Айсвайн

Куинни всегда засыпала легко, даже слишком: едва успевала с наслаждением закутаться в одеяло и прикрыть кудри наколдованной сеткой, чтобы не смялись, как уже открывала глаза на следующее утро. Так было дома. Нурменгард же описывали совсем другие слова. Незнакомый, великолепный, таинственный… Разве можно сладко спать в башне над этой неведомой глубиной лестниц и залов? Здесь Куинни засыпала не раньше рассвета, а пару часов спустя уже просыпалась, вздрагивая, напряженная, не знающая, чего ожидать от нового дня. Возможно, если она хорошенько познакомится с этим местом, ей станет легче? Тогда ведь Нурменгард будет мало чем отличаться от выученной наизусть квартирки в доме миссис Эспозито… Ну, разве что персоной домовладельца. Нервно хихикнув и чуть приободрившись от этого жалобно-веселого звука, Куинни открыла тихо скрипнувшую дверь и вышла из своей спальни в сумрачный коридор. Кругом тишина и темнота, полные шепчущих шорохов сквозняка. Куинни шла медленно, поневоле крадучись, но камни под каблуками не желали молчать о ее присутствии. Звонкий стук собственных шагов странным образом бодрил ее. Узкая полоса света впереди преградила ей путь: за приоткрытой дверью в каминном зале горел огонь. Она не одна бодрствовала в этот поздний час. Наверное, надо было поскорее пройти мимо, она ведь вовсе не искала компанию, но вместо этого Куинни тихонько приблизилась, взглянула внутрь. Он стоял перед камином, непривычно тёплый, угольно-охряной в золотых отблесках пламени, и курил: дым окутывал, смягчал резкий чёрный росчерк его фигуры. Она думала, что совсем не шумела, но он как будто расслышал ее дыхание и повернулся к дверям. — Куинни. Вам тоже не спится? Она собралась ответить, объясниться, но бесконечные извинения и виноватости невесть в чем остались в прошлом, и она только кивнула. — Я рад вашей компании. Он сказал это с вежливой приязнью, такими же словами встретил бы Криденса или Винду Розье, явись они сюда, но притом так, что Куинни не сомневалась: рад он именно ее компании. Чуть заметная улыбка сменилась такой же едва уловимой морщиной между бровей. — Ваша комната удобна? — Да! Да, все прекрасно!.. Я только… Здесь все такое непривычное. Неуютное — вот более верное слово, но такое хозяину дома не говорят. — Я долго был… далеко, — сказал он, веско и горько заменив этим «далеко» месяцы в заключении, — и сам не привык к этому месту. Здесь слишком тихо. Он обвёл зал рассеянным взглядом и остановил глаза на ней, как будто только ее здесь и стоило видеть. — Пожалуй, лишь вам я могу это сказать. — Куинни замерла, ненавидя своё восторженно колотящееся сердце, такое шумное, что чуть не заглушало его негромкую речь. — Маглы тоже способны на волшебство. И я люблю их магию. Их музыку. Куинни понятия не имела о магловских музыкантах, Якоб ей не… Мысль о нем она не стала даже додумывать, торопливо запрятала поглубже. Он снова поднёс к губам папиросу и, отвернувшись, выдохнул дым, а тот вдруг прянул по сторонам, разросся, хлынул вверх, обрисовывая вдоль стен силуэты нарядно одетых мужчин и женщин, фигуры музыкантов с инструментами в руках. Куинни завороженно оглядывала это призрачное великолепие. Что это, иллюзия, воспоминание?.. — Вальс. Прозрачные музыканты пришли в движение, и совершенно настоящая музыка заструилась по залу, прекрасная, зовущая... Гриндевальд чуть качнул головой, не в силах противостоять мелодии, а затем протянул ей руку. — Вы окажете мне честь? Куинни понятия не имела, как танцуют вальс, но ей нестерпимо хотелось узнать. Он ничего не стал показывать и объяснять, как будто не сомневался в ее навыках, а она не успела всполошиться, что не имеет их, потому что все получалось, все, что было нужно: движение в такт восхитительной музыке, единение, неодиночество. Возможно, это дымная призрачность всего вокруг делала их двоих так пронзительно реальными, но Куинни оглушительно остро чувствовала тёплую, жесткую ткань его рукава под своими пальцами и соприкосновение их рук, и казалось, изгиб ее спины был задуман природой именно под его объятие. Музыка затихла, они остановились, а голова у Куинни кружилась, кружилась… Он склонился к ее руке, коснулся губами запястья в мурашках как в кружевной перчатке. — Благодарю, — сказал он, украв у неё это слово, и Куинни смогла только обессиленно улыбнуться в ответ. *** Той ночью она так и не заснула.