Никогда не знаешь заранее, чем закончится страшная история

От мягкой изуродованной плоти ощутимо разило гнилью — гнусно-сладко, едко. Из-за этой тяжелой вони перед глазами тошнотворно плыло — приходилось постоянно встряхивать головой, чтобы привести себя в чувство хоть ненадолго. Впрочем, чем дальше, тем меньше это помогало. Этих раздутых тварей, подогретых солнцем и будто ошпаренных разъедающей ткань и кожу дрянью, становилось больше на каждом шагу. Кондитерская, пекарня, лавка самой хреновой гадалки в Эдо — все это сейчас больше походило на декорации к какому-то низкобюджетному артхаусу. Хиджиката ничего не имел против артхауса, но только не когда такая откровенная чертовщина происходила в его аниме. В его смену. Этого попросту не могло быть на самом деле. — Как, блядь, это возможно?! — заорал Хиджиката, не выдержав. Он только что отсек голову выбежавшему из переулка ребенку, который явно намеревался вгрызться в его ногу своими почерневшими зубами. И картина того, как полетела детская головка с проплешинами и спутанными грязными волосами, кажется, уже превышала лимит его готовности воспринимать подобный абсурд. Воспринимать какой-то, мать его, зомбиапокалипсис. — Хиджиката-кун, — услышал он за спиной знакомые ленивые интонации. — Ты совсем перегрелся, да? Машешь мечом, не задумываясь о тех, кто рядом. Хиджиката сжал челюсти так, что зубы заскрипели, и развернулся резко к этому кудрявому ублюдку — кто это еще мог быть, разумеется, — намереваясь объяснить, почему он, черт подери, «машет мечом». Нет, он честно хотел объяснить. Но увидев это меланхоличное выражение на лице, увидев позади Сакаты стремительно рушащийся и гибнущий от неизвестной заразы город, Хиджиката попросту врезал ему по лицу. Саката отшатнулся, хватаясь за разбитый нос, посмотрел ошеломленно и рухнул. — Дяденька, помоги, — просящим голосом промямлили справа. Хиджиката повернулся в тот же миг и пожалел: лучше бы рубанул мечом вслепую. Перед ним стоял мальчишка. Он почти ничем не отличался от нормального человека — разве что на голых щиколотках трухляво свисала мертвая кожа, да подранная рубаха не могла уже скрыть глубокие царапины на груди. Его словно полоснул когтями огромный зверь — не всерьез, а так, забавы ради. Мальчишка смотрел на Хиджикату живыми глазами — пронзительно-светлыми и очень грустными. Как будто он уже понял, что происходило вокруг. Что происходило с ним. — Дяденька, помоги, — жалобно повторил он и едва не расплакался. — Дяденька, помоги! Дяденька, помоги!.. Хиджиката уже отвел глаза, когда мальчик бессильно упал на колени и заревел, не прекращая попыток донести что-то сквозь всхлипы. Вот только твердил он все одно и то же, как будто другого попросту уже не мог сказать. От этого предположения у Хиджикаты похолодели пальцы. — Дяденька, помоги, — судорожно прохрипел мальчишка, вытянул руку вперед, желая ухватиться за край форменного пиджака. И Хиджиката взмахнул мечом. Хиджиката обычно сперва думал, а затем действовал. Но в этот раз вышло иначе, и потому Сакату он тащил на себе до ближайшего здания, где можно было укрыться. Чертыхаясь сквозь зубы, он думал о том, что на самом-то деле вероятность остаться без сознания от такого удара крайне мала. Тем не менее, Саката признаков жизни не подавал. Хиджикате даже показалось, что эта сволочь специально притворяется. Если так, то в следующий раз он уж точно постарается вмазать ему с такой силой, чтоб тот очнулся только на больничной койке. Еще и договорится, чтобы палата была самая дальняя от туалета. И чтобы медсестру приставили самую строгую и немилосердную. И чтобы никакого Джампа и сладкого. Перспектива столь заманчива, что Хиджиката был бы готов врезать и просто так. Для профилактики. Если они выживут, конечно. Укрытием для них стал дешевый с виду бар — тот редкий случай, когда подобное заведение умудрялось вырваться из топкого болота увеселительных кварталов, но на этот рывок уходили едва ли не все сбережения. Хотя какая сейчас разница, сколь успешна была хватка хозяина этой пыльной конуры. Куда важнее было найти телефон, потому что сотовый напрочь отказывался ловить сеть, а связаться со своими было делом первой необходимости. Сбросив Сакату на первый попавшийся диван, Хиджиката пошел за барную стойку. От каждого шага стеклянные бутылки дрожали на полках, а старый паркет неприятно поскрипывал. Те самые звуки, которые обычно заглушали пьяные сплетни и хреновая живая музыка. За нее Хиджиката сейчас готов был даже заплатить. Да еще и щедро объявить «все за мой счет!». Нет, он не был великим человеколюбом, да и не зарабатывал столько, сколько способны просадить неудачливые фрилансеры за один вечер в баре, но ему искренне хотелось увидеть вменяемого живого человека — хоть кого-то, кроме них двоих. — Эй, налей мне, старуха. Нелегкий выдался денек, — услышал Хиджиката и благословил майонез за то, что нашел в пыли одинокую пачку сигарет именно сейчас, когда из-за этого голоса изнутри снова обожгло желанием убивать. Убить, если точнее. — И запиши все на счет Хиджикаты Тоширо. Хиджиката выпрямился. В его зубах была сигарета, в глазах — ледяная решимость, а в руках — старый и замызганный стационарный телефон, несколько выбивающийся из образа хладнокровного маньяка. — Саката. Если ты не понял, то у нас проблемы. Большие, мать твою, проблемы. Зажигалка поддалась с третьего раза, и Хиджиката затянулся с видимым наслаждением. — Я вижу. Самое оно для какого-то хоррора, а? — усмехнулся тот и приподнялся на локтях, пробежал взглядом по окнам. Бар был расположен в каком-то полуподвальном помещении, так что увидеть в них можно было разве что ноги — кривые, шаркающие по сухой земле, оставляя за собой влажные красные следы. Следы — это в лучшем случае. Хиджиката успел заметить, как от этих тварей что-то безобразно отваливалось от слишком быстрого движения. — Так почему бы не выпить, если выдался момент? Хиджиката и согласился бы, но ситуация не располагала к тому, чтобы сейчас напиваться. Вернее, к этому она больше всего и располагала. Но только не в его смену. — Тебя что, не заботят твои дети? Ты знаешь, что с ними? — Знаю, — Саката посмотрел на него со спокойной уверенностью. — А тебе мешать не стану, звони. Налью пока чего покрепче. И поднялся с легкостью, будто не он тут только что лежал без чувств. Хиджиката снова подумал, что тот придуривался всю дорогу, фыркнул, и начал набирать по цифре выученный наизусть номер штаба Шинсенгуми. Саката тем временем порылся в ящиках — грохот стоял такой, что хотелось ему вломить повторно, — и нашел в результате вскрытую банку с коктейльными вишнями, которую триумфально продемонстрировал Хиджикате. А потом решил, очевидно, что они станут отличным украшением для стакана виски. — Ведешь себя как придурок, — одними губами прокомментировал это Хиджиката, напряженно вслушиваясь в длинные гудки. Саката пожал плечами и отправил в рот пару вишен. Разумеется, в штабе никто не ответил. Хиджиката почему-то ничего другого и не ожидал. — Да с ними все в порядке. Хотя здесь все зависит от тебя, глупый маленький сублиматор, так что я не ручаюсь, — проговорил Саката, пожевывая засахаренный черешок безо всякого выражения. Хиджиката посмотрел на него, как на конченного... просто конченного. — Тебе последние мозги отшибло? — все же спросил он, нервно потянувшись за следующей сигаретой. Вкусом они обладали просто омерзительным, будто с их и без того дрянным табаком смешали мышиный помет и пыль. Но так оно или нет, а курить больше было нечего. — И даже так их у меня побольше будет, чем у тебя, — беззлобно усмехнулся Саката и толкнул пальцем один из стаканов. Тот проехал по барной стойке ровно столько, чтобы оказаться у руки Хиджикаты. — Выпей. Может, подобреешь и эти твари превратятся в пони. Хиджиката едва не прокусил фильтр. — Ты что несешь?! Саката в ответ на это только вздохнул тяжко и уселся на высокий стул по ту сторону бара. Посмотрел с тоской, повертел в пальцах не первой свежести стакан и поднял, поднес к губам. — Это все в твоей голове. Элементарно же. Хиджиката находил многие вещи элементарными. Например, следование уставу Шинсенгуми. Или наказание за его нарушение. Дисциплина и сеппуку — все очень просто. — Странные у тебя фантазии, Хиджиката-кун, — протянул Саката, слизнув с уголка губ виски. — Ходячие мертвецы, хреновый виски, собственное тугодумие, — перечислил он и неутешительно вздохнул. — Серьезно, выпей. Или хочешь, прицеплю ярлычок и выдам тебе фартук? Будешь Хиджикатой в стране Зомби. Хиджиката вдруг понял, как же сильно его достало сообщать людям об их непроходимом идиотизме. И от этой мысли стало легче. Даже отношение к словам одного из главных идиотов неуловимо стало меняться. Потом он затянулся снова — и вкус сигарет был не таким отвратным. А в качестве контрольной проверки посмотрел на Сакату. Обычно один его отмороженный вид выводил Хиджикату из себя, а теперь — ничего. За вычетом некоторых деталей, вроде влажных от виски губ, наверняка сладких из-за вишен, Хиджиката ничего такого раздражающего в нем не заметил. Да и это у него не то чтобы раздражение вызывало... — Смотри-ка, проникаешься мыслью! — одобрительно заметил Саката, когда пригубил снова из стакана. Видимо алкоголь, как и сигареты, тоже улучшил свое качество. — Допустим, — начал Хиджиката хрипловато, дернул себя за форменный платок, распуская хоть немного тугой — правильный, по уставу — узел. — Допустим, это так. Тогда какого черта это мне сообщаешь ты? — В любом хорроре есть кто-то, кто раньше всех понимает, что происходит. Закон жанра. — Если это все в моей голове, тогда что ты здесь делаешь? — Сеансы психоанализа стоят недешево, Хиджиката-кун, — заулыбался Саката и приосанился, словно входя в роль. — Если вы ознакомились с прейскурантом, то можем начать работу. Хиджиката фыркнул и взялся за стакан. Рука дрогнула, но все же донесла его до губ, а не до головы Сакаты. — Значит, это просто сон? — с сомнением спросил Хиджиката, следя взглядом за неровной тенью, ползущей по грязному паркету и столам с перевернутыми на них стульями. Смотреть в окно ему уже не хотелось, да и не требовалось: и без того ясно, что происходило на улице. — Сон, — повторил Саката, словно пробовал на вкус само слово. — Может быть. А может, ты в коме. Или ты сейчас в брюхе какой-то огромной твари, наглотался желудочного сока и галлюцинируешь. Или... — Я понял, — перебил его Хиджиката, поморщившись. — Это сон. И мне нужно проснуться. Нужно, но почему-то не хотелось. — А, вперед, — Саката вяло кивнул и подцепил очередную вишню из банки, макнул в виски. А потом поднял глаза на Хиджикату и чуть подался вперед — с чертовой вишней, которую он уже держал зубами за черешок. Хиджиката посмотрел на него непонимающе. — Попробуй. Вкусно. — Подавись, — от души пожелал он и достал сигарету из пачки. Кажется, они и не собирались кончаться. Виски в бутылке за все время не убавилось тоже. Как и вишен. Хиджиката честно пытался проснуться, хотя понятия не имел, как это нужно делать во сне. Ориентироваться в новом, не имея никаких об этом представлений, у него всегда получалось с трудом. Зато Саката, видимо, разбирался во всем этом просто прекрасно. В накуренном помещении, подсвеченном рыжеватыми закатными лучами, он больше всего походил на какого-то Чеширского кота, приторно пахнущего засахаренными ягодами. Улыбался, все понимал и только ждал, чтобы к нему подошли с вопросами. Вот только спрашивать у него категорически не хотелось. Еще чего, к такому придурку за помощью обращаться. Да и какой из него кот — так, дохлая рыба. Просто Хиджиката испробовал еще не все возможные варианты. — Заснуть во сне — не самая лучшая идея, Хиджиката-кун. — Какого черта ты не заткнешься?! — Ну, если бы ты этого и вправду желал... Вещи, которые Хиджиката понимать не хотел, донести до него было непросто любыми намеками. Особенно, когда мысли растекались маслом по воде, не давая возможности сосредоточиться. Особенно, когда доносить уже ничего и не требовалось. Он бросил на Сакату беглый взгляд. Конечно же, ничего, кроме ярких губ, не заметил — ни выражения на лице, ни ответного лукавого взгляда. Хиджиката не отследил четко, когда он перестал удивляться тому, что замечает вовсе не то, что надо — кажется, где-то между четвертым и пятым стаканом. — Нет, правда, — заговорил тот опять. Он вообще в курсе значения слова «заткнись»?! — Подумай, чего желаешь. Осознание порой ошарашивает больше, чем вылитое на голову ведро ледяной воды. Могу дать подсказку, — интонации Сакаты сменились на заговорщические, он наклонился ближе, почти ложась на стойку, и увидев недовольный ответный взгляд, продолжил: — От того, что ты нафантазируешь себе полный бар майонеза, ничего не изменится. Подумай еще. И в тот самый момент раздался мощный удар в дверь. Хиджикта тотчас вскинулся и схватился за рукоять меча, поднялся со своего места, но из-за стойки не вышел — позиция была выгодной. Саката видно посчитал так же и потому ловко перемахнул через нее, встал совсем рядом — Хиджикату окатило сладким запахом вишни и — совсем немного — виски. — Отойди, придурок, мне нужно место, — прошипел Хиджиката, пихая его в бок. Дверь снова вздрогнула от удара, затрещав жалобно. — Сам придурок, мне нужно укрытие, — огрызнулся Саката, пихаясь в ответ. — С ума сошел?! Проваливай! Иди в сортире прячься! И Хиджиката толкнул его опять — куда ощутимей, чем в первый раз. — Сам проваливай в сортир! — Саката в долгу не остался: толкнул плечом так, что Хиджиката привалился к полкам. Бутылки осуждающе зазвенели, одна едва не свалилась кому-то на голову. Прежде, чем Хиджиката успел что-то сказать, ему зажали рот ладонью, ненароком припечатав затылком. — Ты всегда такой баран? — с легким удивлением поинтересовался Саката. Хиджиката дернулся негодующе, скосил взгляд на дверь, быстро, но предельно внимательно посмотрел по окнам. В них проползла одна тень, постояла задумчиво, и продолжила путь. Очевидно, это и было той тварью, что пыталась попасть внутрь. — Трезвенник, — насмешливо фыркнул Саката и вздохнул облегченно. Хиджиката промычал что-то, потом спохватился и вцепился в запястье, намереваясь убрать со рта ладонь. — Нет, подожди. Ты сейчас заорешь и этот дружище вернется. Мы-то, думаю, сейчас самое оно для таких... Эй! — Саката негодующе посмотрел Хиджикате в глаза. Если бы тот мог, то ухмыльнулся бы довольно. Но пока только вгрызался в чужую ладонь все сильнее, не пытаясь теперь уже одернуть от себя прочь руку, а напротив, держа крепко, чтоб не вырвался, ублюдок. Саката, не долго думая, сделал полшага — этого как раз хватало, чтобы вжать Хиджикату в стену всем своим телом — и укусил его в шею, выдохнул горячо, а потом лизнул место укуса кончиком языка. Хиджиката от удивления разомкнул челюсти. А затем понял, что наконец-то может разомкнуть глаза. *** Голова гудела так, что казалось, будто в ней организовали корабельный порт — и гребаные корабли постоянно гудели, объявляя об отплытии, о швартовке, о хорошем настроении капитана, да хоть просто так! Просто невыносимый гул. Хиджиката разлепил глаза и уставился в светлый потолок, еще не успев сообразить, что тот вовсе не принадлежал его комнате. Спустя пару минут, когда этот шум хоть немного приутих, Хиджиката тихо застонал, начиная припоминать события минувшего вечера. В сознание врывались яркие декорации какого-то бара, битком набитого счастливыми, изрядно выпившими людьми, наряженными как черт знает что; щедро льющийся крепкий алкоголь по пивным кружкам — «чтоб два раза не вставать», припомнил он чье-то находчивое предложение. Да чтоб у этого смекалистого ничего больше не вставало, мать его! Спустя еще минуту Хиджиката повернул голову и понял, что в кровати он не один. И само по себе событие было не таким уж ужасным, если бы с ним рядом оказалась привлекательная девушка. Но Хиджиката увидел отнюдь не девичью спину — одеяло сползло, когда он попытался отодвинуться подальше, чуть не съехав при этом с кровати, — а до зубовного скрежета знакомую белобрысую макушку. И тут накатила следующая волна воспоминаний: где-то в ночи было обронено предложение провести ночь ста страшных историй. Кажется, озвучил его все тот же умник — Хиджиката припомнил его полосатую панаму, поля которой скрывали глаза незнакомца. Припомнил, как это его раздражало. А после этого все померкло. Единственное, что напоследок издевательски подбросила оглушенная похмельем память — зажатый в зубах Сакаты черешок коктейльной вишни и его выразительный взгляд потемневших глаз. Как раз в этот момент рядом сонно завозились, простонали что-то недовольное — прохладный воздух неприятно забрался под одеяло — и повернулись к Хиджикате лицом. Саката продолжал безмятежно спать даже когда Хиджиката не слишком осторожно начал перелезать через распластанное тело — как его угораздило только лечь у стены? Вот только подозрения о том, что этот ублюдок придуривался, появились ровно тогда, когда Саката собственнически положил горячую ладонь на бедро Хиджикаты. — Кудрявая сволочь, — процедил он. — Что, прямо с утра? — Саката вдруг открыл глаза, уставившись каким-то нечитаемым взглядом. И заулыбался. — Я тебе сейчас врежу, — зачем-то предупредил Хиджиката хрипло и замахнулся. — Если так каждое утро начинаться будет, то спать будешь вместе с Садахару, — Саката аккуратно дотронулся до своих искусанных губ кончиком языка. Хиджиката ошалело лежал рядом, проматывая в голове неожиданно вспомнившийся сон и события, произошедшие только что. Отделить одно от другого было непросто — наверное поэтому он и припечатал Сакату отнюдь не кулаком. — Выглядишь так, будто тебе на голову ведро ледяной воды перевернули. Хиджиката невольно вздрогнул, а потом нахмурился, посмотрел на Сакату внимательно, и попросил: — Заткнись. Просто заткнись хоть теперь.