкой, веселой горечи, что могла бы разбавить эту тягучую карамельную, но суровую жизнь дворца.       Вновь открывая глаза, Императрица надеялась проснуться не в роскошных покоях, а в старой, заштопанной Юном палатке. Вновь вдыхать морозный воздух утра и чувствовать тепло Хака рядом.       В теплых покоях дворца ей было невыносимо холодно.       От Сона не было никаких вестей. Йона не видела его с тех самых пор, как ворота замка с протяжным скрипом — словно ныло ее рассыпающееся сердце — закрылись следом за ним.       Она писала ему, если выпадала возможность, но не получала ответа. Ни малейшей весточки. Ни малейшей колкости. Ни единого слова.       И даже драконы не могли развеять ее тяжелой тоски.       Впервые Йона не желала отмечать свой День Рождения. Холодный дворец тяготил ее, словно жаждал ее сломать как можно скорее. Но она не ломалась. Это ее сломать не могло.       С раннего утра Императрица кинулась к бумагам с поздравлениями, желая отыскать среди них письмо с знакомым — до боли внутри — почерком. Она перепроверила все на тысячу, миллион раз, но его не было. Не было письма. Ни единого слова. Ни точки…       Джи-Ха застал Императрицу — так и не одевшуюся, в тонкой ночной рубахе, растрепанную и плачущую — около стола с бумагами. Она, сложив руки на деревянную столешницу, уронила на нее свою голову и сидела, сглатывая колючие всхлипы.        Зеленый Дракон лишь тихо выдохнул — он понимал причину слез Ее Величества. Именно сейчас ему больше всего хотелось найти эту самую причину и силком притащить во дворец, а потом выбить весь дух. Чтобы неповадно было.       Но бывший пират только грустно смотрел на плачущую Принцессу, не зная, что ему делать.       На торжестве Йона была похожа на мраморную статую. На поздравления она отвечала одинаковой улыбкой и тихими словами благодарности — так надо было. Иначе нельзя. Она не должна сейчас жалеть себя — ей это непозволительно.       Мундок — все тот же добродушный старик обнял Императрицу, скрывая свои влажные глаза. Из маленькой рыжеволосой девчонки она выросла в сильную Императрицу. И старейшина прекрасно понимал, что такой красавице не хватало лишь одного — надежной опоры. А она у нее была.        Мундок тихо вздохнул — была, но не сейчас.       Йона с надеждой посмотрела на старика, ища в его искаженном морщинами лице хоть какой-нибудь ответ. Надежда крепла внутри, боясь рухнуть. Мундок кивнул.        Императрица глянула за спину старейшины: Тае-Ву, Хэн Де, Аямэ стояли за ним, но не он.        В зале было слишком шумно, толпа обступала Ее Величество со всех сторон, не позволяя оглядеться вокруг. Она знала, что он где-то рядом. Она чувствовала это. Как же ей хотелось кричать, чтобы он ее услышал! Как ей хотелось слышать его! Как же ей хочется выпроводить всю эту толпу из залы, чтобы только он остался!       Праздник — разве это вообще можно было так назвать без Хака? — удушающей волной накрыл Императрицу, не желая выпускать ее из своих цепких праздных лап на волю. Он не желал, чтобы она встретилась с ним.       Весь вечер она искала в людях его черты. Бежала вперед, подгоняемая своими чувствами, едва стоило увидеть кого-то похожего. Похожего, но не его. Сон, будто фантом преследовал ее весь вечер, будто незаметно следил за ней. И душа подсказывала, нашептывая едва тихо, что так оно и было.       Праздный круговорот не желал отпускать ее ни на минуту. Не желал, чтобы она сбежала. А Йона билась как птица в клетке в кольце рук и чужих объятий, но продолжала искать его.       К концу торжества она, отчаянно, с улыбкой боли на лице, провожала гостей, оставаясь у дверей. Ей нужен был Хак, но среди ушедших гостей его не было.       Будто и не было никогда.       Йона, прислонившись к стене и закрыв глаза, скатилась по ней, оседая вниз. Словно к полу ее тянул тяжелый душевный груз.       На место надежды внутри пришла пустота.        Она плакала и не сдерживала всхлипы, позволяя слезам свободно падать вниз. Не важно, что ее могут услышать. Ей нужно прореветься.        — Не стоит в такой день Ее Величеству плакать, — раздается с другой стороны залы. Йона тихо ахает, поднимая глаза.       И кажется, будто внутри все собралось в единый комок и взорвалось, осколками впиваясь во внутренности. Неверие, противным холодом просачивается по сосудам, рвя их изнутри. В ушах звон перемешивается со стуком сердца. Принцесса нервно глотает воздух, будто кислород перекрыли.       Его имя слетает с губ само. Бежит к нему, достигает и распадается на клочки воспоминаний. Она помнит почти каждый момент, когда звала его по имени с такой нежностью и животной боязнью.        Он делает неуверенные шаги навстречу ей. Словно боится. Боится разрушить этот прекрасный момент. Боится оступиться и упасть.        — С Днем Рождения, Ваше Величество! — он встает перед ней на одно колено и преклоняет голову.       Его голос звучит надломленно, но нежно. Почти как раньше, но едва уловимо Йона ощущает, что в нем есть что-то еще. И имя этому тягостному чувству было одно — вина.        — Хак… — тихий всхлип вырывается из ее груди, и с этим всхлипом уходит все плохое, что произошло с ней. Все тягостное время ожидания медленно отступает в тень, когда родные и теплые руки смыкаются кольцом.        Она поднимает глаза на него и застывает, не зная, что ей хочется сделать.       У него изменился взгляд. Он стал более грустным, пробирающим насквозь — словно порывы ветра, но проблеск былых, долго хранимых внутри чувств и легкая насмешка были все те же.       В темноте зала матово блестнул фиалковый кулон, занимая свое место на груди Императрицы. Цепочка приятным теплом окутала шею, а комок в горле будто исчез.        — Хак… — благодарно выдыхает Йона, сжимая в кулачке подарок.       Он смотрит куда-то в сторону, но не на нее.       Хак поворачивается резко, желая что-то сказать, а натыкается лишь на ее теплые губы и удивленный от неожиданности взгляд. Миг словно замер — у Принцессы в ушах отдается стук сердца, а Хак не дышит. Не может дышать.       Руки едва его слушаются, когда обхватывают ее шею и затылок, притягивая к себе. Он целует воровато, отчаянно, готовясь тут же оторваться и вымаливать прощения, но Йона не очень-то и сопротивляется…       Сон чувствует себя настоящим идиотом, когда они оба озираются по сторонам, добираясь до покоев Принцессы.       И чувствует себя безумным счастливчиком, когда прижимает Йону к себе для очередного жадного поцелуя.       Охрана вдруг куда-то делась — словно по волшебству. Но сегодня в ней не особо нуждались, ведь драконы знали, что, когда тьма ляжет на округу, Громовой Зверь будет охранять покой своей Императрицы.        Его имя, слетающее с ее губ дурманит, действует хуже надаи, а в голове всплывает образ Принцессы, что подобно огню, танцевала тогда на сцене. Губы Хака лишь сильнее впиваются в ее, а сама Принцесса едва не падает — ноги подкашиваются.        Йона переступает порог своей спальни, а Хак остается позади — он сделал свое привычное дело, теперь он будет охранять ее покой. Как раньше. Так он думал, пока не поймал ее взгляд…       Она смотрела на него иначе, нежели в начале их встречи. Этот взгляд был зовущим, нежным и…       Жадным…        — Хак… останься, пожалуйста, со мной… — тихо просит она.       И его дыхание быстро сбивается, когда его губы вновь находят ее.       Она — настоящая жадина, ведь даже тогда, когда воздух в легких подходит к концу, не желает отстраняться. Потому что боится — вдруг все это: его поцелуи, прикосновения и обьятия — лишь иллюзия?        — Не будьте такой жадиной, Принцесса, иначе ваш верный слуга проживет недолго… с вашим-то… аппетитом, — с усмешкой отмечает Сон, и теперь она верит — это правда.       Дверь за Громовым Зверем тихо, с едва слышным скрипом, закрывается…       …Сейчас Хак думал… а, нет, он просто физически не мог думать. Думать сейчас совсем не хотелось, потому что Йона лежала перед ним, все еще смущенно кутаясь в покрывало, заставляя своего защитника тихо ухмыляться и влюбляться в нее вновь.       Ее глаза все еще лихорадочно блестели, а щеки залились румянцем так сильно, что даже в темноте, разбавленной легким лунным светом, можно было различить. Волосы, слипшиеся от пота, длинными прядями падали на обнаженные плечи. Она была сейчас еще более прекрасной.        Потянувшись и сладко зевнув, Йона глянула на лежащего рядом ее Хака, а губы сами собой растянулись в глупой, но самой счастливой улыбке.        Она лежала не далеко, но не слишком близко, потому Сон наслаждался тем, что можно ее разглядеть всю…       Принцесса снова сладко зевает, и пододвигается ближе к Хаку, который развел руки, приглашая к себе.       Поудобнее устроившись на его плече, Йона счастливо выдохнула, прикрывая глаза и тут же засыпая.       Хак еще долго не мог уснуть, пытаясь поверить в то, что это не сон…       А сам думал, что вроде бы его должность личного телохранителя еще никто не занял…