Этюд о капитане

Он больше не хотел открывать глаза. Никогда. Пускай бы их выкололи — все лучше, чем снова наблюдать эту жуткую кровавую живопись. Но ему пришлось. Нужно было продолжать смотреть в густо-черные глаза врага, чтоб тот знал, что до торжества еще далеко. Он разлепил один глаз. Второй был залит густой, уже засыхающей кровью. Ах, если бы только его кровью... ...Все произошло очень быстро: завыли сирены, предупредительно замигали красные фонари под потолком, завизжали твари в подвалах. Через несколько секунд помещения заполнились едким, противно пахнущим дымом и людьми в странных костюмах... Прямо у его ног лежали трое. У одного была прострелена голова, у другого ее вообще не было. Третий получил полдесятка пуль в грудь. В последнее время Гвен психологическую разрядку ассоциировала с разрядкой магазина. Гвен. Нет, нельзя об этом думать! Не смотреть! Но не увидеть было нельзя — она тоже лежала рядом, излучая смертельное спокойствие остекленевшими глазами. Изо рта на пол пролегла аккуратная красная дорожка крови, по которой, кажется, и вышла из нее жизнь. Голова взорвалась жуткой болью. Такой, будто распиливали череп. Наверное, потому, что это действительно происходило. Он почувствовал, как открывается шкатулка с самым дорогим — верхняя часть черепной коробки отлетела в сторону: он видел это одним, неокровавленным глазом. Спустя пару секунд глухой стук кости о кафельный пол сменился треском электрического прибора, скрытого от его глаз. Враг, не в силах сдержать ненавидящего взгляда, стоял теперь за спиной. Вспышка боли. Еще одна — и он больше не чувствовал левую руку. Зато слышал душераздирающий крик. Он открывал рот, не издавая, кажется, ни звука, зато все стены излучали этот крик, направляя его в эпицентр боли — туда, где над полулежащей жертвой склонился враг. Вспышка боли. Разряд тока прокатился волной боли от головы до самых кончиков пальцев. Стало трудно дышать. Он попытался дотянуться до пистолета, который лежал здесь же, но вместо твердого и холодного почувствовал что-то мягкое и еще тёплое. Вспышка боли — даже без внешнего вмешательства. Рука Гвен была призывно протянута в его сторону, будто, будь она жива, через долю секунды схватила бы его за руку и утащила бы прочь, подальше от опасности. Она всегда пыталась защищать его, хоть и была слабее. Говорят, «сердце разрывается». Его сердце, кажется, вполне буквально расплескалось по внутренним стенкам грудной клетки. Вспышка боли. Вспышка боли. Эта боль — ничто, когда чувствуешь холодеющие пальцы лучшего друга в своей ладони. Враг ушел, оставив его с размозженной головой и переломанными костями умирать в гордом одиночестве на глубине нескольких километров под землей. Но он выживет. Всегда выживает. Кости начали медленно становиться на свои места.