Белладонна

      — Ты со всеми подружишься, Бен. Мы будем навещать тебя так часто, как только сможем.       Он уткнулся в грудь Леи и не хотел ее отпускать. Воздух был липкий — душный и влажный, не рециркулируемый, к какому он привык, — и здесь он не чувствовал себя в четырех стенах — знакомых стенах школьного класса или своей спальни на Чандриле. Над головой жужжали бесчисленные насекомые, и он крепче прижался к матери, встревоженный буйством дикой природой вокруг. От мамы пахло домом.       Люк вздохнул.       — Что за маменькиного сынка ты вырастила, Лея… Он вообще выходит играть на улицу? Хулиганит?       Бену было плевать на игры и улицу, его всегда беспокоило только то, где мама, поскольку Хан почти никогда не появлялся в родном доме. Даже сегодня не собирался лететь с ними, чтобы попрощаться, из-за чего мама злилась всю неделю.       — О, пожалуйста, кто бы говорил! — фыркнула Лея, разглаживая длинными пальцами волосы Бена, и он закрыл глаза, шмыгая носом в ее накидку. Он не хотел, чтобы она оставляла его здесь! — Ты сможешь заниматься своей каллиграфией, милый. Будешь присылать мне старомодные письма. Я знаю, тебе тут понравится.       — Я хочу домой, — пробормотал он, но знал, что сейчас она оторвется от него, как всегда. В груди болезненно сжалось, и сердце подскочило к горлу. — Пожалуйста, не оставляй меня здесь…       Она умела быть строгой, когда необходимо. Лея высвободилась из его рук, наклонилась, чтобы поцеловать в лоб, и поспешила обратно на корабль. Из Силы доносилось эхо ее боли, и Бен стряхнул руку дяди Люка с плеча. Почему она так поступает? Если ей так же больно, как ему, почему бросает его здесь?!       Бен почувствовал, как у него затряслись губы.       — Почему ты это делаешь? — Вздрагивая, он шагнул вперед, и пусть другие падаваны пялились, ему было наплевать. Руки сжались в кулаки. — Ты хочешь избавиться от меня?!       — Бен! — одернул его Люк. — Хватит!       Она хочет избавиться от него. Она боится, как папа.       Знакомый гнев вспыхнул где-то внутри и разнесся по Силе — Бен был не в состоянии это контролировать. Он кричал вслед матери, снова и снова, требуя ответов, которые она не собиралась давать ни сейчас, ни когда-либо. Ярость и страх бурными волнами бушевали в Силе, разбиваясь о ее корабль, и Бен подумал, что если попросту уничтожить его, то…       Люк схватил его за плечо — грубее на этот раз — и дернул назад. А потом заглянул прямо в глаза.       — Я сказал тебе: хватит.       Бен вперил в дядю злобный взгляд и отправил гнев в глубину сознания — как обычно. Раздувавшийся сгусток извивался и рычал, как дикая тварь, выплевывая яд и шипя все, что ему хотелось выплеснуть в лицо дяде. Бен втиснул его в сумрак, чем растравил все теснившиеся там сгустки.       — Ты забрал у меня маму, — холодно произнес Бен.       Люк приподнял бровь.       — Она вернется. А мы тем временем научим тебя самоконтролю, тебе он не будет лишним. Ты же не хочешь нечаянно навредить маме?       Бен прокрутил и этот вариант в своем подростковом уме. И решил — да. Он не хочет навредить ей, не желает, чтобы она знала, каково это, страдать так, как страдает он. Но он отчаянно нуждался в том, чтобы поделиться с кем-то этим бременем, потому что это нечестно, что ему приходится тащить все в одиночку, одному бороться с жуткими вещами, непрошеными гостями пролезавшими в мысли.       Он отвернулся от Люка, глядя, как ее корабль взлетает, и что-то новое расцвело бурным цветом в глубине его сознания. Нет... Бен хотел причинить ей боль. Сломать ей ноги, что она не могла повернуться и уйти — больше никогда!.. Нет, нет, это не так, совсем не так… Все-таки она — мама…       Но тогда Бену захотелось положить конец кратким визитам отца, полным неловкости, от которых каждое новое расставание становилось невыносимей прежнего. Он не знал, как вынесет очередное утро, когда, проснувшись, обнаружит, что Хан уже удрал — улетел тренировать новый выводок молодых пилотов. Бен не знал, как дальше выносить тяжесть знания того, что отец боится - боится собственного сына! - и снова наблюдать, как он отходит бочком, лишь бы не слышать, как Бен умоляет его научить летать.       Он сжал зубы, ярость сковала мышцы. Возможно, когда он вырастет и станет сильнее… возможно, они вообще ему не понадобятся! Возможно, он станет настолько сильным, что разрушит эту политику, постоянно разлучавшую его с Леей. И принесет в галактику новый порядок, при котором матери и отцы не будут бросать своих сыновей… а если не выйдет, то сровняет галактику с землей.       Люк ушел, Лея улетела, и Бен Соло остался сидеть один в густой траве под ярким солнцем, задаваясь вопросом, почему он никому не нужен. Слезы катились по его щекам, он икал и шмыгал носом, вырывая пучки травы из земли. Сила расходилась от него, как океанские отливы под воздействием луны, и он тщетно пытался подчинить ее своей воле, заставить вернуть мать назад. Но Сила отказывалась подчиняться, утаскивая его в сторону, однако Бен был уже не маленький, чтобы его тащить.       Бен правда не хотел делать маме больно. Он просто хотел, чтобы она вернулась и все прекратили его бросать. Вроде он просил не так уж много.

***

      Кайло проснулся один в своих покоях, и воспоминания медленно отступили прочь. Лежа на спине, сложив на груди руки, он моргнул, глядя в потолок — и знакомый страх покалыванием скользнул по затылку и обвился вокруг горла.       Она тебя бросит.       В резком приступе паники он бросился к яркому присутствию в Силе, мгновенно смахивая остатки сна. Но Рей была рядом, в соседней спальне, недовольная тем, как ее грубо потревожили. Она отмахнулась от него сквозь сон, разбередив леденящую нужду, въевшуюся в его душу.       Кайло выскользнул из постели и принялся мерить нетерпеливыми шагами блестящий черный пол, пытаясь подобраться к голове Рей, пока она медленно возвращалась ко сну… Кто еще занимал ее мысли? Этот щеголь-пилот? Или штурмовик-предатель? Кайло потер рот, шлепнул рукой по голому бедру. Невозможно. Перед ним она была как на ладони. Ей ничего от него не спрятать, даже если попытается!..       Не будет ничего дурного в том, что он убедится в этом. Всего лишь слегка пробежится по ее мыслям и чувствам — ей не в чем будет его упрекнуть. Кайло сел на кровать и закрыл глаза, погружаясь в самое начало ее памяти и аккуратно разбирая хаотический массив на отдельные полосы. Но задерживаться слишком долго на какой-то из них было нельзя, иначе становилось слишком горячо, и это опаляло пронизанную ядом часть его души, закрытую тщательно воздвигнутым оборонительным заслоном.       Но он терпел этот обжигающий жар, сколько мог. Обгорая, как на солнце, в залитых светом областях, тоскуя в этих пролетающих воспоминаниях о цветах и запахах, стараясь завладеть этими моментами, покрыть их своим присутствием. Рей едва ли заметит — она никогда не пыталась таранить его защиту, запутанную им до состояния непроходимого лабиринта.       Кайло следовал переплетениями ее тревог и беспокойств, пока не ощутил спокойный ритм дыхания, тихое и размеренное посапывание. Ей было удобно. И хотелось увидеть предателей, хотя в этот самый миг Рей вполне устраивало то, что она сыта и спит в теплой мягкой постели. Это больше, чем то, к чему она привыкла.       Он лег на спину, дыша в унисон с ней. Их нервные импульсы и сознания сливались воедино, подстраиваясь друг под друга, пока он не ощутил, что проник ей под кожу, и ее чувства стали его чувствами — это было самое большое удовольствие, какое он испытывал в жизни. Кайло вздохнул, слушая, как сердце бьется в груди — наверное, он мог лежать так целую вечность, чувствуя, как ее жизненная энергия пульсирует вокруг, надежно укутывая его собой.       Рей зашевелилась во сне, вынудив его отступить. Но отступление скорее напоминало удар под дых. Словно его выгнали на мороз, лишили счастья, и Кайло начал задыхаться, пока не пополз обратно по паутинкам, соединяющим их… У нее не выйдет бросить его, даже если она захочет… Он все равно проскребет себе дорогу домой.       Кайло повернулся на бок, пока разум Рей снова дрейфовал в сонном мареве. Она станет более восприимчивой, когда устанет сопротивляться.       Куда более восприимчивой.