Спичка

Уильям Дженсен Барнс. Сообщение, начинавшееся с имени, ожидаемо выбило почву из-под ног. Как будто время остановилось, а потом не продолжило свой бег, а пошло в обратном направлении. Отматывало годы один за другим, стирало множество воспоминаний и событий, ставших лекарством от несчастливой любви, и возвращало в прошлое, о котором Би-Джей старался не думать. Каждый раз отмахивался, как от назойливых мух. Уильям Дженсен Барнс. Его так сотню лет никто не называл. Для всех однокурсников и коллег он был и оставался Би-Джеем. Для отдельных личностей — Билли. От претенциозного и откровенно раздражавшего Уильяма не осталось и следа. А теперь... Теперь будто кипятком с ног до головы облило. Вернуло в детство, юность, прошедшие за сотни миль отсюда. Заставило вспомнить тянущее чувство где-то с левой стороны. Обещания, которым не суждено было стать реальность. Отношения, разрушившиеся как-то стремительно. Мечты, рассыпавшиеся в пыль. Уильям собирался запрыгнуть в поезд метро, но услышал писк телефона, оповещающего о новом послании, полез в карман, открыл сообщение и замер, увидев на экране подобное обращение. Провалился во временную дыру. И теперь не представлял, как из неё выбраться. Очнулся, когда поезд ушёл. Тяжело вздохнул, прижался затылком к стене, закрыл глаза. Назвать его так могли только двое. Либо миссис Барнс. Её менторский тон зазвучал в ушах моментально, заставив мученически поморщиться. Тётушка, пригревшая его после гибели родителей, неизменно ассоциировалась не с теплом, заботой и любовью, а с зубной болью. Той, что не даёт покоя ни днём, ни ночью. А только тянет силы и заставляет лезть на стенку. Либо Санни Колтрейн, новостей от которого Би-Джей не получал уже несколько лет. И не особо рассчитывал на то, что ситуация изменится. Би-Джей не верил, что Санни однажды вернётся в его жизнь. Но тот умел удивлять. Не просто вернулся. Вломился с грацией гиппопотама, влезшего в балетную пачку, и заявившегося в посудную лавку. Привлечь внимание сумел с лёгкостью. Одно сообщение, и трёх лет, проведённых в молчании, как ни бывало. Хотя, ещё недавно Би-Джей думал, что назад дороги нет. Что он, оправившись от бесконечного игнора и откровенного пренебрежения, сумел взять себя в руки, перестать размазывать сопли по роже и начать жизнь с чистого листа. Никогда ещё он так сильно не заблуждался. Быть может, только однажды. Давным-давно. Когда думал, что Колтрейн его любит. «Уильям Дженсен Барнс, ты просто обязан приехать и посетить мою прощальную вечеринку. Я скоро уезжаю. Возможно, навсегда». Вот так. Легко и просто. И ни сомнений. Ни рефлексии. Ни извинений. Би-Джей зачарованно смотрел на сообщение, не находя в себе сил для ответа. Пальцы не слушались. Неподвижные, будто одеревеневшие. Да и остроумие ему отказывало. Санни молчанием не удовлетворился. Второе сообщение не заставило себя ждать. О, да. Всё тот же, бестолковый, взбалмошный Санни Колтрейн. Беспардонный. С лёгкостью врывающийся в твою устоявшуюся жизнь и разрушающий её к такой-то матери, бабушке, любой другой родственнице. «Чувак, если откажешься, я на тебя обижусь. Так и знай!». «Знал бы ты, как я на тебя обижен», — подумал Би-Джей, пряча телефон в карман. Отвечать, конечно, не стал. Усмехнулся зло и прошептал: — Счастливого пути. * Если он думал, что так легко избавится от мыслей о Санни, то ошибся. Они продолжали соседствовать с ним до глубокой ночи. Друг детства в течение дня о себе больше не напоминал, не писал, не звонил, не отправлял сообщения в фейсбуке. Они там по-прежнему были друзьями. Поддерживали иллюзию. Точнее, Би-Джей поддерживал. Время от времени заходил на страницу приятеля, иногда писал ему личные сообщения. Отмечал, что Санни их просматривает. Но никогда не получал ответа. Его старательно игнорировали, и он не понимал, что сделал не так. В чём провинился. Что вообще происходит. Би-Джей напоминал себе об этих выкрутасах и несколько раз порывался удалить сообщения, но так и замирал с телефоном в руках. Кончики пальцев обжигало. Его тянуло ответить. И снова, как много лет назад, когда они ещё учились вместе, погрузиться с головой в это общение. В переписки, многочасовые разговоры по телефону, во время которых Колтрейн постоянно вправлял ему мозги и говорил, что глупо отказываться от мечты только потому, что она кажется слишком масштабной. В прогулки по родному городку, где одинаковые домишки были окружены одинаковыми заборчиками, а на одинаковых клумбах росли одинаковые цветы. Обычный городок, расположенный в жопе мира, а потому не представляющий интереса. О таком и рассказать нечего. Сколько Би-Джей себя помнил, он всегда любил спорт. Запойно смотрел все матчи и соревнования, попадавшиеся на глаза, коллекционировал карточки с бейсболистами, украшал стены комнаты постерами с их изображением и мечтал однажды взять интервью у кого-нибудь из своих кумиров. Кумиров немало, выбор большой, но особой надежды на исполнение заветного желания не было. Спустя годы, Би-Джей пришёл к выводу, что нравился ему не только спорт, но и спортсмены. Все его немногочисленные — всего-то трое — пассии имели отношение к этой сфере деятельности. Первым в цепочке стоял, что неудивительно, именно Колтрейн. Покрутившись в кровати ещё немного, Би-Джей запустил ладонь под подушку. Достал телефон. Открыл сообщения. Перечитал их не менее десятка раз. С повышенным вниманием. Сам себя смешил. Вчитывался в каждое слово, хотя и так успел наизусть выучить две коротких фразы. Ты всё ещё увлекаешься футболом? На предложение о вечеринке не отреагировал. Задал встречный вопрос. Сообщение с ответом, несмотря на то, что стояла глубокая ночь, ждать себя не заставило. Футбол — это страсть на всю жизнь, Уильям Дженсен. А он? Насколько хватило страсти к нему? Би-Джей. Что? Би-Джей. Меня теперь так называют. Красиво. Уильям представил интонацию, с которой друг детства мог произнести это слово. Засосало под ложечкой. С трудом сглотнув, он мысленно отвесил себе пощёчину. Если я всё-таки вырвусь к тебе на вечеринку, сыграем вместе? Конечно. Если ты приедешь, мы просто обязаны тряхнуть стариной и выбраться на наш пустырь. Да, обязательно. Безумие. БЕЗУМИЕ. Би-Джей прикусил щёку. От нейтральных замечаний поразительно сладко щемило сердце. Как будто Санни приглашал его не на прощальную вечеринку, после которой уедет куда-то — куда именно, он так и не сказал, — а предлагал вернуться в тот день, когда они решили поставить всё на паузу. Вернуть тот день, вернуть прежние отношения. Вернуть вообще всё, что между ними когда-то было. Три года дружбы и одно короткое лето перед поступлением в колледж. Если бы Би-Джея попросили рассказать о том, что связывало его с Санни, рассказ получился бы длинным и очень подробным, с сотнями деталей. Вплоть до того, что было надето на обоих в день первой встречи, и какими фразами они обменялись в школьном коридоре. Увидев Санни впервые, Би-Джей моментально поймал себя на мысли, что с этим человеком никогда не подружится. Они находились, что называется, в разных весовых категориях. Один — молчаливая бледная поганка, закутанная с ног до головы в поношенные шмотки, классический неудачник в очках и при брекетах, секущий в науках, но находившийся в напряжённых отношениях со спортом. Любовь к просмотру состязаний не в счёт. Она была невзаимной. Второй — вечно смешливый, собирающий вокруг себя толпы, играючи обходящий на поле противников и восхищающий своими талантами всех учеников старшей школы Палмер-Бич. Когда Колтрейн вошёл в класс, Би-Джей скривился презрительно и отвернулся. Чтобы не ослепнуть от сияния этого человека. Однако внешность и наряд успел заценить. Красная футболка. Потёртые джинсы. Надрезы на плотной ткани, сделанные лезвием. Лёгкий загар и до белизны выгоревшие на солнце волосы. А ещё рюкзак с кучей значков, среди которых Би-Джей моментально узнал символы своих любимых музыкальных групп. У него самого на столе лежал пенал с символикой музыкальных кумиров. Когда Колтрейн проходил мимо его стола, Би-Джей попытался схватить свой пенал и спрятать подальше от посторонних глаз, но в итоге продемонстрировал лишь собственную неуклюжесть и умение влипать в нелепые ситуации. Вместо того чтобы успешно провернуть задуманное, он сбил пенал на пол. А поднял... Поднял его, конечно же, Санни. — Отличный вкус, — произнёс, передавая вещицу в руки Уильяма и устраиваясь за соседним, пустующим столом. — Слушал последний релиз?.. Би-Джей слушал. Гонял по кругу на репите, несколько дней подряд. Но вместо того, чтобы честно признаться, плотно поджал губы и отвернулся. Санни усмехнулся и выложил на стол точно такой же пенал. Это была судьба, не иначе. Как Би-Джей и предсказывал, Колтрейн быстро завоевал славу потрясающего парня. Стал для учеников Палмер-Бич своим в доску. Приглашение в команду, попытки заманить его то в один, то в другой клуб по интересам, намёки на то, что на вечеринках он будет желанным гостем... Би-Джею казалось, что все эти клише давно остались достоянием нелепых молодёжных фильмов, но история Санни доказывала, что и в жизни у некоторых людей случаются помешательства. Санни был и там, и тут, и везде. Он посещал вечеринки, он принимал участие в спортивных соревнованиях, он читал стихи со сцены поэтического клуба. Он отлично учился, а потому навесить на него ярлык глупого спортсмена, у которого есть мускулы, но нет мозга, не получалось. И к Би-Джею он приставал со своими вопросами не потому, что хотел раскрутить того на решение двух вариантов задач во время контрольных тестов, а просто... Просто. Самая яркая звезда, когда-либо загоравшаяся в стенах Палмер-Бич, была потрясающе настойчива в своём стремлении подружиться. Искал темы разговоров, начиная от очевидных и связанных с музыкой, заканчивая какой-то заумной философией, о которой рассуждал с видом знатока. В то время как Би-Джей чувствовал себя необразованным идиотом и старательно обтекал, боясь сказать хоть слово и расписаться в собственной неосведомлённости. Санни приглашал его на матчи. Те, в которых принимал участие сам, и те, в которых сражались профессионалы, звал с собой на концерты и угощал сендвичами, приготовленными по какому-то особому семейному рецепту. О рецепте он тоже болтал с видом знатока. Всё решили разбитый нос и красная толстовка, наброшенная на плечи Уильяма, дрожащего от холода и страха. Осознание, что, не приди Колтрейн на помощь, его могли бы порезать на ленточки, накрыло с опозданием. Би-Джей понял всё это уже дома, стоя за закрытой дверью и вдыхая аромат чужого одеколона. Свежий, яркий, искристый. Солнечный. Как и сам Колтрейн. По выходным они встречались на пустыре. Играли в баскетбол, ели фирменные сэндвичи, делились планами на будущее, обсуждали учителей, одноклассников, своих родных... Уильям к тому времени почти успел позабыть, как это бывает, когда тебя слушают с интересом. И то, что есть на свете люди, с которыми хочется разговаривать. На самом деле. Быть может, со временем это даже переходит в потребность. Они поцеловались, спустя три года после знакомства. Для Би-Джея поцелуй был первым во всех смыслах. Первым и охренительно зафейленным. По всем фронтам. Серёжка в языке Санни не придумала ничего лучше, чем зацепиться за брекеты самого Уильяма. Самостоятельно разобрать конструкцию им не удалось. Пришлось звать на помощь Келли. В то время она встречалась с каким-то доктором, к которому и потащила на приём человеческую многоножку, состоявшую из брата и его приятеля. Во время поездки оба тактично молчали. Келли, видя их плачевный вид, едких комментариев не отпускала. Хотя, несомненно, могла. Кажется, она так и осталась единственной, кто знал об этих отношениях. Во всяком случае, ни тётушка Би-Джея, ни родители Санни никогда не поднимали данную тему в разговорах. — Если ты ещё раз засунешь язык мне в рот, я тебе его откушу, — пообещал Уильям, когда они, освободившись, вышли в прохладный коридор медицинского центра. — Ты мне его и так чуть не вырвал. — А у меня из-за тебя челюсть затекла. — Думаешь, у меня нет? Они вяло пререкались, идя к машине. А потом молчали всю дорогу. Келли всё ещё не смеялась, но была близка к этому. — Пока из твоего рта не вытащат этот забор, никаких поцелуев, — хмыкнул Колтрейн на прощание. Уильям был с ним солидарен. Да, ещё полгода. Без них. Санни больше не пытался засовывать язык ему в рот. Но зато без сомнений прикасался губами к плечу, шее, низу живота. Целовал напряжённые лопатки, бережно касаясь ладонью места между ними и поглаживая. А ещё после одной из тренировок, когда они остались в раздевалке вдвоём, затащил Би-Джея в душевую и отсосал ему прямо там, доказывая, что серёжка в языке — не такая уж дерьмовая штука... Би-Джей коротко выругался. Что-что, а эти воспоминания ему точно не были нужны. Однако они были. Здесь. Рядом. Осязаемые, как никогда прежде. Поколебавшись немного, он всё-таки просунул руку под резинку пижамных штанов и крепко сжал твердеющий член. Передёргивать на образ старого друга, находясь в стабильных отношениях, — больше того, лёжа в постели своего любовника — было мерзко, но он не смог устоять перед соблазном. Закрыв глаза, вспоминал тёплый взгляд карих глаз, русые волосы, жадный рот на своих губах, когда чёртовы брекеты, наконец, исчезли, а ещё — красную толстовку, в которую кутался каждый раз, когда чувствовал себя одиноким. Он так и не вернул её Колтрейну. Собирался, но... не срослось. Она переехала вместе с ним в Нью-Йорк и продолжала занимать место в шкафу. Она и флакон парфюма, запах которого был и оставался лучшим на свете. * — Ты обязательно станешь известным футболистом, а я — спортивным обозревателем. Буду писать о тебе хвалебные статьи. — Исключительно? — Ага. — Тебя обвинят в предвзятости, необъективности и фаворитизме. — Да и наплевать. К двадцати двум — без малого — годам Би-Джей значительно приблизился к исполнению заветной мечты. Его слава пока не распространилась на всю страну, но и в безвестности он не тонул. Писал статьи для нескольких спортивных порталов, успел побывать на стадионах во время знаковых игр, познакомился со многими спортсменами и с одним из них даже закрутил роман. Гелберт был старше Би-Джея почти на десять — девять с половиной, если быть совсем точным, — лет. Профессионально играл в бейсбол, был востребован в качестве модели, как следствие рекламные контракты были для него столь же привычным явлением, как пробежка по утрам. Богатый, знаменитый, успешный, но при этом совершенно не заносчивый, избежавший заражения вирусом звёздной болезни, располагающий к себе. У него была обворожительная улыбка и восхитительный характер. Если бы Би-Джею расписали этого человека, не называя имени, он бы подумал, что над ним шутят. Не могло в реальности быть таких идеальных людей. Но они были. Би-Джей познакомился с ним во время пресс-конференции. Точнее, просто задал несколько вопросов и поехал домой, не рассчитывая на какое-то продолжение. А оно случилось. В прошлом месяце их отношениям исполнился год. И, кажется, намерения у Гелберта были самые серьёзные. Потому, лёжа с ним в постели, лениво отвечая на поцелуи и привычно запуская пальцы в волосы, Би-Джей чувствовал себя ничтожеством и предателем. Он не сказал Гелберту о неожиданном возвращении старого друга. Ни словом не обмолвился. Стирал сообщения, коих набралось всего за неделю больше трёх сотен. Но чувствовал на подсознательном уровне: всё не так, как прежде. Совсем не так. Санни словно находился рядом с ними. Сначала ворвался в гостиную и предложил поужинать не ресторанными блюдами, а сэндвичами. Теми самыми. По фамильному рецепту, с уникальным соусом. Потом столь же бесцеремонно зашёл в спальню. Не постучал предварительно, не поинтересовался, можно ли войти. Открыл дверь ногой, плюхнулся в кресло и наблюдал. — Что-то случилось? — поинтересовался Гелберт. У него была причина для хорошего настроения. Его команда только что вернулась из изматывающей поездки, которая того, несомненно, стоила. Команда чемпионов. Национальная гордость. Свой триумф Гелберт хотел разделить с Би-Джеем, и тот всячески старался соответствовать. Но система давала сбой. — Нет. Нет, всё хорошо, — улыбнулся Би-Джей, почувствовав прикосновение тыльной стороны ладони к щеке. Гелберт склонился над ним и запечатлел на волосах мимолётный поцелуй. — У меня есть предложение, — произнёс заговорщицки. — Стать твоим мужем? — Что-то вроде того, — не стал отпираться Гелберт. — Помнишь, ты обещал, что если мы станем чемпионами в этом сезоне, ты дашь согласие на брак? — Помню, — с осторожностью ответил Би-Джей. — С браком пока повременим. Не думаю, что ты всерьёз готов на этот шаг. Но почему бы тебе не познакомиться с моими родителями? Кажется, отличный повод, чтобы встретиться с ними. Как насчёт этих выходных? Эти выходные. Би-Джей приоткрыл рот, собираясь ответить, но слова застряли комом в глотке. Эти выходные. Прощальная вечеринка у Санни. Вопрос, зависший в воздухе. Ни да, ни нет. Он ведь так и не ответил на предложение старого друга. Они обсудили множество вещей, людей и явлений, но вопрос с вечеринкой так и остался открытым. Сейчас следовало принять решение. Сейчас или никогда. — Я... — начал Би-Джей. — Я... Тётушка. Прости, Гел. В эти выходные я не могу. Срочные дела. Мне нужно навестить тётю. Она... — Что-то серьёзное? — озадачился Гелберт. — Хочешь, чтобы я поехал с тобой? — Не стоит. Не думаю, что она готова принять правду обо мне. И... В общем, ты понимаешь. Гелберт кивнул. Мол, да. Понимает. Всё окей. — Тогда... На следующих? — Это было бы замечательно. Давно хотел познакомиться с людьми, воспитавшими такого прекрасного человека. — Вот и славно, — засмеялся Гелберт. — А то мне начало казаться, что ты просто ищешь отговорку, чтобы избежать встречи с ними. — Глупый, — хмыкнул Би-Джей, обвивая его шею руками и пристально глядя в глаза. — Я рад ошибиться. Безумно рад. Гелберт спал, удерживая Уильяма в объятиях. Как будто даже во сне не хотел отпускать. Или боялся, что тот уйдёт. В былое время всё это казалось чертовски сентиментальным и трогательным. А теперь действовало своеобразно. Словно это соприкосновение сдирало кожу. Би-Джей кусал губы, с трудом сдерживая эмоции. И, кажется, к утру обкусал до крови. * Город детства с момента последней встречи нисколько не изменился. Время здесь действительно застыло. Санни написал, что они живут на том же месте, что и раньше. Это было его последнее сообщение. Больше он никак не давал знать о себе. Выключил телефон. Попытки дозвониться до него не увенчались успехом. Сообщения на фейсбуке оставались непросмотренными. Неужели ты снова меня кидаешь? Как и в тот день, когда отказался ехать вместе со мной в Нью-Йорк? Мысли об этом терзали Би-Джея. С каждым новым звонком, оставшимся без ответа, он мрачнел всё сильнее. Цедил сквозь зубы ругательства, называл себя конченым кретином и жалел о том, что не поехал на барбекю к родителям Гелберта. Наверное, стоило сделать выбор в пользу человека, никогда не подставлявшего и не предававшего. Не цепляться за призрачные надежды, не поддаваться глупым порывам. Но что сделано, то сделано. В другой раз будет умнее. Временная петля. Серый городок, тихий, сонный, будто призывающий к тому, чтобы какой-нибудь энтузиаст однажды собрался и полил эти улицы кофе. Заправка на въезде. Сонная продавщица в магазинчике, расположенном поблизости. Магазин спортивных товаров, в котором Би-Джей когда-то подрабатывал. Выцветшие вывески бара. Облупившаяся краска. Садовые гномы, украшающие круглые клумбы. Улицы одна за другой, мелькающие за окнами автомобиля, словно глубокое погружение в хроноворот. Горькое послевкусие на языке. Мысли о последней встрече на площадке. — То есть, как это, ты не поедешь? — Я подумал... Почему бы не пропустить один год? Дам себе небольшую передышку, а потом... Би-Джей сильнее, чуть ли не до боли, сжал ладонь, сворачивая на знакомую улицу и останавливая машину на некотором расстоянии от нужного дома. Он приехал сюда. Он был здесь. Снова дышал этим воздухом и вспоминал историю своей любви, пролистывая одну за другой страницы. Сидел на месте, не в силах выбраться из машины. Ноги были ватными и отказывались слушаться. Невидимая рука размахнулась и со всей силы ударила под дых, когда Би-Джей заметил автомобиль, проехавший мимо и остановившийся там, где не рискнул припарковаться сам Уильям. Девушка перебросила сумочку через плечо и направилась к воротам быстрым шагом. — Келли! — крикнул, стремительно выскочив из салона. — Келли, подожди! Девушка притормозила. Обернулась. Приспустила очки на кончик носа. Посмотрела с недоверием. Би-Джей провёл ладонью по лицу и шумно выдохнул. Привет, малыш. Вот ты и вляпался в семейку Колтрейн. Снова. И снова. И снова. — Уильям? — удивилась она. — Как ты здесь... — А где виновник торжества? — спросил Би-Джей. — Что? — осеклась Келли. — Твой брат. Где он? Молчание повисло над ними, словно дамоклов меч. Мгновение, и обрушится кому-нибудь на голову. Почему-то не оставалось сомнений, какой счастливчик сорвёт этот банк. — Если это шутка, то я её не оценила, — произнесла Келли бесцветным голосом. — Где твой брат? — повторил Би-Джей. — Что с ним? Добавил, отметив, как быстро лицо Келли потеряло все краски, а губы сжались в тонкую линию. Добавил и тут же сам всё ясно осознал. Слова стали лишними. Он и так всё понял. * — Он узнал обо всём незадолго до отъезда, — произнесла Келли, поставив перед Уильямом чашку с чаем. — Он, на самом деле, собирался поехать вместе с тобой, но тут пришли эти результаты, и ему пришлось остаться. Врачи говорили, что шансы на спасение достаточны высоки, ведь болезнь удалось обнаружить на ранней стадии. Прогнозы были оптимистичными. Но, как видишь, иногда и профессионалы ошибаются. Санни боролся с этой дрянью четыре года, надеялся, верил, старался относиться ко всему с оптимизмом. А потом организм перестал справляться. И он сгорел стремительно. Как спичка. — Почему?.. — начал Уильям. Начал и осёкся. Вновь понял всё сам, без дополнительных подсказок. Колтрейн всегда был таким. Брался решать чужие проблемы, но о своих неизменно предпочитал помалкивать. Скрывал всё до последнего, даже от самых близких людей. От него, например. Или он, Би-Джей, просто переоценивал свою значимость в чужой жизни? Вряд ли. Зная характер Санни, очень вряд ли. Чашка чая так и осталась стоять нетронутой. Кусок в горло не лез. Там стоял ком, нисколько не уменьшающийся, а разрастающийся с каждым мгновением всё сильнее. — Я наслышана о твоих успехах, — заметила Келли. — Есть немного. — Немного? Из всех моих знакомых ты первый, кто сумел бы добиться поставленной когда-то цели и запросто поболтать со своими кумирами. — Читала статьи? — Читала. Мой брат их коллекционировал. Он очень гордился тобой и никогда не сомневался, что у тебя всё получится. — А... — Вот тебе и ответ на вопрос «почему». Он не хотел привязывать тебя к этому месту. Не хотел, чтобы ты терял время, просиживая рядом с ним и примеряя роль сиделки вместо того, чтобы заниматься будущим и делать то, к чему всегда стремился. Как видишь, он оказался прав. Ты смог добиться того, о чём мечтал. Келли задумчиво крутила в руках чайную ложечку. Разговор не клеился. Атмосфера была не напряжённой, но и к общению не особо располагала. Би-Джей чувствовал себя так, словно с головой погрузился в какую-то вязкую субстанцию, залепившую глаза, уши, нос, рот. Он слушал, но не слышал. Смотрел, но не видел. Говорил, но мысленно одёргивал себя после каждого слова, находя его неуместным и бестолковым. После того, как оказался в неловкой ситуации, задав неуместный вопрос, он так и продолжал чувствовать себя не в своей тарелке. И это именно он, а не Колтрейн, не имея ни малейшего представления о грации, ворвался в посудную лавку, начав крушить всё и вся. Все слова, кроме соболезнований, которые он и так выразил, были лишними. Обрушивались на пол с громким стуком. — И всё же... Какими судьбами тебя занесло в город детства? — спросила Келли, отложив ложку на край блюдца. — Санни. — Что? — Он написал мне, — признался Би-Джей, впервые за время разговора не прожигая взглядом носки своих ботинок, а глядя прямо на собеседницу. — Пригласил на прощальную вечеринку. Сказал, что скоро уезжает. Возможно, навсегда. Вот я и... — Он хотел повидаться с тобой на прощание, хотя до последнего не решался нарушить молчание и написать. Сделал это только, когда ему стало совсем плохо, и он перестал надеяться на исцеление. Очередная операция должна была пройти завтра утром, — со вздохом произнесла Келли. — Но пару дней назад его состояние резко ухудшилось и... В общем, ты понимаешь. Операция состоялась раньше срока, но результата не принесла. Всё оказалось напрасным. Всё всегда оказывается напрасным. Перестав оценивать каждый свой поступок, предварительно взвешивая все «за» и «против», Би-Джей поднялся из-за стола, потянул Келли за руку и обнял. Она говорила, что за эти годы слёз у неё уже не осталось. Все она давным-давно выплакала. Но сейчас Келли обняла его в ответ, вцепилась в ткань футболки и уткнулась носом в плечо. Ткань стала мокрой очень быстро. Би-Джей гладил Келли по волосам и шептал слова утешения, не обрывая себя на полуслове и не пытаясь заткнуть внезапно открывшийся фонтан красноречия. Быть может, впервые за весь день, он сделал что-то правильно. * Коробку, полученную от Келли, Би-Джей открыл не сразу. Только после того, как оказался на заброшенной площадке. Несколько подростков, игравших в баскетбол, скользнули по нему равнодушными взглядами и снова вернулись к игре. Мало ли, кто здесь шатается по вечерам. В коробке обнаружились распечатки всех его статей. Альбомы музыкальных групп в слегка потёртых и местами потрескавшихся упаковках. Бумажные письма, которые Уильям присылал на протяжении первого года жизни в Нью-Йорке. Общие фотографии времён старшей школы. Пенал со значками. Старые билеты и карточки с бейсболистами. Подписанные, не отправленные открытки — фальшивка, призванная убедить его, что Колтрейн отлично устроился на новом месте и наслаждается красотами старой Европы... История их жизни в деталях. Для полноты картины не хватало только красной толстовки, хранившей знакомый аромат и сейчас лежавшей в шкафу. Уильяму в ней отчаянно нуждался. Обхватив её, прижав к груди, можно было на мгновение обмануть себя. Создать видимость, будто Санни Колтрейн никуда не уходил и никогда не умирал. Словно всё это было дурацкой шуткой, затянувшимся пранком, который однажды обязательно закончится. Но он не мог закончиться. Санни Колтрейн сгорел стремительно. Как спичка. Рядом с ним на момент смерти не осталось никого из прежних друзей и знакомых. Только родители, сестра и доктора, ставшие постоянными свидетелями борьбы за каждый новый день, не приносивший с собой облегчения, но пожирающий все надежды. Келли сказала, что Санни называл свою жизнь после получения результатов анализов зоной пустоты. И надеялся поскорее уйти, чтобы не быть обузой для окружающих. — Почему? — выдохнул Би-Джей, обращаясь к самому себе. Почему вместо того, чтобы бросаться обвинениями, он не попытался докопаться до истины? Почему с лёгкостью поверил, что Санни забыл о нём? Почему решил, что тот так просто отказался от отношений. Нашёл себе подружку или приятеля, сосредоточился на спортивной карьере, просто сходил с ума, прожигая беззаботные деньки? Почему ни разу за всё это время не подумал, что у Колтрейна могут быть проблемы? Почему?.. Дурак, дурак, дурак. Сотню. Тысячу раз дурак. Когда с письмами и открытками было покончено, Уильям вытащил из кармана коробок спичек, достал одну и подпалил. Огонёк вспыхнул, рассеивая полумрак, накрывший город. Время горения каждой спички было минимальным. Такой же недолгой была и жизни Санни Колтрейна. Такой же недолгой и яркой, освещавшей дорогу другому человеку. Несмотря на то, что спичек было много, закончились они быстро. Начинающие баскетболисты уже давно разошлись по домам, оставив Би-Джея в одиночестве. А он продолжал сидеть на месте, словно ждал и надеялся, что Санни как-то даст о себе знать, появится хотя бы на мгновение, коснётся плеча ладонью. Скажет что-нибудь, и в ушах зазвучит его голос. Но площадка погрузилась в тишину и во тьму. Он был здесь один, и это одиночество ощущалось слишком остро. Запредельно. — Люблю тебя, — выдохнул Би-Джей, сожалея, что не успел сказать раньше. Тому, кто отчаянно нуждался в этих словах. Держа за руку. Глядя в глаза. Сказал едва различимо. Но ему показалось, что ветер подхватил слова и понёс по площадке, превращая в оглушительный крик. Отчаянный крик в пустоту, который так никто и не услышал.