Любовь на сеновале

– Вот мы и на месте, – Натаниэль горделиво упер руки в бока. Слоан с неприкрытым презрением и непониманием взирала на собственную конюшню: повсюду валялось ломкое, словно кости младенца, сено; загоны были небрежно закрыты; слышалось смешение навоза и пота лошадей; сами же животные недовольно фыркали, будто пытались исходящими из себя звуками выдворить незваных гостей. – Так, значит, здесь ты хочешь показать мне… любовь на сеновале? – Махариэль недоверчиво покосилась на Хоу. – Абсолютно верно, – он обворожительно улыбнулся. Слоан закатила травяные глаза. – Вы, шемлены, ужасные, странные создания. Как можно в таком грязном, вонючем месте кого-то любить?! Это отвратительно! – Зря ты так, дорогая. В этом есть своя доля романтики. Или вы, долийцы, только к лесу и привыкли? – насмешливо произнес Натаниэль. Слоан зашипела дикой кошкой, но позволила Хоу взять себя под руку и отвести в центр конюшни. Они уселись на колкий, ежовый стог сена. – Здесь могут быть мыши, ты же знаешь? – Лучше некоторых, Слоан. В детстве я много времени проводил тут. Ухаживал за лошадьми, игрался с деревяшками, прятался от слуг, иногда ночевал. Мыши не только пробегали мимо меня, но и норовили укусить. Он защекотал Махариэль, изображая покусы мышей маленькими зубками. Слоан взвизгнула, и через секунду счастливый смех лился через неё ручейками, пробивая дыры в броне Героини Ферелдена и Стража-Командора. Хоу наклонился, смял её губы своими и вжал тело Слоан в хрустящее ложе. Его щетина колола нежную кожу лица, руки хаотично гладили плечи, спину и бедра, язык по-хозяйски изучал рот. Махариэль утопала в поцелуе, будто он был первым. Каждый раз. Тамлен ласкал по-другому: робко, деликатно, исследовательски. Это была неизведанная территория, и, как хороший охотник, проводник, он вначале тщательно проверял каждый уголок, камень, расщелину, а уже после обустраивался так, как ему хочется. Натаниэль же давил. Захватывал, подминал, точно тевинтерец во время завоевания Арлатана. Долийская гордость воспротивилась этому, кричала: «Не позволяй шемлену так с собой обращаться!» Но потом… Потом становилось интересно, что же будет дальше. Хоу переключился на шею, попутно поднимая подол платья – Махариэль надела неудобную одежду в это гадкое место только по его слезной просьбе. – Я кое-что придумал, – разгорячено произнес Натаниэль. На щеках проступал румянец, глаза возбужденно мерцали, а губы слегка припухли. Он резко опустился вниз, забрасывая овитые чернильными лозами ноги на плечи. Махариэль вспыхнула. На ней не было белья. По его же просьбе. – Натаниэль Хоу, что ты творишь?! – возглас Слоан вонзился в уши, словно острая сосулька. Губы сложились в лукавую, бардовскую улыбку. – Пытаюсь доставить тебе удовольствие. – Я не… Ох!... О-о-о… О, Митал! Теплый язык Хоу скользил медленно, нежно, но уверенно. Хотелось вцепиться орлом в темные волосы и прижать голову сильнее, чтобы насадиться на гибкую плоть как можно больше. Руки уже потянулись к Натаниэлю, но Махариэль заставила сжать пальцы надоедливое сено. В воображении они были шелковой травой Бресилианского леса. Слоан сдавленно застонала – язык Хоу тронул особо чуткое местечко. Если бы только она могла представить насколько это хорошо. Тамлен не ласкал её ртом – стеснялся. Только иногда в приступах любовной горячки услаждал пальцами. Оргазм оглушил – внезапно и мощно. Бедрами сжала голову Натаниэля и выгнулась диким стеблем. Хоу поднял лицо – губы и подбородок испачкались соками Махариэль. Слоан подтянула Натаниэля к себе и впилась поцелуем, ощущая собственный вкус. «Боги накажут меня за это, – подумалось ей. – Но мне все равно». – Это и есть ваша любовь на сеновале? – дыхание тяжело выходило из груди, а голос ослабел, будто после тяжелой болезни. – Только её маленькая часть, – выдохнул Хоу в рот Слоан. Он больше вдавил её в сено, наваливаясь всем телом, и немного приспустил штаны. Последняя трезвая мысль Махариэль была: «Надо чаще с ним заглядывать в конюшню».