Связь

      Быть честными не так сложно, когда вы находитесь в тысячах километров друг от друга. В разных часовых поясах. Когда все, что у вас есть — телефонные разговоры. Которые и разговорами можно назвать с большой натяжкой. Потому что до боли знакомый ритм дыхания и тишина — красноречивее любых слов.       У телефонной связи есть еще один плюс. И минус. Одновременно. В любой момент ее можно прервать. Например, когда ты — то ли серьезно, то ли в шутку неожиданно говоришь:       — Знаешь, я тут подумала… Забавно было бы в тебя влюбиться.       Говоришь и чувствуешь, как сердце пропускает пару ударов. Секундная пауза кажется тебе длиною в вечность. Быть смелой здесь и сейчас, в разговоре с ним, оказывается намного сложнее, чем отражать отработанные удары, стоя на воротах за районную сборную. Или выступать перед тысячной аудиторией в Йельском университете. Да все что угодно…       Вместо привычной усмешки слышишь теплые нотки в бархатном голосе:       — Да, наверное. А ты хочешь?       Сердце начинает бешено биться о ребра, и ты сбрасываешь звонок. Потому что смелости не хватит развивать эту тему. Потому что тихое «да» может изменить всю твою жизнь. А ты перемен боишься. Впервые. Потому что не уверена во взаимности и не хочешь потерять такого чудесного друга как Воронцов.       Ты же тоже не просто так его из армии дожидалась. Он же теперь, ко всему прочему, сержант. И форма у него красивая парадная. И ему идет. На той фотографии, что он прислал — красивый такой, возмужавший, широкоплечий. С привычной улыбкой чеширского кота и в обнимку с сослуживцами. Спецназовцами.       Женька уже не в первый раз пользовалась тем, что сбрасывала звонок. Это становилось плохой привычкой, за которую она себя мысленно ругала, но ничего поделать не могла. Ведь, на сброшенный звонок всегда можно соврать, виновато усмехнувшись, мол «помехи». И больше не касаться той темы, на которой они прервались.       В последнее время связь у Васнецовой знатно барахлила. Ей можно, что уж там. Она же теперь почти американка. Ее вместо Жени зовут Джейн. У Дениса эта мысль никак в голове не укладывается. Какая из нее Джейн? Женька, Жека… Васнецова. А еще она однажды не отключилась и парень несколько минут слушал ее диалог со Стэйси. Соседкой по комнате. Впервые он услышал как знакомый голос произносит незнакомые слова. Красиво, конечно, но непривычно. Английский уфимца заканчивался на «London is the capital of Great Britain»*, поэтому содержания он не понимал. Да и некрасиво было подслушивать. Поэтому он отключился и Васнецовой об этом ничего не сказал.

***

      Звонки прекращаются, когда Воронцов рассказывает ей о том, с какой девчонкой недавно познакомился. Как ни в чем не бывало, бросает еще неосторожную фразу о том, что хотел бы себе именно такую. В перспективе. Женька тогда бесцеремонно перебивает его и, недовольно буркнув что-то вроде «поздравляю», прерывает звонок. Без всяких угрызений совести выключает телефон и чувствует, как внутри ворочается неприятное чувство, напоминающее недобрую змейку. Вот-вот ужалит. Болезненно и смертельно.       Телефон молчит до следующего вечера, пока Васнецова не включает его. Почти мгновенно на экране высвечивается смс, датированное вчерашним днем: «Этой малышке всего пять лет. Мы играли в мяч, пока ее родители были в кино». Мобильный снова равнодушно моргает и высвечивает: «Я бы хотел такую дочку». Женька ощущает себя полной дурой, к тому же страшно ревнивой. Это смешно, учитывая, что Денис — не ее собственность.       В руках вновь оживает телефон, настойчиво вибрируя и требуя ответа на входящий звонок. Непослушными пальцами Васнецова проводит по зеленому сенсору и подносит аппарат к уху. В трубке раздается недовольное, но такое родное ворчание Воронцова:       — Только попробуй еще раз сбросить звонок, не дослушав меня до конца.       — И что будет? — не без труда размыкает пересохшие от волнения губы и старается, чтобы голос казался максимально спокойным.       Денис хмыкает и поясняет:       — Возьму билет, прилечу в Америку, и никуда уже ты от меня не денешься.       — А ты хочешь?       Тишина в трубке заставляет ее замереть и нервы натягиваются как струна.       — Хочу. Жень… У меня билет на послезавтра. Встретишь меня?       Васнецова временно теряет дар речи и просто кивает в ответ. Удивительно, но собеседник на другом краю земли понимает ее без слов.       — Тогда до встречи?       — До встречи.       Она так давно не говорила ему этой фразы, что сейчас верит с трудом в реальность происходящего. Вот, увидит она его… И что? Что дальше? Они, ведь, расстались с ним тогда на неопределенной ноте. То ли друзья, то ли… А им бы самим знать.

***

      Видеть серьезные, но улыбающиеся глаза напротив. Забыть о том, что легким нужен кислород. Задыхаться от болезненно бьющегося о грудную клетку сердца, которое хочет быть ближе к этому незнакомому кудрявому пареньку со стрижкой-ежиком. Неужели это и вправду он? Повзрослевший, изменившийся, но с привычной искоркой в теплых карих глазах.       Неуверенно коснуться нежной холодной ладошкой гладковыбритой щеки. Ощутить еле заметное электричество. Испугаться и почти отпрянуть. Получить в ответ немного насмешливую улыбку и горячие ладони на талии. Наслаждаться тем, что он здесь. Стоит в центре зала ожидания огромного аэропорта. Смотрит на нее каким-то новым взглядом, в котором смешивается бескрайняя нежность и неожиданная решительность. А она запоминает каждую морщинку в уголках его глаз, еле заметный шрам над правой бровью и будто боится насмотреться. Надышаться. Отпустить боится и стать ближе тоже не позволяет.       Трусиха.       — Здравствуй, Женька, — смотрит на нее, улыбаясь и, не без удовольствия, ощущает нерешительные ладони у себя на груди.       — Привет, Воронцов, — немного настороженно глядит на него, но, тем не менее, с нескрываемым интересом. Прикрывает глаза, когда жесткая ладонь удивительно нежно заправляет прядку светлых волос за ухо.       — Я по тебе скучал, — горячим мятным дыханием обжигает ее ухо, почти касаясь его губами.       Мурашки пробегают от кончиков пальцев до макушки. Вспомнить бы, как в его присутствии разговаривать. Когда он ближе, чем когда-либо был.       — Да? Незаметно, — бросает фразу почти небрежно, пряча за уверенностью свой дикий страх.       Денис по-доброму, понимающе усмехается и целует ее. По-свойски так, будто они уже целую вечность вместе. Губы у него сухие, но уверенные до крайности. И кофе пахнут. Теплые хитрые искорки сияют в глазах цвета горячего шоколада. Легкое разочарование мелькает в серо-зеленом взгляде, когда губы перестают ощущать на себе губы Воронцова.       Хорошего понемножку. А то так и свихнуться недолго.       — А так? Заметно?       Васнецова поспешно отводит взгляд, чтобы не утонуть в карем омуте и гладит его по коротким черным волосам. Так странно — не иметь возможности запустить пальцы в непослушные кудри.       — Будешь много знать… — невнятно пробормотала, уткнувшись лицом в сильное мужское плечо.       — Да, да. Знаем, плавали. С тобой у меня есть все шансы состариться раньше времени, — весело шутит и обнимает ее еще крепче. — Да я и не против.       Женькин удар под ребра — лучше любой благодарности. Поэтому он даже почти не морщится. Это ерунда по сравнению с тем, что он преодолевал в армии. Но Васнецовой об этом знать совсем необязательно. Все то, оно уже все равно в прошлом, а Женька — здесь. В настоящем. Поэтому он готов перетерпеть все ее закидоны, тычки и показательные удары, к которым она так привыкла. Да и он тоже. Лишь бы рядом, а не на другом краю земли в гордом одиночестве. Или в обнимку с телефонной трубкой по вечерам.       Жизнь — ее ведь на паузу не поставишь. И на помехи не сошлешься. Тут разговаривать нужно, глядя в глаза. Читать эмоции по лицам. Касаться. Дышать. И наслаждаться, даже, если случаются периодические сбои.       Просто жить.