О нетерпении, первом разе и математике

На коленке кровь – он как-то умудрился рассадить кожу. Порез противно ноет, но Питеру нет до этого никакого дела. Потому что мистер Старк бережно обхватывает его ногу. Потому что раз за разом стирает салфеткой кровь. Потому что кончики пальцев почти гладят чувствительную кожу. И «безмозглый мальчишка, ну когда ты уже научишься смотреть по сторонам?» кажется вовсе не нагоняем, а чем-то, чему подобрать определение у Питера никак не получается. И почему-то совершенно не хочется напоминать про регенерацию. - Ну вот и что мне с тобой делать? – вздыхает мистер Старк, все также осторожно обрабатывая его коленку. – Под замок посадить? - Извините, - Питер опускает глаза. – Не надо под замок. - Я устал сходить с ума всякий раз, когда ты вваливаешься ко мне в окно – вот такой вот. «Вот такой вот» это значит – в порванном костюме и хорошо, если не с переломами. Перелом тогда сросся быстро, и суток не прошло. Но ругался мистер Старк еще неделю, а, может, и даже больше. А Питер с виноватым видом таскал ему кофе, делал уроки в мастерской, старался не отходить ни на шаг и несколько раз оставался ночевать прямо на базе. Он знает, что по ночам Тони все еще снится: «Мистер Старк, мне что-то нехорошо». Вот только когда Питер предложил на время отложить деятельность Человека-Паука, мистер Старк на него наорал. А потом куда более спокойно сказал: «я не настолько параноик, малыш, чтобы запретить тебе быть тем, кем ты являешься». Питер оценил и старался – честное слово, старался! – как можно меньше влезать в переделки. Он не виноват, что проблемы каким-то совершенно неведомым образом находят его сами. Зато потом, когда мистер Старк проворчится, можно снова притащить ему кофе. Можно даже уговорить посмотреть вместе какой-нибудь фильм «Только не Звездные войны, не опять, карапуз!», а на середине можно привалиться к плечу, зная, что его поймут абсолютно правильно. А потом, чувствуя, как волосы едва заметно ерошит чужое дыхание, провалиться в сон. И чувствовать себя при этом почти счастливым. *** Тому, что именно между ними зреет, Питер дал название уже давно. Задержавшийся дольше необходимого взгляд. Мимолетная улыбка. Случайное прикосновение. Оно набирало силу постепенно. Наверное, мистер Старк не хотел торопить, его, совсем еще пацана. А Питер не считал нужным перечить. Потому что вот так тоже – было до удивления хорошо. Да, потом будет еще лучше, но, оказывается, наслаждаться предвкушением может быть до одури приятно. - Подай отвертку, карапуз. Пальцы задерживаются в его ладони чуть дольше, чем нужно. Он набирается смелости и осторожно гладит запястье. С трудом сдерживается, чтобы не провести по нему губами. - Спасибо. Питер не знает, к чему относится это «спасибо». Но почему-то кажется, что дело вовсе не в отвертке. *** Поцелуй не становится неожиданностью. Они снова что-то разбирают, и не сразу Питер замечает, что через всю щеку у Тони проходит черная полоса. Рука тянется стереть ее сама. А потом он замирает, потому что прикосновение выходит нежным и очень интимным. Мистер Старк замирает тоже. Внимательно смотрит на Питера и вдруг накрывает его ладонь своей. Вторая рука ложится ему на затылок. - Ты ведь понимаешь, что я собираюсь сделать, ребенок? Голос у него – на полтона ниже. И Питер кивает, сам подаваясь вперед. Он хочет сказать многое. «Я так этого ждал». Или «Пожалуйста, мистер Старк». Но слова вылетают из головы все, сразу, когда к его рту прижимаются сухие твердые губы. В одном из дурацких сериалов, которые так любит смотреть Мэй, первый поцелуй сравнивали с порхающими в животе бабочками. Какая глупость, подумал тогда Питер. И сейчас готов в своих словах еще раз расписаться. Это не похоже на бабочек, совершенно. Это лучше. В миллион раз лучше. До такой степени, что кружится голова, а ноги подкашиваются сами. Но вокруг талии обвивается крепкая рука и поддерживает, не давая упасть. А губы не торопятся, ласкают, касаются с едва заметным нажимом, и Питер, повинуясь какому-то инстинкту, не иначе, перехватывает их, раскрываясь навстречу. Глаза закрываются сами, а руки – обхватывают за шею. Это тепло, и влажно, и так хорошо. Щетина колется, и с непривычки наверняка останутся следы, но это кажется таким правильным. И, к тому же, у него есть регенерация. А потом в голове происходит небольшой взрыв, не иначе, потому что к ласкающим его губам присоединяется язык. Он не сразу понимает, что всхлипнул, невольно дернувшись навстречу. И почти тут же поцелуй прерывается. - Все хорошо? Питер смотрит во все глаза. Он никогда не видел мистера Старка таким. Зрачки расширены, крылья носа трепещут, и Питер слышит – буквально слышит – как на шее бьется, прогоняя кровь, голубоватая жилка. И вместе с тем на лице написана такая нежность, что дыхание перехватывает, а где-то в груди начинает болезненно ныть. Он не сразу понимает, что от него ждут ответа. - Да, - и еще раз, торопливо. – Да… Поцелуйте меня еще раз. Больше всего на свете он хочет ощутить это снова. Но мистер Старк не торопится. Губы прижимаются к щеке, еще раз, и еще. Неторопливо прокладывают дорожку к скуле, целуют переносицу, кончик носа, и Питер прикрывает глаза, подается навстречу касаниям, словно пытаясь угадать, куда придется следующий поцелуй. Навстречу губы снова раскрываются сами. Теперь это более настойчиво, и – о, господи, ноги снова подкашиваются – в приоткрытый рот проникает язык, прикасается к его, гладит, ласкает, проходит по ряду зубов… Это – всегда так? У Питера нет слов, чтобы выразить, каково ему сейчас. Но Тони, кажется, понимает, потому что, не разрывая поцелуя, подхватывает его под бедра, сажает на стол, и обнимает уже обеими руками, прижимая к себе. Так действительно, легче. Так не надо думать о том, чтобы не упасть. А можно попробовать проделать своим языком то же самое. Питера ведет, когда он осторожно лижет нижнюю губу мистера Старка. Ведет, когда он проникает глубже. И от того, как сильно сжимаются пальцы на его талии, Питера ведет тоже. Когда воздуха в груди не остается совсем, он нехотя отстраняется. Но ровно для того, чтобы прижаться щекой к щеке и счастливо прикрыть глаза. Тони прижимает его к себе, ерошит дыханием волосы на виске, и Питер слышит, как колотится его сердце. Впрочем, собственное тоже частит. - Если бы я знал, что это настолько хорошо – сам поцеловал бы вас давным-давно, - негромко признается он. Тихий смешок, и губы целуют краешек брови. И хоть это выглядит совершенно по-детски, Питер не может не спросить: - Мы ведь теперь вместе, да? Его на секунду сжимают крепко-крепко. - Мы давно вместе, Паучок. Давным-давно. И Питер полностью согласен. *** Когда-то давным-давно, когда мистер Старк и в самом деле считался его наставником, а на то, что происходит между ними сейчас, не было даже намека, у них завязался разговор про отношения. Помнится, Тони тогда подвыпил, поэтому на смущающую Питера тему разглагольствовал совершенно свободно. Питер мало что из того разговора вынес. Ну не брать же, в самом деле, на вооружение фразы типа «Мне ни с кем не было так, как с тобой» и «Я обязательно позвоню»! Однако потом мистер Старк посерьезнел и заявил, что первый раз – шаг очень ответственный. И вот про ответственность Питер запомнил очень хорошо. Однако не мог даже подозревать, что к этой самой ответственности Тони отнесется настолько серьезно. Нет, Питер не собирался торопить события, вовсе нет. Просто целоваться, обнимать или засыпать на его коленях, зная, что проснется от ощущения губ мистера Старка, уже было невообразимо хорошо. Знать, что в любой момент можно подойти и обнять или даже забраться на колени – тоже. Волнуясь, набирать на телефоне: «Спокойной ночи. Думаю о вас». Получать в ответ: «Засыпай, малыш. Я тоже». Понимая, что неимоверно соскучился, сбежать с уроков, на полдороге натянуть костюм Человека-Паука, влететь в открытое окно мастерской, скинуть маску и наброситься, крепко обнимая и сразу прижимаясь к губам. Потом выслушать лекцию о том, насколько плохо прогуливать, торопливо кивнуть и поцеловать снова. И по тому, с какой готовностью целуют в ответ, понять, что мистер Старк – не сердится. Все это было хорошо. Сумасшедше. Неимоверно. Вот только всякий раз, когда мистер Старк целовал особенно горячо, в низу живота скручивался горячий сладкий узел. И хотелось – ближе, теснее… больше. Однако вот этого «ближе» – все не было. Нет, его вовсе не отстраняли и не ссаживали с колен. И «нам нужно подождать» – не звучало тоже. Просто поцелуи становились более нежными, а прикосновения – осторожными, как будто его боятся сломать (как будто его можно сломать!). Питер знал, что это взаимно. Тут и без паучьего чутья все было бы ясно. Просто с ним понять получалось лучше. Он слышал, как едва заметно сбивается дыхание. Ощущал, как кровь быстрее бежит по венам. Видел, как по линии роста волос выступает испарина. Но послушно клал голову на плечо. Или утыкался носом в грудь. Или укладывался на колени и закрывал глаза, млея от перебирающих волосы пальцев. Потому что уважал решение мистера Старка и был готов ждать. Вот только не слишком долго. *** Губы на секунду отрываются от губ, прихватывают нижнюю и прижимаются поцелуем снова. Голова кружится, но Питер почти привык, что целоваться с мистером Старком – всегда вот так и никак иначе. Ладонь гладит между лопаток, почти жжет через тонкую ткань футболки, и Питер с трудом сдерживается, чтобы не стащить ненужную им обоим тряпку и отбросить в сторону. Сдерживается в основном потому, что хочет, чтобы Тони снял ее сам. А еще Питер устал ждать и все для себя решил. Поэтому следующий поцелуй приходится на край челюсти. Губы чуть прихватывают горячую кожу и скользят ниже, к шее. - Пит… От того, как его имя звучит на выдохе, голову ведет сильнее, и Питер повторяет движение. И почти сходит с ума, когда слышит едва заметный стон. А потом мистер Старк ощутимо напрягается. - Мне так не делать? – шепчет Питер. Губы задевают кожу – он знает, очень здесь чувствительную – и Тони вздрагивает. Но все-таки чуточку отстраняет его от себя. Питер ловит его взгляд и замирает. Освещение в мастерской приглушенное, но для того, чтобы увидеть огонь в темных глазах, вовсе не нужен свет. - Лучше не надо, малыш. В голосе – невыносимая нежность. Вот только Питер действительно, все для себя решил. Он кладет ладонь на колючую щеку и негромко просит: - Прекратите думать, мистер Старк. - Тони, - поправляют его, но Питер мотает головой, не позволяя сбить себя с толку. - Вы ведь тоже хотите. Тони вздыхает и все-таки ссаживает его с колен. - Хочу, - не спорит он и зарывается пальцами в волосы. – Но знаешь, чего хочу еще? - Вы сейчас глупость какую-то скажете, - бубнит Питер. - Может быть, - мистер Старк гладит его по голове, и потянуться за его рукой хочется неимоверно. Но Питер чувствует – то, что ему сейчас скажут, очень и очень ему не понравится и поэтому медлит. – Но я хочу, чтобы ты выслушал. Он кивает и все-таки прижимается к ласкающей его ладони. - Я, пожалуй, худший вариант для первых отношений, который у тебя мог бы быть. Да что там – худший вариант для каких бы то ни было отношений вообще. Питер было вскидывается, потому что это даже хуже, чем он предполагал, но к губам прижимаются пальцы. - Ч-ш-ш, малыш. Сейчас не перебивай. Он снова кивает, куда более угрюмо. - Я рад, до одури рад тому, что сейчас происходит. Да что там – не просто рад, счастлив, как бы сопливо и по-девчоночьи это ни звучало. Но дело не во мне. Понимаешь, Паучок, я хочу, чтобы ты чувствовал то же самое. Питер хочет сказать, что он тоже счастлив и тоже до одури, но мистер Старк просил не перебивать, поэтому он просто целует все еще прижатые к губам пальцы. - Я уже и не помню, какими они должны быть, первые отношения. Чтобы все по-человечески, правильно и без особых для тебя потрясений. Пятница, к примеру, сообщила, что с тобой надо гулять под луной, заваливать цветами, водить на выходных в кино и помогать с математикой. Но я просто не создан для всех этих прогулок и цветов, а с уроками ты отлично справляешься сам. И, наверное, поэтому, Паучок, мне хочется дать тебе хотя бы это – видимость нормальных отношений. Когда все неспешно и неторопливо, так, как по сути и бывает у нормальных людей. Питер распахивает глаза. О чем мистер Старк говорит? Какая луна? Какие цветы? Что значит – хотя бы это? Какое еще – «хотя бы»?! Он медлит секунду, не больше. А потом решительно забирается на колени снова, прижимается лбом ко лбу и шепчет: - Я же говорю, ничего кроме глупостей не скажете… Целует куда-то в переносицу и продолжает: - Все те две недели, что мы… вместе, я никогда – только не смейтесь, мистер Старк – никогда не чувствовал себя таким… живым. И целым. Даже после Титана. Он чувствует, как тело под ним мгновенно каменеет, как и всякий раз, когда речь заходит о Титане, но как еще объяснить, Питер не знает. Поэтому целует еще раз, успокаивающе проводит ладонями по плечам и снова шепчет: - Вы даете мне так много… Знали бы вы, сколько. Зачем мне луна, цветы или кино, когда рядом уже есть вы? Тут в голову приходит мысль, и он чуть улыбается. - Разве что от математики я бы не отказался. Но не в ней сейчас дело. Быть с вами, знать, что я тоже вам нужен – лучше и быть не может. Я так счастлив, мистер Старк… Иногда не верю, что это в самом деле происходит, и перечитываю ваши смс, и вот тогда – глупо улыбаюсь. И да, это как раз по-девчоночьи, но по-другому не получается. Он зажмуривается, как будто собирается прыгнуть в ледяную воду и признается: - Я вас люблю. Больше всего на свете. И я так счастлив... Требовательно Тони целовал его и раньше. Но сейчас в движении губ сквозит что-то иное. Не напористое, не жадное, но всецело призывающее подчиниться. И противиться этому не хочется совершенно. Наоборот, податься навстречу, ответить и желать, чтобы это не прекращалось… никогда не прекращалось. Питер тихо ахает, когда губы скользят по шее. А потом чуть откидывает голову назад. - Мальчик мой… Так Тони называет его впервые, и по телу пробегает горячая волна. - Скажите еще раз, - шепчет Питер, невольно прогибаясь навстречу. Ему хорошо, и жарко, и сладко, и как-то еще – слов подобрать снова не получается. Но к черту их, эти слова, потому что губы касаются уха, и мистер Старк повторяет, еще раз, и еще, и добавляет «Паучок», и «хороший мой», и «малыш», и Питер чувствует, что он тоже дрожит. При мысли о том, что дрожать – да-да, того самого миллиардера, плейбоя и филантропа – заставляет именно он, ничего не умеющий школьник из Квинса, по телу пробегает толпа мурашек, а жар в паху становится более требовательным. Шепот сводит с ума, плавит сознание, оседает новой волной мурашек, и то, что губы возвращаются к шее, Питер понимает только, когда с его губ срывается первый стон. Это оглушающе хорошо и невыносимо одновременно. Стон выходит почти неприличным, и к лицу приливает кровь, но смутиться Питер не успевает – его притягивают еще ближе, хотя теснее, кажется, уже и некуда, и хрипло шепчут: - Да что же ты со мной делаешь… Под его майку пробираются горячие ладони, оглаживают ставшую совсем чувствительной кожу, и это так жарко, так сильно, так остро, что Питер только и может, что всхлипнуть, невольно дернувшись навстречу. Это всегда так? Или только – с мистером Старком? Ощущений так много, что справиться с ними в одиночку у Питера не получается. Поэтому он подается вперед, еще ближе – крепче, теснее – находит губы и целует. Выходит рвано, и немного торопливо, и смазанно, но Тони, кажется, это нравится. Потому что ладонь скользит вверх по спине, выглаживает каждый позвонок, и Питер готов скулить, когда пальцы начинают ласкать кожу между лопаток. А потом происходит то, о чем он так мечтал – ткань футболки медленно ползет вверх. Чтобы стащить ее через голову, приходится разорвать поцелуй, и Питер тяжело дышит, когда видит, какими глазами мистер Старк его разглядывает. Он не знает, откуда в нем эта смелость, но рука ложится поверх чужих пальцев сама. И тянет их к своему животу, кажется, тоже без его участия. Питер все-таки скулит и вздрагивает, когда эти пальцы ласково оглаживают его пресс. И стонет в голос, когда они повторяют движение. - Какой чувствительный, - голос Тони хриплый, и вязкий, и какой-то еще. – С ума меня сводишь… Если он сходит с ума, то как назвать то, что происходит с Питером? По телу проходит дрожь удовольствия – тугая, почти болезненная. И он не выдерживает. - Я… я разорвусь сейчас, - жалобно шепчет он и всхлипывает, снова прижавшись лбом ко лбу. – Это так… так… м-мистер Старк… - Ч-ш-ш, - прикосновения перестают быть дразнящими, а становятся почти осторожными. – Дыши, малыш. Просто дыши. Питер совершенно не может дышать. Он может только дрожать, и снова всхлипывать, и, кажется, просить еще. - Пит, - голос воспринимается краем сознания. – Посмотри на меня. Он вскидывает взгляд и совершенно теряется в этом потоке нежности. - Все хорошо, все нормально, - его гладят по щеке, целуют в лоб, висок, скулы, ерошат волосы на макушке. – Какой же ты… Шепот оседает на подкорке, проникает под кожу, и теперь, действительно, он может сделать вдох без страха подавиться воздухом. А еще может сглотнуть и, почти копируя недавние действия мистера Старка, потянуть его майку вверх. Он, наверное, умрет, если прижмется к нему вот так, всем телом. Кожей к коже. Вслух Питер этого, разумеется, не произносит – с недавнего времени Тони болезненно реагирует на любое упоминание «умрет», даже если это сказано в шутку. Особенно, когда дело касается его, Питера. Он просто это делает. И сдавленно, глухо стонет. Кожа мистера Старка тоже горячая – или это ему, Питеру, только так кажется? Он прижимается теснее, чтобы ближе – уже некуда, чтобы между ними не оставалось даже воздуха… Питер ощущает рубец от шрама, напряженные мышцы пресса, а когда по бокам проходят горячие ладони, понимает, что чувствует даже слишком много. Каждую шероховатость, каждую мозоль, и, кажется, даже царапины, которые Тони вчера получил в мастерской. Он потрясенно выдыхает и снова прижимается к губам. Питер уверен, что теперь узнает руки мистера Старка даже с закрытыми глазами. Тони целует ласково, медленно, бесконечно нежно, но Питеру становится мало. Нужно, чтобы снова сбилось дыхание. Чтобы снова – дрожь по всему телу. И чтобы ладони сжали сильнее. Поэтому он кладет ладонь мистеру Старку на затылок и вжимает в себя, с глухим стоном сминая губы. Господи… Горячий стон в его рот и дернувшиеся навстречу бедра. Неужели Тони… тоже? Мысль не успевает оформиться, потому что в низ живота вжимается напряженный член, и Питер давится воздухом. Возбуждение оглушающей волной продирает позвоночник, проходит спазмом по телу, и он не сразу понимает, что утыкается в плечо мистеру Старку, тяжело дыша. Ласковые прикосновения к затылку заставляют поднять голову. А пробравшаяся между их животами ладонь – чуть отстраниться. - Мне продолжать? Питер не слышит вопроса, потому что тонет в расплывшемся черном зрачке и тонком ободке карей радужки. Но догадывается о смысле, потому что Тони медлит, неторопливо и тягуче поглаживая живот над самой кромкой джинсов. Он рвано, торопливо кивает. И закусывает губу, когда пальцы расправляются с пуговицей. При мысли о том, что сейчас произойдет, что его впервые коснутся там – причем не кто-то, а Тони, Питер зажмуривается и снова утыкается в плечо. Ему немного стыдно и неловко, но все это не имеет значения, потому что вторая рука поддерживает за поясницу, а губы целуют в макушку. Предвкушение бежит по телу электрическими разрядами, и Питер пытается вспомнить – а было ли ему хоть когда-нибудь также. Определенно, не было. Молния металлически всхлипывает, и он ерзает на бедрах мистера Старка, помогая приспустить джинсы. И в голос стонет, когда пальцы задевают член через белье. Это… Господи, ничего общего с тем, когда прикасаешься к себе сам. Питер всхлипывает, и сильнее зарывается носом между плечом и шеей, и впивается рукой в другое плечо, и, кажется, что-то шепчет. - Сейчас. – Голос Тони низкий, и тягучий, и такой бархатистый. Питер понимает, что он – тоже с трудом сдерживается. – Все, что попросишь, малыш. Кажется, он умолял его продолжить. От этого тоже стыдно, но плевать, потому что резинку белья тянут вниз. Питер целует влажную шею и, не зная, откуда она только взялась, эта смелость, подается навстречу пальцам. И судорожно втягивает воздух, когда они оглаживают головку. Он дрожит. И всхлипывает. И просит не останавливаться. И хочет «еще». Он стонет, и утыкается мистеру Старку в плечо все сильнее, и умирает от протяжной судороги, и кажется, впервые в жизни зовет его по имени, выстанывая четыре буквы как-то невообразимо пошло. И Тони – Питер уверен – именно так и нравится. Еще одно движение, более резкое, и Питер уже не стонет, скулит в подставленное плечо. А когда резкая волна сметающего все на своем пути удовольствия накрывает с головой, смыкает на этом плече зубы. В голове остается только одна мысль – не сжимать слишком сильно. Он беспомощно дрожит, почти упав на мистера Старка. Он все еще всхлипывает – но уже не загнанно, а расслабленно и довольно. Он утыкается губами в след от укуса и виновато касается его языком. Питер не знает, сколько проходит времени. Зато точно знает, что никогда не сможет посмотреть Тони в глаза. Уверенность пропадает, стоит пальцам зарыться в его волосы и погладить, заставляя приподнять голову. Поцелуй долгий и бесконечно бережный. - Ты всегда будешь так кусаться? – это звучит ласково, и Питер с облегчением понимает, что мистер Старк не сердится. Он улыбается, мотает головой и целиком отдается новому поцелую. Ему уже не жарко – тепло, и расслабленно, и так хорошо… Во всем теле приятная тяжесть, и не хочется шевелиться, не хочется ничего. Впрочем, от еще одного движения губ по его щеке, он, пожалуй, не откажется. И чтобы ладони снова обняли за поясницу. А потом Питер прижимается чуть ближе, слышит с трудом сдерживаемое шипение и понимает, какой он идиот. Преодолевая смущение, тянется ладонью вниз, и не сразу соображает, что ее перехватывают на полпути. - Эй, - Тони целует его пальцы. – Ты вовсе не обязан… делать что-то в ответ. И хоть Питер только что кончил, и мысли в голове похожи на вязкий кисель, он все равно потрясенно распахивает глаза. Он же видит, что зрачок у мистера Старка все еще расширен. Что дыхание – прерывистое и частое. А упирающийся в бедро Питера член и вовсе говорит о его состоянии яснее некуда. Он проводит пальцами по его губам и произносит: - Никогда не думал, что это скажу, но вы такой дурак, мистер Старк… Торопливо целует, пока Тони не успел вставить еще какую-нибудь глупость, и, явно краснея, продолжает: - Причем здесь – в ответ? Я… я хочу. Но, кажется, его понимают совершенно правильно. Потому что Тони подхватывает отброшенную – Питеру не разобрать, чью – футболку, вытирает пальцы и его запачканный живот, а потом подхватывает под бедра. - Держись крепче. Ощущение положения в пространстве пропадает, и Питер рефлекторно обхватывает мистера Старка руками и ногами. Весь путь от мастерской до спальни они целуются. Хорошо, что идти всего ничего, а двери перед ними открывает Пятница. Поцелуи уже не так обжигают, после оргазма они просто невообразимо приятны, поэтому Питер не понимает, каким образом успевает возбудиться еще до того, как мистер Старк садится вместе с ним на постель. И Тони, конечно же, это чувствует. Не может не чувствовать. Ему кажется – и хочется! – что Тони вот-вот опрокинет его спиной на покрывало и навалится сверху, но этого не происходит. Вместо этого его ласково гладят по спине и касаются поцелуем линии челюсти. - Что ты хочешь, чтобы я с тобой сделал? «Все», хочет сказать Питер. Но снова удивленно распахивает глаза. Почему мистер Старк снова спрашивает про него? Он же хочет, Питер видит, насколько он хочет! Но натыкается на его взгляд и не спрашивает ничего. Просто целует – глубоко и сильно, и, далеко не сразу оторвавшись от губ, шепчет: - Я хочу… Хочу до конца. Ладони на его талии сжимаются сильнее, а Тони, кажется, давится воздухом. Но быстро берет себя в руки. Питер не понимает, как ему вообще это удается. - Мы вовсе не обязаны торопиться, - еще один поцелуй, еще одно движение ладони по спине. Питер прикрывает глаза и интересуется: - Почему вы меня не слышите? Тони обнимает его, прижимая к себе. Сидеть не очень удобно, но это не то, что в принципе сейчас может волновать Питера. - В первый раз чаще всего бывает неприятно. И даже больно. Питер хочет сказать, что вот позавчера на него упал обломок моста, и да, это было больно. И что сейчас вряд ли будет намного хуже. И то, что пока мистер Старк рядом, Питеру наплевать на любые неудобства, он хочет сказать тоже. Питер ничего этого не говорит. Он подается вперед и просто его целует. - Я хочу вас, мистер Старк. Всего… целиком. Без остатка. - Я и так твой, малыш. В груди сжимается от невыносимой нежности и любви, но Питер не позволяет сбить себя с толку. - Знаю. Но вы ведь все поняли. Я хочу вас… - тут он зажмуривается, потому что говорить такое по-настоящему стыдно. – Хочу вас в себе. И задыхается от восторга, когда его все-таки опрокидывают на покрывало. Тони нависает над ним – возбужденный, прожигающий взглядом, такой красивый… И Питер понимает, что, кажется, все-таки его уговорил. - Ты не представляешь, как сильно тебя хочу, - признается Тони, неторопливо выцеловывая чувствительную кожу под челюстью. Питер тихонько стонет – то ли от признания, то ли от того, что прикосновение губ опять обжигает, и чуть откидывает голову назад, давая больший доступ. Прохлада покрывала под спиной кажется знакомой – после того, как Питер ввалился с переломом, мистер Старк на руках оттащил его прямо сюда. Он помнит, что старался тогда думать о переломе, а не о том, что Тони вот-вот положит его в свою постель. Губы скользят по шее, и воспоминания теряются в накатившей дымке возбуждения. - Помнишь, как сломал ногу? – негромко спрашивает мистер Старк, спускаясь к ключицам. – Лежал вот здесь же, на этом месте, а я с трудом заставлял себя… - он прерывается на полуслове, когда слышит смешок. – Что такое? - Вы мысли читаете? – выдыхает Питер, прикрывая глаза от ощущения губ на коже. Тихий смех в ответ, а в следующую секунду Питер стонет в голос, когда ощущает легкий укус. - Так не бывает, - почти жалобно шепчет он. – Так хорошо – не бывает… - Привыкай, - раздается в ответ. – Малыш-Паучок. От двойного прозвища, не слышанного ранее, по телу бегут мурашки. А может, это от ладони Тони, скользящей по боку? Питер не пытается анализировать. Он просто прикрывает глаза, чтобы запомнить и почувствовать больше. Ладонь ложится на бедро, гладит и несильно сжимает, и Питер почти ненавидит джинсы, которые скрадывают часть ощущений. К счастью, мистер Старк читает его мысли и здесь. - Приподнимись, - шепчет он, и Питер выворачивается, помогая стянуть такую ненужную сейчас ткань. Наверное, он снова краснеет. Не может не покраснеть, наблюдая, каким взглядом Тони его рассматривает. Питер и сам не может отвести от него глаз. - Сколько раз я представлял тебя таким, - эти слова мистер Старк почти шепчет, проводя ладонью по его животу. – Сколько раз, Паучок… Питер хочет сказать, что он тоже думал об этом бесчисленное множество раз, но воздух вдруг выбивает из легких, потому что Тони прикасается к тому же месту губами. Это так пронзительно и так остро, что первую секунду он не может даже застонать, лишь беспомощно хватает ртом воздух. Слово «хорошо» кажется слишком бледным по сравнению с тем, что с ним происходит сейчас, и, когда дышать получается снова, Питер жалобно и беспомощно всхлипывает. Тони целует его живот снова и снова, прикасается языком, и Питер чувствует, что его, кажется, тоже ведет. Ноги в стороны расходятся сами. Сгибаются в коленях – тоже. Первый раз будет волнительным, говорили им на уроках сексуального воспитания, волнительным, но очень важным. Питер не испытывает волнения – только удовольствие и жгучее, выкручивающее нервы возбуждение. И – самую чуточку – нетерпение. Но с мыслью, что то, что происходит сейчас, необычайно важно для них обоих, готов согласиться без малейших раздумий. Он скулит, когда мистер Старк со стоном утыкается в разведенное бедро, и снова всхлипывает, когда он начинает покрывать его поцелуями. Щетина колет чувствительную здесь кожу, но это только заводит, заставляет шире раздвинуть ноги, вслепую нашарить ладонь Тони и положить на кромку белья. Питер, и в самом деле, нетерпелив. Но когда на нем не остается ничего, он все-таки краснеет, потому что мистер Старк снова смотрит – жадно, голодно, и, черт возьми, тоже нетерпеливо. Он только сейчас замечает, что Тони все еще в брюках. Вытащить пуговицу из петли смелости хватает. Дернуть их вниз – уже нет. Они справляются с этим вместе, и Питер, стараясь не смущаться, неуверенно кладет ладонь на член мистера Старка, а потом также неловко проводит по нему ладонью. И сходит с ума, когда его притискивают к себе и полузадушенно шепчут в ухо. - Подожди, малыш. Иначе я за себя не ручаюсь. Питеру хочется именно этого, но он понимает, что Тони сейчас важно следовать нормам какой-то ему одному ведомой морали. Поэтому он не спорит, послушно отстраняет пальцы, но все же считает нужным сообщить – тоже почти на ухо: - Я так вас хочу… Тони целует его лицо, макушку, переносицу, лоб, висок, губы, снова что-то шепчет, из-за шума в голове не разобрать, а потом, не прекращая поцелуев, тянется к тумбочке. Питер понимает, зачем, и – в который уже раз? – краснеет. - Расслабься, - шепчет Тони, мягко опрокидывая его спиной на кровать. Он кивает, раздвигает ноги шире и, действительно, пытается не напрягаться. Потому что да – теперь это волнительно. И самую капельку страшно. Не от возможной боли, ее он никогда не боялся. Скорее – от неизвестности. Будет ли мистеру Старку с ним хорошо? Сходит ли он с ума сейчас так же, как Питер? Прикосновение между ягодиц выбивает из головы мысли – все до единой. Пальцы влажные и скользкие, они не торопятся проникнуть глубже, просто осторожно поглаживают, но от интимности этих движений Питера словно бы прошибает током. Он закусывает губу, обхватывает ладонью затылок мистера Старка и притягивает к себе, прижимаясь лбом ко лбу. - Неприятно? – тихо-тихо спрашивает Тони. Его взгляд прожигает. За один этот взгляд Питер, кажется, готов продать душу. Он поспешно мотает головой и чуть подается бедрами навстречу ласкающим пальцам. Еще чуть глубже, и вот да, теперь это нельзя назвать приятным, но Тони смотрит с таким беспокойством, выискивает на его лице малейшие признаки изменений, что внешнее неудобство кажется незначительным и совершенно неважным. При мысли о том, что он находится в постели с мистером Старком, что это его первый раз – нет, не так, что его первый раз – с Тони, что это действительно происходит, и что это – одуряюще хорошо, в горле собирается горячий комок. Но Питер не дает ему воли, ведь его могут понять совершенно не так и снова начать осторожничать, а то и вовсе прекратить. Он вцепляется мистеру Старку в плечо и прикрывает глаза, снова подаваясь навстречу. - С вами так хорошо… Дыхание сбитое, а голос хриплый. Виска касаются сухие горячие губы, а проникновение уже не кажется таким неприятным. И внутри у Питера словно что-то перемыкает. - Я вас люблю, - шепчет он. Какая глупость, разве сейчас стоит говорить такое? Но он не может остановиться, это сильнее его смущения, это идет откуда-то изнутри. – Люблю, люблю, люблю. Тони со стоном утыкается в его шею. С глухим, горячим стоном. И от этого стона, от пальцев внутри него, от движений, все более уверенных, Питер готов шептать признания вечно – не останавливаясь. - Мне привыкать, что ты нуждаешься в подтверждении очевидного? – спрашивает мистер Старк, далеко не сразу оторвавшись от его шеи. Питер не совсем понимает вопрос, потому что ему так хорошо, что нормальную речь, он, кажется, воспринять вообще не способен. Еще одно движение пальцев, теперь резкое и выкручивающее удовольствием, а затем на самое ухо раздается: - Я люблю тебя, Паучок. А вот эти слова он различает абсолютно четко, со стоном выгибается навстречу, вслепую находит губы и целует, целует, целует. Питер не знает, сколько длится этот поцелуй, сколько Тони – уже не сдерживаясь – трахает его пальцами, он знает только то, что лучше, кажется, уже быть просто не может. Он протестующе всхлипывает, когда все прекращается. Но когда понимает, что мистер Старк снова тянется к смазке, разводит бедра шире и, не в силах оторвать взгляд, смотрит, как он наносит ее на член, целует Питера в коленку и приставляет головку к входу. Дернуться навстречу ему не дают впившиеся в бедра пальцы. - Ч-ш-ш, - еще один поцелуй в согнутое колено. – Сейчас не торопись. Питер не понимает, почему Тони медлит, потому что больше всего на свете он хочет снова ощутить его в себе, и снова пытается насадиться, но ему не дают. - Тише, тише… Мистер Старк осторожно, очень осторожно двигается навстречу, и вот теперь до Питера доходит, почему его только что просили не торопиться. Это совсем не так, как с пальцами. Это больше, тяжелее, и да, вот теперь – больнее. Он всхлипывает и утыкается в покрытый испариной лоб. Обхватывает руками за шею. И очень сильно старается не зажмуриться. - Ч-ш-ш-ш, - Тони целует его в переносицу. – Сейчас пройдет. Хороший мой, расслабься, ну же... Ему шепчут что-то еще, ухо цепляет «мальчик», и «паучок», и «потерпи», и «пожалуйста», и, кажется, даже «прости». Питер не уверен. Питер честно пытается дышать. А потом понимает, что именно сейчас происходит. Он лежит в одной постели с Тони Старком – человеком, ближе которого нет. И этот человек вжимает Питера спиной в горячие простыни, просит потерпеть, и, кажется, снова шепчет, как сильно его, Питера, любит. Что-то может быть лучше этого? Поэтому он забывает про боль, улыбается и поднимает взгляд. И замирает. Зубы Тони сжаты так сильно, что на виске выступает синеватая жилка. По линии роста волос отчетливо видна испарина. А его дыхание – сорванней некуда. Он же хочет, ясно понимает Питер. Хочет тебя так, что с трудом сдерживается. Но медлит – тоже из-за тебя. Можно ли любить человека сильнее? Питер потом ответит на свой вопрос. А сейчас просто качнется навстречу и поймет, что уже вовсе не так больно. Немного неприятно, да, но это можно терпеть. Его движение Тони встречает сдавленным стоном, целует в висок и просит подождать. Но Питер не хочет ждать, он тоже хочет его больше всего на свете и любит так, что, кажется, вот-вот разлетится на части. Поэтому мотает головой и начинает шептать. Все это, и еще много чего, спроси его кто – он сам не сможет ответить, а что же именно, но, кажется, слова находит совершенно правильные, потому что новое движение ждать себя не заставляет. - Еще больно? – уха касаются пересохшие губы. - Нет, - всхлипывает Питер, откидывая голову назад и прикрывая глаза. – Уже нет. Мистер Старк понимает совершенно правильно, и на шею снова ложатся поцелуи – один, пять, десять… Питер скоро перестает считать. Тони двигается медленно, но уже глубоко, и в какой-то момент член задевает ту самую точку, от которой было так хорошо с пальцами, и с губ срывается стон – громкий и совсем несдержанный. - Еще, малыш, - хрипло просят его, не прекращая двигаться. – С ума схожу, когда ты так стонешь. Питер думает, что уже не в силах краснеть, однако ему это удается. Он ведет пальцами по влажной от пота спине, гладит между лопатками и стонет снова – не только потому, что мистер Старк об этом просит, но еще и потому что держать их в себе просто не получается. Его собственный член трется о живот Тони, оставляет на нем дорожку смазки, и Питер всхлипывает, потому что это выглядит так порочно, так развратно, так возбуждающе… Еще один толчок, куда более сильный. Он встречает его жаркой дрожью и тихо скулит: - Еще… так же… И дергает бедрами навстречу. Нескольких движений хватает, чтобы начать двигаться в унисон. Питер гладит везде, куда может дотянуться – плечи, спина, затылок, всхлипывает, стонет, скулит. Эмоций и ощущений столько, что справиться с ними со всеми сразу как-то не получается. Поэтому он вцепляется в мистера Старка, обхватывает руками и ногами, впивается в губы. Так проще. Так вообще можно вообразить, что они – единое целое. Хотя почему – вообразить? Каждый толчок отдается теперь даже не удовольствием – жгучим наслаждением. Член скользит внутри так хорошо, так глубоко, так правильно. Трется о чувствительные стенки, касается той самой точки, выбивает воздух из легких, мысли из головы, здравый смысл – из самого Питера. Секс – это всегда так? Он спросит это у мистера Старка после. Если, конечно, останется жив. В голове проносится совершенно дурацкая мысль, что если бы он испытал это с Тони еще тогда, до Таноса, то не вцеплялся бы в него так испуганно, а умер абсолютно счастливым. Вот только мистеру Старку он об этом не скажет. - Пит, - хрипло выдыхает Тони в самые губы. – Пит, Питер, как же с тобой хорошо… Совершенно точно не скажет. - Люблю вас, - кажется, он сорвал голос. Но и черт с ним. – Мистер Старк… Тони… Это ведь нормально, столько болтать во время секса? Хотя слово «секс», кажется, не описывает и половины того, что сейчас между ними происходит. Тони движется в нем, уже не сдерживаясь – короткими, частыми толчками. Как он понял, что Питер сходит с ума именно от такого темпа, сам Питер не имеет понятия. Он только целует, хотя губы у обоих вконец искусаны. Стонет, хоть голоса и нет. И обнимает, несмотря даже на то, что руки – да и ноги тоже, мелко дрожат. Когда Питер чувствует волну подступающего оргазма, то обнимает Тони крепко-крепко. Снова прикусывает плечо – другое, и уже не так сильно. И, после особенно сильного толчка, кажется, все-таки умирает. Он не сразу понимает, что мистер Старк лежит, уткнувшись ему в шею и пытается выровнять дыхание. Не сразу понимает, что тело под его ладонями чуть подрагивает от произошедшего. И то, что сам Питер все еще дрожит, он не понимает тоже. Он просто гладит Тони по спине. И, кажется, вот-вот разревется. - Не могу поверить, что вы столько с этим тянули, - произносит он, когда понимает, что, кажется, снова способен на нормальную речь. В шею раздается тихий смешок, мистер Старк приподнимается на локте и ласково гладит его по щеке: - Да знаешь, я теперь тоже. Питер улыбается, довольно прикрывает глаза и тянет Тони на себя. Целоваться с искусанными губами немного больно, но никакая сила в мире не способна заставить Питера перестать целовать Тони Старка. Ему спокойно, тепло и так хорошо... Кажется, задремывает Питер сразу после того, как мистер Старк обтирает обоих какой-то тканью – Питеру лень смотреть, какой именно – откидывается на спину и устраивает его голову у себя на груди. - Карапуз? - М? – он лениво приподнимает голову и довольно прижмуривается от поглаживающих затылок пальцев. - Мэй не хватится? - Она на дежурстве, - сонно бормочет Питер, снова устраивается на груди и целует шрам от реактора. – Просила не засиживаться допоздна и подготовиться… вот черт! Сон слетает моментально, а сам Питер – подкидывается на кровати. - Что такое? – поднимает бровь Тони. Он улыбается и снова целует – черт, ему так нравится это делать! – шрам на груди. - Вы что-то говорили про математику, мистер Старк, - еще один поцелуй, и еще. – В общем, у меня завтра контрольная. Тони фыркает и сгребает его в охапку. - Я начинаю думать, что с кино и цветами было бы проще. Питер смеется и снова прижимается к его губам. Черт с ней, с математикой. Скорее всего, он вообще завтра прогуляет. Потому что столько мечтает узнать и еще больше – попробовать… Какой звук издаст Тони, когда он обхватит его член губами? А что при этом будет чувствовать сам Питер? А еще он хочет попробовать в мастерской – на том самом диване. И черт, даже на столе. И в душе – интересно, вода сильно мешает? И снова на этой кровати. И – хотя об этом пока страшно даже думать! – каково это – быть сверху? А мистер Старк ведь наверняка предложит, Питер его знает… В общем, осталось уговорить Тони, что в прогуле – пусть даже и с контрольной – нет ничего страшного. Вот совершенно. Однако судя по тому, с какой готовностью тот отвечает на поцелуй и как уже гладит Питера по спине, сделать это будет совсем несложно.