Syndrome

*** «Конец строки» переливается и пульсирует, плещет неоном по зеркальным поверхностями, швыряется звуками, отдаваясь вибрацией в солнечном сплетении. Клу лениво скользит взглядом по изгибающимся и мельтешащим фигурам, пока не останавливается на одной. Кристально-холодной и изящной, как бокал для коктейлей. Кастор на мгновение замирает под его взглядом. И тут же скалит зубы в широкой улыбке. Это не первая их встреча. Но кажется, только сейчас Клу видит его по-настоящему; и ему нравится увиденное. Кастор – словно главный элемент клуба, отражающий и концентрирующий всю его суть. Подвижный. Шумный. Невыносимый. Нарочито, до нелепости раскованный – и в то же время закрытый, хранящий в себе множество тайников. В нём всё слишком, всё намеренно гротескно. От него хочется бежать, как от назойливо громкой музыки – и в то же время он необъяснимо притягивает. И ещё. Он напуган. Клу как никто способен улавливать страх. Словно настройщик с абсолютным слухом, он научился выделять это ни с чем не сравнимое колебание среди хора цифровых частот. Кастор моментально оказывается перед ним; сияет, изгибаясь в подобострастном поклоне. - Какая нежданная радость! Не каждый день наше скромное заведение одаривают подобными визитами. О, разочарованы вы не будете! Примкнёте к обществу? Или может желаете… более уединённой обстановки? Клу не прерывает его болтовню. Он улыбается одним уголком губ, и струна, туго натянутая где-то внутри идеально выпрямленного хребта хозяина клуба, звенит и вибрирует. Пока что повелитель готов милостиво наблюдать спектакль. Да. Увиденное определённо нравится ему. Кастор явно не знает, как трактовать это молчание; он старается скрыть секундное замешательство, быстро облизывает губы и блестит льдистыми глазами, ловко отворяя едва заметную дверь рядом с барной стойкой. - Прошу, господа! Клу не спеша заходит; скромная свита из четырёх боевых программ следует за ним. Две сирены словно из ниоткуда грациозно появляются рядом, мерцают бездонными дымчатыми глазами, плавно сопровождают к необъятному чёрному дивану. Яркие неоновые вспышки сменяются зыбким лунным свечением, музыка звучит словно сквозь толщу воды. Клу принимает из тонких девичьих пальцев высокий бокал, и лишь сделав медленный глоток, бросает – - Пусть твои спутницы нас оставят. - Оу, что-то важное? Мне доверять можно. – Кастор всё ещё лучится дружелюбием, попутно бросая острые взгляды на программы, молча застывшие за спиной Клу. Приглушённую музыку неожиданно хищно прорезает лёгкий хлопок двери, закрывающейся за спиной сирен. - Да, я так думал. – Клу позволяет себе улыбнуться чуть шире и наконец смотрит прямо в глаза. – Пока ты не начал использовать данную тебе информацию в своих целях. Пока ты – он намеренно делает паузу, смакуя тяжёлые, вязкие слова, – не предал меня. - Я?.. Да с чего бы это… Кто вообще придумал такое? – Голос, полный праведного возмущения. Открытое, полное искреннего расположения лицо. И паника, плещущаяся на дне расширенных зрачков. «Ну как же можно тебе не поверить, Кастор?» - Мне одно любопытно. Сколько таких же предателей, как ты, смогло улизнуть? Клу надвигается, пока хозяин клуба медленно, будто бы неосознанно отступает назад. Клу не спешит. Он изучает мелко дрожащую руку в серебристой перчатке, сжимающую трость; красновато-рыжее свечение собственного костюма, бросающего еле заметный отсвет на фарфорово-бледную щёку. Делая её непостижимо, неуместно живой. И что-то незнакомое, удушливо-горячее вдруг поднимается из живота, бросается жаром в лицо, стирая сдержанную улыбку. Клу резко выхватывает трость, коротко замахивается – и бьёт по голове. На какое-то мгновение ему кажется, будто он слышит мелодичный стеклянный звон. Кастор падает как подкошенный, и тут же медленно начинает подниматься; сломанной куклой шатается, пытаясь обрести равновесие. Молчаливые программы выступают из-за спины повелителя, перекрывая путь к бегству. А Клу бьёт снова, на этот раз под рёбра. И ещё раз. Кастор молчит. Разрушенные пиксели темнеют над левым глазом, уродуют идеально белое лицо. Трясущиеся руки пытаются найти опору, скользя по сверкающему зеркальному полу. И он всё ещё молчит. Невыносимый болтун, способный заговорить зубы кому угодно. Изменник, ловко торгующий информацией прямо у него под носом. Клу хватает предателя за плечи, пытается снова поймать испуганный бегающий взгляд, но Кастор лишь загнанно дышит и прячет глаза. - Так вот значит как… И что же ты пытаешься доказать мне, Зюс? – Клу коротко, напряжённо смеётся. Плечи под ладонями жёсткие и угловатые, и внезапная мысль загорается ещё одним болезненным очагом. А так ли он хрупок, как кажется? Каков он на самом деле? Чёрная, гладкая туша дивана с шелестом проминается, когда хозяина клуба швыряют в её объятия. Клу не даёт ему опомниться – переворачивает на спину, склоняется, нависая. Одной рукой удерживает за горло, не позволяя отвернуться. А другой оттягивает край лунно-серебристого костюма возле самой шеи и медленно, неумолимо тащит вниз – разрывая, врезаясь пальцами туда, где под слоями цифровой одежды скрывается цифровая плоть. И тогда она возвращается. Бьющаяся, первозданная паника в распахнутых глазах. - Вы… что… Пожалуйста… Голос срывается на беззвучный шёпот, и Клу позволяет торжеству разлиться по всему телу, искрясь в искусственных нейронах. Синтетическая ткань мнётся и трещит под рукой, оставляя без защиты тонкие ключицы и ямочку между ними; часто, беспорядочно поднимающуюся грудную клетку, узкие бёдра… - Нет! Нет нет нет... – Кастор дёргается и извивается под ним с неожиданной силой, и Клу бьёт ещё и ещё – морщась, разбивая губы Зюса и собственный кулак, врезаясь в пружинящую плоть ниже грудины. Наконец он приподнимается, упираясь коленом в живот предателя. Смотрит сверху вниз. Тонкий звук бьющегося стекла снова чудится где-то на границе сознания. Или это звон в ушах? Кажется, что по мерцающей коже вот-вот поползут трещины; разбитые пиксели обнажают белые блестящие зубы. Кастор сдавленно скулит, но больше не пытается сопротивляться. И Клу медленно, изучающе проводит ладонями по груди; мягко надавливает подушечками пальцев там, где под кожей ощущаются сломанные рёбра. Зюс вздрагивает почти обессиленно, и Клу невольно думает – что есть боль для него? Программа мыслит. Всё, что мыслит – поневоле борется за существование; а всё, что жаждет жизни, боится и страдает, когда его начинают уничтожать. Клу видит с немыслимой чёткостью, как его руки проникают под тонкую оболочку плоти; как ощупывают повреждённые кости и ткани, как вторгаются глубже и глубже… И жар наползает снова. Клу давится вдохом, вдруг отпуская колено и одним движением заставляя Кастора лечь на живот. Ладони сами опускаются на опалово-бледные плечи и лопатки; скользят вниз к пояснице – а потом с силой разводят бёдра в стороны. Его пальцы почти дрожат, когда он наощупь находит застёжку своего костюма и позволяет жару устремиться в низ живота. Член пульсирует, требуя прикосновений, и Клу наваливается на тело под собой, прижимается к прохладной коже. И слышит хриплый, срывающийся шёпот – - Твои… Только пусть они уйдут. Пожалуйста… Трясущиеся руки в последней слабой попытке скребутся и отталкиваются от чёрной гладкой обшивки. И Клу сухо бесстрастно смеётся, зарываясь пальцами в серебристые волосы – и заставляя Кастора выгнуть шею. - Ты ведь хочешь жить? Скажи мне, Зюс – правда хочешь? - Да… - Тогда заткнись. Двое стражей, повинуясь быстрому кивку, приближаются с разных сторон – и мёртвой хваткой сжимают тонкие запястья, вытягивая руки и прижимая их к дивану. И Кастор кричит. Впервые за этот грёбаный вечер. Кричит, когда раскалённый член Клу резко вторгается в него; заполняет, разрывая тесноту его плоти – и сразу же начинает требовать большего, двигаясь грубо и настойчиво. Когда пальцы впиваются в его бёдра – ещё немного, и вцепятся в надкостницу, пробуя её на прочность. Когда Клу, подхваченный горячим потоком, начинает толкаться всё быстрее, и заключает его в кольцо рук, стискивая сломанные рёбра. И когда наконец сжимает челюсти на его плече; вгрызается и мучительно содрогается. И извергается в истерзанное тело. Почти уверенный, что чувствует солёный металлический вкус на языке. *** Музыка вновь начинает звучать откуда-то издалека, накатывая мягкими упругими волнами. Холодный голубоватый свет окутывает, лоснится на коже. Программы отпускают безвольные вытянутые руки и равнодушно отходят в сторону. Клу не спеша перекатывается в сторону. Встаёт. Приводит в порядок одежду. Белое существо на чёрном диване не шевелится. Клу делает шаг к выходу – но внезапно медлит. Склоняется и осторожно, почти бережно, трогает Кастора за плечо, разворачивая к себе. Не понимая, чего хочет больше – обхватить ладонями бледное лицо, или содрать его с черепа. Полузакрытые веки вздрагивают, приоткрываясь. - Ты хочешь жить. Я это вижу. А значит, ты не попытаешься сбежать или сделать ещё какую-нибудь глупость. Взгляд серебристых глаз – мутных, словно подмёрзшая лужа – безразлично блуждает по комнате. - А вот это я заберу. Пока. И в руках у Клу оказывается диск, тускло мерцающий белым светом. Он спешно проталкивается сквозь бьющиеся в ритмичных судорогах скопления тел. Прочь из клуба. Сейчас ему нужна только тишина. *** Клу снится сон. Тёплая жидкость наполняет рот, стекает по языку в глотку. Он стирает её с губ, пробует пальцами – липкая… Рука наугад тянется вперёд и проваливается во что-то влажное и податливое. В глубине нечто бьётся, ритмично толкается о ладонь. Он просыпается. Точнее, прерывает кратковременное забытьё, увлекающее мышление в область неосознанного. Пользователи. Цель и источник. Существа, чей образ он призван был взять за основу – и довести до совершенства. Хрупкие, уязвимые создания, гниющие заживо, хаотично и бессмысленно проживающие свои смехотворно короткие отрезки времени. И гибнущие, неизменно гибнущие в итоге. Чем они заслужили этот дар – тончайшую и такую многогранную сенсорную систему? Невероятный инструмент, заключённый в недолговечное и несовершенное тело. Клу рассеянно проводит пальцами по кромке прохладного белого диска. Он почти на самом пороге. Теперь, когда власть полностью в его руках, он сможет экспериментировать бесконечно, помещая в оболочку программы все свойства органического существа. И ни один сентиментальный моралист ему не помешает. И он кажется знает, с чего начнёт. *** Самообладания Кастору не занимать. Он лучезарно улыбается, заходя в просторный полутёмный кабинет. У него почти не дрожат руки. Он не бледнее обычного – насколько это можно оценить в тусклом красноватом освещении. Светильники цвета раскалённого металла отражаются в ледяных глазах, и Клу невольно думает – можно ли найти в Системе программу, настолько похожую и непохожую на человека. - Ты готов? - Всецело. – Кастор изящно изгибает невидимую бровь. Конечно же не готов. Цифровая оболочка, наскоро подлатанная и восстановленная корректировщиками, стынет и сжимается от страха. Воздух в кабинете вибрирует с ним в унисон. Клу обходит его сзади и легонько проводит по лопаткам, прежде чем вернуть диск на надлежащее место. Происходящее доставляет ему истинное удовольствие. - Теперь – вперёд. Кастор сжимает губы и шагает в наклонный полупрозрачный саркофаг, одиноко торчащий напротив рабочего стола. Широкие чёрные ремни с щелчком смыкаются на лбу, плечах, поясе и коленях. Крышка опускается, и ещё мгновение взгляд программы беспокойно мечется по тесной ловушке. А потом он закрывает глаза. Клу вводит комбинации цифр на пульте. Красновато-оранжевые индикаторы оживают. Раздаётся тонкое мелодичное жужжание – и тело Кастора сотрясает вибрация. Процесс перестройки цифровой структуры запускается. Клу отрешённо смотрит, как вибрация переходит в судороги. Кастор корчится, скованный ремнями, будто пытается проломить крышку, вырваться из стеклянно-металлического кокона. На миг его контуры за стеклом теряют чёткость, как бы подёргиваясь рябью. А потом всё затихает. Клу выключает аппаратуру, нетерпеливо открывает саркофаг. Первым расстёгивает ремень на лбу, и голова Кастора тут же безвольно падает на грудь. Внезапно тишина в кабинете кажется оглушительной, подавляющей, и Клу специально переступает с ноги на ногу, чтобы ощутить реальность происходящего. И когда он берёт Кастора за подбородок, чтобы взглянуть в его лицо, видит узкую красную полоску, медленно сползающую от носа к губам. *** Мысли проносятся раскалёнными стрелами – неправильные, больные мысли. И Клу почти рад, когда освещение кабинета, похожее на медленно тлеющие угли, сменяется на нейтральное мягкое сияние города, а после – на неоново-ледяную монохромность клуба. Клу один. Накинутый капюшон скрывает лицо, это неожиданно легко и приятно – не притягивать взгляды, оставаясь безликим фрагментом толпы. Жаль, от мыслей так же не спрячешься. Органика омерзительна. Клу передёргивает от воспоминания о липкой красной жидкости на пальцах, от мысли о том, как она пропитывает тело, склизкое и тёплое изнутри, пульсирует в сосудах, тая в себе болезни и разложение. Но если она омерзительна – почему наэлектризованное желание пронизывает его; искрится, концентрируясь в пальцах и на кончике языка, когда он думает о ней? Кастор узнаёт его. Он кажется вездесущим, скользя от одной компании к другой, смеясь и одаривая вниманием. И вдруг замирает перед молчаливым человеком в чёрно-оранжевом плаще. Болезненно сглатывает и кажется, теряется. А потом снова расцветает улыбкой, щурится многозначительно, протягивая непонятно откуда взявшийся бокал. Кастор улыбается ему так, словно готов предложить всего себя без остатка – неслыханная щедрость радушного хозяина – и едкое раздражение пропитывает Клу. Почему это так нелепо? Почему из всех окружающих именно это насквозь фальшивое существо вызывает в нём невыносимое желание ощутить жизнь во всех её проявлениях – и заставить его ощутить то же? Он хватает хозяина клуба выше локтя и грубо тащит за стойку, к уже знакомой малозаметной двери. Окружающие безучастно расступаются, подчёркнуто глядя с другую сторону. *** Теперь они одни в комнате. Полумрак и рассеянный лунный свет, сочащийся откуда-то сбоку. Лунно-бледная кожа Кастора там, где ворот костюма открывает шею. И едва заметное, но частое биение там. Будто маленькое скрытное существо толкается наружу, рвётся из-под покровов. Клу до дурноты жарко от этой мысли. - Чего ты хочешь? – Кастор переступает, заглядывает ему в лицо. Даже в своих серебристых ботинках на каблуках он значительно ниже Клу. Тот лишь хищно улыбается. И бьёт его раскрытой ладонью по лицу – хлёстко, наотмашь. Кастор едва удерживается на ногах, затравленно пятится к дивану. А Клу заворожённо смотрит, как на фарфорово-белой щеке медленно расползается багровое пятно. Нетерпение закипает, готовое устремиться через край. Та яркая жидкая грязь, пачкающая пальцы – какой она будет в этом холодном свете?.. Серебристая материя трещит под его руками, и Кастор суетливо борется с застёжками, пытаясь помочь освободится от одежды. - Подожди… Подожди, я сейчас… Слишком медленно. Клу шипит, разрывая ткань, отшвыривая мерцающие лоскуты и бьёт снова – на этот раз чувствуя кулаком гладкую кромку зубов. «Вот так. Ты видишь – нет правил, которым ты мог бы следовать. Есть только моя воля». Мгновение – и Кастор уже распростёрт на диване, придавленный тяжестью чужого тела. Клу силён, и именно сейчас он ощущает свою силу сполна; когда обнажённое бедро под ним дрожит и напрягается, расцветая бордовыми пятнами и полосами от впивающихся пальцев; когда изогнутая шея проминается, и из горла вырывается глухой сдавленный хрип… Кастор беспомощно ловит воздух открытым ртом, и Клу замирает. Потому что видит, видит наконец, как дёсны и разбитые губы открашиваются красным. И с непривычным трепетом, не зная, чего в нём больше – брезгливости или предвкушения – касается пальцами этих губ. Прерывистое дыхание лижет цифровые рецепторы, и Клу почти стонет, погружая пальцы дальше, в горячую и влажную полость. Клу исследует, толкается и продавливает, пока Кастор не закашливается, судорожно сглатывая – и тогда пальцы заменяет язык. Клу всем телом содрогается от отвращения, и при этом жаждет; жаждет пропитаться этой горячей склизкой заразой, почувствовать её, рассмотреть и вобрать внутрь себя. Он железной хваткой удерживает подбородок Кастора, вылизывая его рот, вгрызаясь в губы, втягивая солёно-металлическую на вкус жидкость. «Я прикоснусь к тебе изнутри…» Теперь ему нужно больше. Клу слепо шарит в одежде Кастора и наконец находит его диск. Заставляет себя оторваться от губ и осторожно, невесомо гладит белые волосы, словно пытаясь успокоить. Кастор цепенеет под этими прикосновениями, он будто хочет вжаться в чёрную обивку, и Клу вдумчиво, не спеша, обшаривает взглядом его лицо, отмечая всё новые детали. Широкий, выпуклый лоб. Нос, забавно торчащий вперёд. Чуть приподнятую верхнюю губу. Красные полупрозрачные разводы на подбородке. Рука сама сжимается, сгребая волосы в кулак, заставляя Кастора запрокинуть голову и выгнуть дугой грудь. Клу перехватывает диск поудобнее и с усилием проводит острой кромкой от ярёмной впадины и ниже, вдоль грудины. Кровь выступает не сразу. На мгновение Клу кажется, что не все свойства органических тканей получилось воссоздать... А потом Кастор надрывно мычит сквозь сжатые зубы и яростно, хаотично дёргается, пытаясь столкнуть его с себя. Клу хватает его запястья, прижимает к дивану, сдавливая до хруста. И смотрит, как на фарфоровой коже проступают крупные вишнёвые бусины; как собираются и скатываются по рёбрам глянцево блестящими дорожками. Клу ощущает, что тонет. Горячее марево окутывает его, лаская; он закатывает глаза и касается раскрытым ртом рассечённой груди, припадая губами, целуя и обводя языком края. И когда томление в паху становится невыносимым, глухо шуршит застёжками одежды, переворачивает Кастора лицом вниз и медленно входит в него. Органическое тело принимает его с трудом. Кастор захлёбывается криком, сжимаясь и пытаясь отползти, и Клу снова и снова, бесконечно долго рывками натягивает его на себя. Член пульсирует в болезненной тесноте, руки скользят и липнут, прижимаясь к горячей коже – слишком горячей, слишком живой. И Клу не выдерживает – кончает внезапно и сокрушительно, хрипя и впиваясь зубами в заломленную бледную руку. Реальность неохотно принимает его. Клу полудремлет, распростёршись, глядя в потолок, играющий чёрно-зеркальными гранями. Где-то среди них прячется и он сам, раздробленный и многократно отражённый. Кастор лежит рядом, подтянув колени к груди, крупно и часто вздрагивая. И эта странная конвульсивная дрожь заставляет Клу склониться, пальцами очерчивая его скулы. И тут же ощутить на ладонях влагу – невозможно прозрачную, стеклянисто-блестящую, переполняющую глаза и стекающую по искажённому болью лицу. И Клу кажется, будто это расколотый серебристо-голубоватый лёд выпускает на поверхность стылую воду. *** Калейдоскоп искусственной неоновой жизни крутится, бросая редкие отдалённые отблески в окно кабинета. Если не думать, можно и вовсе забыть о ней; представить, будто её не существует... Так же, как мира пользователей. Клу смотрит на свои руки – сильные, но не лишённые изящества. Сухожилия и мышцы гладко перекатываются под золотистой кожей, удивительно точно повторяя биомеханику живого организма. Он с ленивой отрешённостью думает о собственном теле. Кевин Флинн, создавший его своей цифровой копией, был привлекательным мужчиной. Его волевое лицо и насмешливо-пронзительные синие глаза скользят за Клу в зеркальных поверхностях, отражаются в заинтересованных взглядах сирен. Его широкие крепкие ладони с аккуратными ногтями уверенно и ладно держат оружие – и безупречный порядок в Системе. Превосходный механизм. Любит ли Кевин своё тело? Как он себя ощущает в нём?.. Мысли об органике – липкие, навязчивые, болезненно-затягивающие; в них нет ни покоя, ни логической ясности. И они неизменно приводят к мыслям о Касторе. Не было ли изначально роковой, совращающей ошибки в том, что Кастор был создан сумбурным и противоречивым; ненадёжным, будто узкая и скользкая лестница? Слишком похожим на живых людей. Воссозданый заново, перепрограммированный Кастор возникает в памяти объемно и ярко. Образы наслаиваются один на другой, обступают – и с ними душно и тесно в одной комнате, будто в разгорячённой толпе. Теперь Клу приходит к нему так часто, как может, и всё равно этого недостаточно. Каждый раз они встречаются в клубе, в том маленьком скрытом зале с абсидианово-гладким полом и прохладным лунным освещением. По правде говоря, Кастор фактически не выходит оттуда. Кастор изменился. И эти изменения совсем не обязательно видеть посторонним. Длинные бесцветные волосы беспорядочно падают на лицо – осунувшееся и настороженное. Беспокойно блуждающие серебристые глаза кажутся неестественно большими; временами они красны от выступающих капилляров и блестят лихорадочно – и Клу невольно задаётся вопросом, с чем это связано. Но главное – это отметины, остающиеся на теле Кастора после их встреч. Каждая из них уникальна. Красно-лиловые пятна, расцветающие под зубами или ладонями Клу; рваные царапины там, где аккуратные ногти срывались и чертили свои неровные линии; глубокий, багровеющий по краям разрез вдоль грудины, стянутый металлическими скобками, и множество других, более мелких, рассыпанных по спине, плечам, яркими мазками горящих на животе и бёдрах. Клу ничего не стоит перезагрузить настройки и вернуть новое тело в исходное состояние, но эти следы их близости слишком притягательны; слишком велик соблазн касаться их, исследовать, наблюдать за тем, как они преображаюся. Каждый из них – порождение той странной и болезненной структуры, что теперь управляет Кастором. Клу помнит, как через день после перезагрузки разглядывал кровоподтёки на шее и запястьях Кастора, зачарованный изменением их цвета. Помнит, как подобные появились на белых угловатых коленях. Тогда он пришёл позже обычного, обессиленный бесконечным беспокойным днём. Он долго и лениво гладил потрескавшиеся губы Кастора, распростёртого под ним на чёрном диване. А потом резко столкнул его на пол, себе под ноги. Захваченный, оплетённый внезапной мыслью. «На колени». И с затаённым удовольствием исследователя смотрел, как в запавших глазах вспыхивает смятение, как оно расползается вместе с расширяющимися зрачками. «Ближе». Он устроился на краю дивана, не спеша освобождаясь от одежды и широко разводя бёдра. Желание пришло не сразу. Оно затеплилось медленно, когда холодные дрожащие пальцы потянулись к его плоти; когда выбившаяся прядь, бурая от засохшей крови, дразняще коснулась внутренней стороны бедра… «Смелее, Кастор. Не делай вид, будто не умеешь…» И разбитые губы раскрылись, впуская и охватывая. Влажное тепло сжимало и обволакивало, язык скользил от головки к основанию… Кастор умел, безусловно. А Клу медленно тонул, покачиваясь в такт плавным движениям его головы, всё сильнее надавливая на растрёпанный затылок, и представлял, как такие же горячие языки пульсирующе вылизывают тело Кастора изнутри, упругими волнами проталкивают по сосудам грязную густо-багряную заразу, и ему необходимо, жизненно необходимо выпустить её из-под тонкой бледной кожи – или впустить в себя. Он потянул Кастора за волосы, заставляя отстраниться, и быстро, коротко ударил – за время их встреч он хорошо уяснил, как нужно бить. И когда кровь поползла из носа, пачкая губы, капая с подбородка на пол, снова ворвался в рот. И почти сразу кончил, глядя на свой вымазанный алым член, сотрясаясь от пронизывающих тело энергетических импульсов. Наверное, ему стоило остановиться на этом. Спокойно и неторопливо одеться, как обычно – и покинуть «Конец строки». Но желание узнать всё ещё кипело, куда более алчное и нетерпеливое, чем желание обладать. И Клу подхватил согнувшегося на полу Кастора, затаскивая обратно на диван. Уложил на спину; склонился, вглядываясь, оглаживая торчащие рёбра и часто вздрагивающий живот. И мягко накрыл его член ладонью. Он чувствовал, как тело Кастора напряглось, готовое к боли, как нечто затрепыхалось в его грудной клетке. Он провёл рукой – ласкающё-бережно, едва сжимая пальцы, снова и снова. И наконец Кастор всхлипнул, отворачиваясь. А живая плоть под ладонью обрела упругость, подчиняясь настойчивым движениям. «Открой глаза… Ну же, смотри на меня» – Клу будто со стороны слышал свой дрожащий, напряжённый голос. Он поймал горящий паникой взгляд распахнутых глаз и больше не отпускал его, ловя прерывистое горячее дыхание, двигая рукой всё быстрее. Пока наконец лицо Кастора не исказилось, отчаянно и болезненно, и он не прижал ладонь ко рту, сдерживая крик. Клу с тошнотворным, бурлящим ликованием смотрел на свои пальцы, блестящие от густой мутноватой жидкости. Что-то требовательно рвалось из него – и не могло преодолеть преграду цифрового тела. «Что ты чувствуешь? Расскажи мне, что ты почувствовал сейчас?..» Клу стиснул бледные плечи, яростно встряхивая… Кастор не ответил. Он сотрясался от беззвучных рыданий, скорчившись на боку, всё ещё зажимая рот ладонью. Да, ему стоило остановиться. В полумраке кабинета, едва освещённого рыжеватыми, тускло мерцающими панелями, Клу снова смотрит на свои руки. А потом – на поблёскивающий стеклянной крышкой саркофаг. *** Никто не замечает Клу, когда он заходит в «Конец строки». Когда привычно закрывая лицо капюшоном, скользит между программами, вспыхивающими в холодном неоновом пламени. Неужели правда никто не видит, не чувствует?.. Воздушные потоки холодят кожу, оседают в ноздрях запахом озона и плавящейся синтетики. Каждый шаг гулко отдаётся в голове, резонирует с тягуче-ритмичной музыкой. И в этом вечно подвижном, многослойном океане звуков внимание то и дело выхватывает новые элементы – звон стекла о барную стойку, трение искусственных волокон друг о друга, переплетение голосов… Дверь за спиной закрывается, отгораживая его от окружающего мира, погружая в зыбкий покой полутонов. Кастор поднимется ему навстречу. Отсутствующе смотрит – не то на него, не то в пустоту за его плечами. Он зябко кутается в белое просторное кимоно, переступает босыми ногами; с некоторых пор Клу решил, что оставлять его полностью одетым – бессмысленная трата времени. А Клу берёт его ладонь и прижимает к собственному запястью; туда, где горячая субстанция толкается, дремлющим зверем ворочается внутри сосудов. - О, – Кастор поднимает на него глаза; он будто хочет сказать что-то ещё, но молчит. И едва заметно придвигается ближе. Но Клу уже не важны слова. Он чувствует тёплое дыхание на своём подбородке и ледяное прикосновение осторожных пальцев к запястью; улавливает сырой металлический запах там, где подсохшая кровь склеивает бесцветные волосы. И ему необходимо больше. Он раздвигает белую ткань и медленно, нежно гладит продольную рану на груди, стянутую скобками, растирает между пальцев прозрачную красноватую жидкость. Кастор морщится и поводит плечами – и кимоно, тонко шурша, соскальзывает под ноги. Клу тянется к своему костюму, спешно раздеваясь, впервые за все их встречи – полностью. Одежда и диск падают на диван бесформенной грудой. Клу пятится назад, притягивая к себе Кастора, вжимаясь ладонями в бархатисто-гладкую поясницу, пока не тормозит ногами о мягкий пружинящий край. Он садится и заставляет Кастора опуститься себе на колени; и тот внезапно льнёт к нему, мелко подрагивая, обхватывает ногами и руками, будто оплетая. - Ты тёплый… – его шёпот теряется где-то у плеча Клу, и Клу лишь хрипло дышит в ответ. Он чувствует, как воздух устремляется через дыхательные пути и вырывается наружу; влажный и жаркий, напитанный той алчной заразой, что бушует внутри. Он чувствует, как его кожа становится скользкой, соприкасаясь с холодной кожей Кастора – и вместе они оплавляются, прорастают друг в друга. Клу тянется губами к расцвеченной кровоподтёками шее, вылизывает и втягивает податливые ткани. В паху ноет – невыносимо жарко и томительно, и он тянется рукой вниз, наощупь направляя член внутрь прильнувшего к нему тела. Кастор резко вдыхает, отпускает его на мгновение, словно пытается сквозь него дотянуться куда-то… А потом прижимается ещё крепче. Клу толкается – размашисто и несдержанно, яростное биение внутри словно подгоняет его. Внизу живота горит, он будто разом лишился кожи, и это было бы мучительно – если бы не было так прекрасно. Сладкая, упоительная дрожь очагами вспыхивает в теле, скребёт изнутри, требует ещё больше прикосновений. И он впивается губами в шершавые полуоткрытые губы, скользит языком, до хруста выгибая шею – только быть ближе, ближе… Холодное прикосновение к горлу отдаётся стылым ознобом. Клу замирает и видит с кристальной ясностью, как Кастор склоняется к нему, одной рукой обхватив затылок. А другой сжимает мерцающий рыжеватым пламенем диск. Одно резкое движение – и ничего не происходит. Клу кажется так в первые секунды. А потом шея вспыхивает, нейроны раскаляются, посылая судорожные сигналы… «Так вот ты какая – боль…» – проносится в лихорадочно горящем сознании. В глубине горла что-то клокочет, хлюпает, и наконец горячим пульсирующим потоком изливается на грудь, скапливается между слитых воедино тел. Темнота медленно наползает вместе со слабостью, и Клу успевает заметить, как нелепо, непроизвольно дёргается его висящая вдоль тела рука. И ещё – широкую, безмятежную улыбку на застывшем лице Кастора. Кастор смотрит не отрываясь, слегка наклонив голову набок. И впервые за всё время улыбается ему совершенно искренне.