***
Встреча, конечно, странная: все, что успел — переброситься парой ничего не значащих фраз с Роном и Дэном. И где-то между очередной чашкой кофе и сигаретой мне предложили роль. Я всего-то лишь затянулся, как один из них сказал: — Вы нам подходите! Никогда бы не подумал, что вредная привычка сможет пригодиться. Сценарий впечатлил настолько, что, позвонив с утра, так и представился взявшему трубку Дэну: — Привет, это Брайан Кинни.***
На что я, блядь, согласился? Авантюра, не иначе. Но как устоишь? Не каждый день доверяют сыграть самого крутого педика. Тем более, что утвердили сходу. А это все-таки льстит. Хер знает, что из этого выйдет, но недель двадцать веселья гарантировано.***
Опаздываю страшно — вчера оторвались с Хэлом и Скотти. Ну и Питером, конечно, куда ж его девать. Потом девчонки подтянулись. Короче, знакомились по полной. «Разнашивали» образы, так сказать. Голова до сих пор как шар, выбивший страйк в боулинге. Это все гребаный виски и травка. Увлеченная читка сценария слышна уже на подходе. Похоже, вместо кофе наливают что-то поинтересней. Переступаю порог и все бросаются ко мне, как будто мы расстались не пять часов назад, а не виделись минимум год. Девчонки на мне виснут, Скотти шутит что-то насчет моей мятой физиономии, за что получает свое. Питер не хочет конкуренции с Тэа и Мишель и просто манерно машет ручкой. Хэл, как обычно, громко ржет. Его замечаю не сразу. Просто на фоне кутерьмы он слишком спокоен. Стоит, теребит в руках очочки и смотрит на меня, не отрываясь. Невысокий, светловолосый. Лицо у него… Про таких говорят «хорошенький». Молодой совсем. Тэа сказала, ему года двадцать два, что ли. Но сейчас с разлившимся во всю щеку румянцем, выглядит не больше, чем на шестнадцать. Не очень-то он похож на гея. То ли дело Питер! А этот? Ребенок какой-то. Господи, и это с ним мне придется изображать страстный мужской секс? Видела бы меня моя мать! «Гейл, опомнись, у Иисуса свой сценарий на твою жизнь», — вот что она бы сказала. Но сейчас мною управляют режиссеры рангом пониже, и у них на мой счет совершенно другие планы. И я уже подписался под контрактом. К счастью, не кровью, но нарушать договор все равно нельзя. Ну что, иду здороваться. Тянуть некуда — съемка назначена на послезавтра. — Хей, это ведь ты «Джастин»? — спрашиваю. Молчит, еще больше краснея. Вместо ответа надевает очки и продолжает смотреть куда-то сквозь меня. Его глаза оказываются голубыми. А стеклышки делают взгляд несколько взрослее. — Здесь курят? Будешь? — протягиваю пачку. Дрожащими пальцами берет сигарету. Вертит, будто не зная, для чего она. Пацан, если и курит, то делает это либо редко, либо неохотно. Да, он же гей — красота, молодость, здоровье, все дела… Это нам, натуралам, плевать. И я привычно прикуриваю, звонко щелкая колесиком зажигалки. Затягиваюсь. Смотрю на него сквозь дым, замечая что-то неуловимое в широко распахнутых аквамариновых глазах. Страх? Или, может, это что-то другое?***
Рядом с мальчиком чувствую себя неловко. Хрен знает почему. А он, наоборот, обвыкся за пару дней. Осмелел. Шарится все время с девчонками — они в нем души не чают. И не только они. Весь каст. Ну, а как же, такой молоденький, но такой жутко умный. С охуенным чувством юмора. И поразительно талантлив — на сцене с семи лет! Подумать только. А я… До тридцати просидел, ковыряясь в гребаных мотоциклах, иногда выныривая из-под них, только чтоб сыграть очередную, никому не нужную херню. В свои двадцать два он гораздо успешнее. Я не завидую. Меня это бесит. Так же, как его пафосное имя — Рэндольф Кларк. И никогда не сходящая с лица широченная улыбка.***
От фразы «ты идешь, или уходишь…» уже тошнит. Несколько раз пришлось раздеться догола, чтоб потом опять полностью одеться — Рассел считал, что секс нужно демонстрировать во всем, начиная с раздевания и заканчивая взглядом. С третьего раза получилось. Но когда Рэнди шагнул ко мне, продолжая сцену, меня снова накрыла истерика. Вместо того, чтоб целовать его, снова начал ржать. Ну честно, смешно. Голый, мокрый. На члене какая-то херня болтается, вокруг толпится народ. А мне нужно изображать страстный поцелуй. Да еще и с парнем. Ладно бы кто-то левый, в универе и не такое бывало. Но с этим ребенком… Да и на камеру меня никто тогда не снимал. Мои волосы сбрызгивают водой после каждого неудачного дубля. Нам обоим накладывают грим в области губ, чтоб мы снова размазали все в попытке сделать поцелуй «правильно». Рэнди не виноват — у меня не выходит. Зажимаюсь, как дурак. Стыдно перед группой. И особенно — перед ним. — Рассел, дай нам минутку, — это Рэнди. Наш умный мальчик что-то задумал. Подходит ко мне близко. Что называется, на расстоянии поцелуя. Горячими ладонями обхватывает оба моих запястья: — Гейл, послушай. Ты должен понять одну-единственную вещь — ты лучший. Самый-самый. Ты охуенный. И ты — Брайан Кинни. Помни об этом. И что бы мы сейчас с тобой ни делали, смотри на меня. Все время только на меня. И я смотрю. Смотрю в близорукие синие глаза и понимаю, что теперь все случится. Я как будто вижу его впервые. Гладкую нежную кожу щек, легкий румянец, пробивающийся сквозь грим. И губы. Совсем не мужские. Розовые. И мягкие. Я уже знаю о них все. Легонько, словно на пробу, касаюсь языком его нижней губы. Еле слышно стонет, приоткрывает рот, впуская мой язык. Где-то за спиной кто-то тихо командует: «Камера». Но я не обращаю никакого внимания — меня уже понесло… — Парни, сейчас было то, что нужно. Гейл, ты неописуемо хорош. Короче, запомни состояние и продолжим, — Рассел, как ни в чем не бывало, отдает распоряжения, совершенно не глядя на нас. Профессионал, что тут скажешь. И чтоб не смущать меня, продолжает рассматривать на мониторе отснятый материал. Дальше все идет совсем просто. Нам только озвучивают сцену, не сильно углубляясь, а мы уже сами строим игру. Это как соккер — Рэндс мне пасует, а я, завладев ситуацией, как мячом, довожу ее до победного гола. Так мы сняли сцену римминга. И первый трах тоже был сделан, опираясь только на наше виденье происходящего. Короче, всю неделю, пока снимали, было совсем легко. Но это днем. А ночью… Ночью я не мог уснуть, вспоминая его рот. Глухие, едва слышные стоны, когда я, увлекшись, слишком углублял поцелуй. Думал о теплой синеве глаз. Думал о руках. Сильных и нежных одновременно. Вспоминал вкус, запах. Плыл в воспоминаниях, осознавая, что в мозг занозой вонзилось желание прочувствовать все снова. По-настоящему. Без грима. И почему-то перестало смущать, что подобные чувства во мне вызывал парень. Это же не какой-то левый парень, а Рэнди. Нет не так, Рэндольф Кларк. Чудесное имя.***
Страх остаться наедине с непослушными мыслями гонит наружу, в бар. Парни тащатся следом. Все, кроме него. Они берут как обычно. Я — в три раза больше. Так, чтоб догнаться наверняка. Но первая пьянящая волна заставляет вызвать такси и сбежать. К нему. Чтоб наконец пропасть в нем, раствориться. Или просто смотреть. Все время только на него. Знаю, завтра эта выходка будет казаться безумием, но если не сегодня, то больше уже никогда.