Auribus Teneo Lupum

      Выбраться из спальни мне удаётся далеко не сразу. Бен не хочет выпускать меня даже из гнезда, однако кое-как у меня получается убедить мою вконец поехавшую на голову пару, что мочиться в ведро негигиенично. Расширенными зрачками он смотрит, как я ковыляю на дрожащих ногах, чувствуя себя той самой племенной кобылой, хотя он и обещал, что этого не будет. Он провожает меня до ванной, нависая позади подобно чёрной туче.       — Я люблю тебя, — выкрикивает он через дверь, пока я писаю.       Я обхватываю голову руками. Даже не знаю, что и думать о наших последних нескольких соитиях. Он стал даже более напорист, чем раньше, да ещё и супрессанты мои выбросил. Я, конечно, могу пойти и купить ещё, но… Вправе ли я злиться? Сознаёт ли он, что делает, или он полностью во власти гона?       Дверь начинает громыхать. Я бросаю на неё взгляд и вижу, как Бен подсовывает снизу пальцы, поскуливая, словно брошенный в одиночестве щенок. Я неотрывно смотрю на эти пальцы, на то, как он возит ими по кафелю, и сглатываю ком в горле.       — Вернись, — зовёт он слабым голосом. — Я скучаю.       Меня так и подмывает отпустить какой-нибудь язвительный комментарий и прогнать его. Но на глаза просто наворачиваются слёзы, и я запускаю пальцы в волосы. Я не хочу выходить отсюда. Я так устала! Я боюсь того, что может случиться, если откажу, а он продолжит в том же духе. Я не смогу с этим примириться, не смогу с этим жить.       Я мою руки и включаю душ. Всё то время, пока я смываю с себя пот и сперму, Бен скулит под дверью. Пока сушу голову, он скребётся, а стоит мне прикоснуться к дверной ручке, он дёргает за неё с той стороны. Я не тороплюсь выходить.       — Бен, — произношу я. Я не говорила с тех пор, как закрылась в ванной.       — Да? Что? — Дверь стонет, когда он налегает на неё всем своим весом. — Тебе помочь? Ты в порядке?       — Мне не хочется… заниматься сейчас сексом.       Он замолкает, и я тоже. Затаив дыхание, я жду его реакции. Я обнажена сейчас и в прямом смысле, и в переносном.       Бен не отвечает, но я слышу, как он встаёт и уходит. Я без понятия, что делать дальше, поэтому открываю дверь и выглядываю в коридор. Бен идёт не в спальню, а на кухню. Я хочу одеться, но боюсь, что, если пойду в спальню, он расценит это как приглашение к сексу. Тогда я мчусь на кухню.       Склонившись над раковиной, он пьёт воду прямо из крана, его тёмные глаза затуманены и не фокусируются. Взгляд блуждает по мне, когда я подхожу ближе, словно испуганный кролик, которым и являюсь. Я в ловушке в квартире с иррационально возбуждённым мужиком вдвое крупнее меня, и это лишает присутствия духа.       Когда он выпрямляется, мышцы на его бледном, порозовевшем животе напрягаются. Бен не отирает рот. Он поворачивается к холодильнику, и я замечаю несметное множество красных царапин и кровавых лунок от моих ногтей на его широкой, рельефной спине. Пока я пялюсь на них, он достаёт что-то из холодильника и ставит это на кухонный остров.       — Еда, — произносит он глухо.       Это фирменные таперверовские контейнеры с незатейливо приготовленной курицей, с ассорти из овощей, фруктов. Я приближаюсь на цыпочках, чтобы изучить предложенное, и тогда Бен возвращается к холодильнику и достаёт ещё еды. Не бог весть что, конечно, но мне дико хочется жрать. Я подцепляю мизинцем контейнер с курицей и утаскиваю его на другой конец острова, всё ещё пытаясь быть от своей пары на некотором расстоянии.       Пока я ковыряюсь в своей курице, Бен мигом приканчивает с десяток сваренных вкрутую яиц. Но на этом он не останавливается; он съедает ещё пару морковок, две куриные грудки, брокколи, и я понимаю, что всё это он, видимо, приготовил заранее. Неужто он чувствовал приближение гона и решил заранее быть во всеоружии?       Я почти всё съедаю и выпиваю дофига воды. Бен глушит воду даже больше моего, плюс «Геторейд», и меня просто поражает абсолютное безумие всего этого. Мы можем буквально затрахать друг друга до смерти. Бен накончает столько, что заработает обезвоживание и помрёт. Красивая смерть, ничего не скажешь.       Разделавшись с едой, он хватает меня за руку и тащит в ванную. Я тоже втянута под струи душа, на время пока Бен моется, и стоит мне выглянуть за шторку, как он грозно рычит. Его тёмные глаза впалые, уставшие.       Бен вытирается и выталкивает меня из ванной. Воспользовавшись возможностью, я нахожу визитку Фазмы и черкаю ей сообщение о встрече. Какой от этого вред? Ещё я пишу Джесс и Роуз, чтобы узнать, как там дела с новоиспечённой парой Фамильяров, и усаживаю свою задницу на пол гостиной. Блять, новый диван так никто и не купил.       Внезапно меня толкают вперёд. Я успеваю подставить ладони и не рухнуть, но Бен хватает меня за затылок и пришпиливает голову к полу, другой рукой подтягивая вверх мои бёдра. Пока устраивается у меня между ляжками, он не произносит ни слова. Сил сопротивляться нет, ковёр обжигает кожу на щеке, и я зажмуриваюсь. Не могу я этого произнести. Если он не остановится…       — ПРЕКРАТИ! — взвизгиваю я, озвучивая-таки свой протест.       И Бен прекращает.       Сердце колотится, когда он переворачивает меня на спину и разглядывает голодными тёмными глазами. Он и правда похож на дикого зверя: широченные плечи подрагивают, лоб покрывают чёрные, слипшиеся во влажные пряди волосы, а член пульсирует буквально в считанных сантиметрах от моего влагалища. Трясясь, я с трудом сглатываю.       альфа-самец, благоговейно шепчет голосок. Ему уже реально пора спуститься с небес на землю.       Бен глядит пронзительно и неотрывно, как акула.       — Прекратить? Почему?       — А разве нужна причина? Я не твоя собственность.       — …Но я хочу тебя трахнуть. — Для наглядности он обхватывает ладонью эрегированный член.       — Ну, а я вот не хочу.       Он стискивает зубы и отстраняется, садясь на корточки. Я поднимаюсь и присаживаюсь перед ним. Бен рассеянно поглаживает член, глядя на то, как я на него пялюсь.       Его шея напрягается.       — Больно. Мне нужно трахаться. — На долю секунды его глаза закатываются, и он стонет. На головке выступает предэякулят. — …Не могу просто забить на это.       Меня накрывает воспоминаниями о мучительной боли в животе во время течки. Я-то на неё забивала. Как бы. Приходилось много мастурбировать, чтобы держать боль в узде, и даже тогда я отчаянно нуждалась в своей паре.       У меня на глазах обычные поначалу прикосновения превращаются в дрочку. Он с рычанием ускоряется, и мы оба смотрим на член, как будто он сделает сейчас что-нибудь эдакое. Бен кладёт свободную руку мне на ляжку и, стоя на коленях, выгибается, пока бешено наяривает по стволу. На его продолговатом лице появляется выражение злости, будто его бесит, что у него вообще есть хуй. Он, как и я, раб собственных гениталий, и нам обоим это ненавистно.       Бен толкает меня на спину и выгибается над моим распластанным телом. Он кряхтит и стонет, а узел начинает постепенно наливаться кровью. Пару раз он резко вдыхает, а затем кончает, матерясь и заляпывая меня сгустками спермы. Другой рукой он быстро обхватывает узел. Я пытаюсь увернуться от такого обилия семени, но оно попадает мне на грудь и живот. Бен не издаёт ни единого звука наслаждения, как во время секса, — он продолжает ругаться и шипеть сквозь зубы.       После он обессиленно падает возле меня, по-прежнему сжимая и массируя узел. Он выдыхает и прикрывает рукой глаза, а из его стояка тем временем продолжает сочиться сперма.       Я невольно продолжаю пялиться.       — Это… нормально?       — Бывает иногда, когда дрочу во время гона. — Бен морщится и исторгает очередную порцию кончи. — Болит просто пиздец как.       — …А может, хватит его трогать?       Он стонет и выплёвывает «блять!», затем до побелевших костяшек сдавливает узел. Черты его лица искажаются, и видно, что ему на самом деле невыносимо больно. Облегчение во мне уступает место чувству вины.       — Тогда узел снова надуется! — рявкает он. — Думаешь, нахрена я всё время ищу омежью пизду? Мне, сука, приходится делать её работу и… — он стонет, приподнимая бёдра, и член содрогается и вновь начинает исторгать сперму, — …в-выжимать его. Я ещё поэтому так взбесился, когда понял, что теперь буду с тобой.       А-а. Ну, я бы тоже, наверное, была в бешенстве. С минуту я размышляю, постукивая большими пальцами друг о друга.       — И сколько это длится? — спрашиваю я.       — Узел сдуется минут через десять. Моя рука не очень-то похожа на киску. И я до ночи буду дурной и злой. — Он чуть приподнимает руку и глядит на меня. — А что?       Я поворачиваюсь набок и тянусь к узлу. Бен шлёпает меня по руке.       Я нахмуриваюсь.       — Дурак, я помочь пытаюсь.       — Не нужна мне дрочка из жалости! — резко отвечает он. — И ты сказала, что не хочешь, так что… — Он охает, сжимая узел. — Не надо.       Вот я этого и не делаю. Мы лежим там в относительном молчании; он время от времени покряхтывает, когда из него вытекает сперма. Узел опадает, и Бен кладёт влажную руку на живот и засыпает. Я беру салфетку и привожу его в порядок, насколько это в моих силах. Эрекция никуда не девается. Наверняка ему очень больно.       Пока он спит, я пялюсь в потолок. Получилось! Я отказала, и он остановился. У меня словно гора с плеч, ведь теперь я знаю, что могу контролировать всё, что со мной происходит. Но, если отвергну его, Бену придётся идти облегчать свой гон в другом месте, или же я буду вынуждена наблюдать, как он корчится в муках, пока тот не закончится. Дело не в том, что я не хочу заниматься сексом, мне просто… нужно знать, что я вольна поступать на своё усмотрение.       Но на самом деле нет. Мне невыносима мысль, что Бен будет трахать другую, а смотреть, как он чуть ли не плачет от боли, я тоже не смогу. Я не смогу уйти, когда у него начнётся гон, — тогда он впадёт в истерию, вызываемую разлукой. Слёзы жгут уголки глаз. У меня реально нет выбора, и Бен здесь ни при чём. Он остановился. По крайней мере за это я могу мысленно ухватиться.       Он пробуждается, стоит мне свернуться калачиком на полу с ним рядом. Из его груди слышен какой-то сонный рокот, и Бен лениво на меня перекатывается. Я не противлюсь, поэтому и нет нужды кусать мою метку единения. Когда он, ни слова не говоря, пристраивается, я чувствую его полусонное отчаяние и ноющую боль, что всё ещё пульсирует в члене. Бен глубоко вздыхает, входя до упора, и поводит носом у меня за ухом.       — Так гораздо лучше, — бормочет он. Его толчки неспешны, будто он ещё не совсем проснулся. — Извини, Рей.       Я вцепляюсь в его лопатки, не дыша.       — Не извиняйся.       Ему не за что просить прощения. Теперь я понимаю: для него это как дыхание, сон или сердцебиение. Ты не можешь этим управлять, даже если порой хочешь заставить себя уснуть или успокоить колотящееся сердце. Размах больше, но это почему-то и более личное. Мы Фамильяры, две половинки единого целого, частички одного живого существа, разделённого на два тела, а это — всего лишь очередная биологическая функция.       Бен держит спокойный, ровный темп. Он целует меня в скулу, обходя стороной метку единения, и шепчет мне на ушко приятности. Я смеюсь и покрываю поцелуями изгиб его подбородка, обвив ногами его икры, чтобы он проникал глубже. В затылке жужжит теперь другое удовольствие, сравнимое с теплом и покоем.       — Как же хорошо, — вздыхает Бен мне в волосы. — Ты такая сладкая. Там, внутри. — Я чуть ли не слышу, как закатываются его глаза. — Очень глубоко внутри.       — Ты тоже, — произношу я невнятно.       У него получается продержаться от силы ещё пару минут. Я ощущаю пульсацию члена и кончаю, прикусив нижнюю губу. Бен втрахивает меня в пол, потея и терзая ковёр, остро переживая оргазм. Он старается двигаться медленно и размашисто, но у него не получается. Я закрываю глаза и наслаждаюсь тем, как он изливается во мне, как набухает узел, тем, как он хрипло выдыхает: «о боже, о боже».       Потом мы лежим, сцепленные, как и всякий раз, когда занимаемся сексом. Бен вздрагивает от отголосков оргазма и тяжело дышит мне в ухо, едва удерживая свой вес на одной руке. Я провожу пальцами по его влажным волосам и счастливо вздыхаю. Он смеётся.       — Чего ржёшь? — спрашиваю я резче, чем планировала.       — Ты урчишь. Никогда не слышал в твоём исполнении. — Его бёдра дёргаются, и он стонет. — Господи, как же от этого охуенно!       — Урчу? — эхом откликаюсь я.       Ему удаётся только кивнуть, прежде чем он снова кончает. Я хмурюсь, понимая, что Бен прав, а он тем временем перекатывается на спину и располагает меня сверху. Это оттягивает узел, и бедолага скулит и впрыскивает в меня ещё больше спермы. Я расслаблена, но он нет.       Я утыкаюсь носом Бену под подбородок и задираю руку, чтобы вновь потрогать его волосы. Незаметно для себя я начинаю урчать и на этот раз не сомневаюсь, что это оно. Моя пара целых пять минут обходится без мини-оргазма, и, лёжа на его груди, я проваливаюсь в дрёму. Он целует меня в висок.       — Люблю тебя, — произносит он, зевая.       Почти заснув, я бормочу в ответ:       — И я тебя.