для усмирения.

За окном бушевал дождь. Он каплями барабанил по витражному стеклу. Гроза редкими всполохами света озаряла небольшой палисадник, в котором ветер беспощадно гнул к земле заморские деревья. В семейном особняке Куроми было подозрительно тихо. Будущий глава семейства Файдо читал второй том фэнтезийного романа, написанный его дедушкой в далекой молодости. Младший брат Хартц разучивал аккорды на электрогитаре в студии на втором этаже. А их новый слуга - совсем ещё юный - Айга Акаба тщательно чистил кухонный гарнитур. Приготовленный им обед успехом не увенчался, мраморное мясо подгорело в духовой плите, и на столике остался след от копоти металлического листа. Пришлось за неудачу получать наказание: к ошейнику прикрепили длинную цепь и заставили носиться по гостиной, подобно молодому щенку. Было стыдно? Ещё как. Было справедливо? Навряд ли. Но Айга сам виноват, что выбрал работу служанки. Не лакея, не садовода, а именно простой, бедной горничной, да и плюс ко всему униформа у хозяев только женская. -Извращенцы, твою мать..- шепотом ругался мальчишка, опустившись на колени, чтоб оттереть дверцу шкафчика. За время изнурительного труда, коим загрузили его ещё с песен жаворонков этим утром, отдавался острой болью не только в руках, но и ногах. Подушечки пальцев покрылись мозолями, ладони - ссадинами, коленки - царапинами, и чулки из плотной шелковой ткани его не спасали. Окончив уборку кухни, Акаба улыбнулся себе и, любуясь проделанной работой, чуть не запнулся о цепь. Чертыхнулся, поправил фартук и чепец с рюшками и тихонько, словно тень, вошел в гостиную. -Файдо-сама, я закончил. Что ещё прикажете сделать, господин?- произнес мальчик, сжимая в руках старую тряпку. Молодой господин тянул с ответом. Он в молчании закрыл книгу, бросил взгляд на пламя в камине, встал с удобного кресла. Закинул белоснежные волосы на спину и неторопливо подошел к слуге. Тонкими пальцами взял цепь, намотал на ладонь и легонько притянул к себе. Айга с пустым выражением лица повиновался ему. Такой красивый.. не могу им налюбоваться. Послушный, тихий, усердно трудится.. а как стонет! Сказка, а не жизнь.. Куроми-старший усмехнулся, провел пальцами по кожаному ошейнику. Обвел по контуру собственное имя, вырезанное на материале. И резко дёрнул цепь вниз с такой силой, что юнец с шумом упал на колени. Айге запрещено снимать данный атрибут. Запрещено игнорировать приказы хозяина. Запрещено бить ему морду лица. А нарушить сей запрет, безусловно, хочется. Фай вынудил подняться слугу и, постоянно дёргая за цепь, посадил на свои бедра в популярной позе "наездник". Щеки Акабане вспыхнули от стыда и скрытой злости. Молодой господин опустил руку, держащую цепь, наклонил голову, немного приспустил ошейник и стал ощутимо покусывать нежную кожу на шее клыками. Айга изгибался, царапал ногтями обивку кресла и скулил через плотно сжатые зубы. Ему не нравилось, он не хотел, пытался выдернуть противную цепь из чужих лап, но чем упорнее были попытки сбежать, тем сильнее Фай дёргал её. Для усмирения, как он сам однажды сказал. Отвратительно. Коленки трясутся, горячие слезы вот-вот собираются окрасить детское лицо. Со второго этажа беспрерывно доносятся аккорды электрогитары. Никто не поможет избежать принудительных ласк. Куроми отталкивает от себя слугу, разворачивает к себе спиной и нагибает над журнальным столиком. Приспускает нижнее бельё Айги, расстегивает ремень, достает член, и без трепетно-нежной подготовки входит полностью с первого толчка. Акабане выгибается в пояснице, кусает костяшки пальцев. При этом ни вздоха, ни стона, ни проклятия не проронив. Движения медленные, Фай не торопится, он в спокойной и уютной обстановке наслаждается актом «любви». В камине чуть слышно потрескивают дрова, дождь бесцеремонно стучит по стёклам, а ветер с новой силой завывает, напоминая волчий рёв. Ножки слуги подгибаются, сквозь накрахмаленный передник, зажатый меж зубов, временами вырываются всхлипы и стоны. Молодой господин запускает пальцы в бордовые пряди, тянет кверху, целует скулу и кончает вовнутрь. Выходит сразу же, поправляет ремень и кладёт рядышком на стол листок с заданиями, которые необходимо выполнить до вечера. Айга сглатывает слюну, яростно трёт ладонями лицо. Медленно выпрямляется, поправляет униформу и непринуждённо, словно сейчас ни хрена не произошло, читает список. Тяжко вздыхает, возвращается на кухню. Достаёт из кладовой ведро, две тряпки, моющее средство и резиновые перчатки и поднимается с данными атрибутами в ванную комнату. ***** По прошествии полутора часов Акабане с гордостью оглядел сверкающую плитку, краны, ванну. Сложил вещи в ведро и вышел в коридор, где его моментально поймал господин Хартц. Со спины он прижался к детскому телу, одна рука обвилась поперёк груди, вторая – стала играться с клёпками чулок. Дьявольское хихиканье на ушко не сулили для слуги ничего замечательного, но вырываться из этих тёплых, жутких рук особого желания не было. -Ты ведь не смог насладиться сексом с Фаем. Давай я помогу, - Хартц посмеивался, игрался с наполовину возбуждённым членом Айги, отчего последнему приходилось с трудом сдерживать томные вздохи, отворачиваться, перекатываться с пяток на носки. С Файдо-сама я не получал таких острых ощущений от мастурбации, в отличие от Хартца-сама. Чёрт, эта простая процедура слишком приятна. И пока Акабане потихонечку ловил кайф, прикрывая ладонями ротик, послышались быстрые и тяжелые шаги в сторону тайных голубков, и не успел мальчишка опомниться, как уже стоял за спиной господина Файдо, весь раскрасневшийся, смущённый и слегка напуганный. -Ты страх потерял, братец? Не забывай, что Айга принадлежит мне целиком и полностью, - сухо и угрожающе бросил будущий наследник, крепко сжав руку слуги. -Ха! Я ему хотел помочь словить пенку от дрочки, которую ты не способен ему предоставить. Тебе на него плевать, а я стараюсь ему сделать комфортные условия в этом доме,- младший скрестил вызывающе руки на груди, поднял кверху подбородок. Они с минуту молчали, прожигали друг друга взглядами, мысленно плевались ядом, но разошлись каждый в свою нору без потасовки. Айга на негнущихся ногах сел на край постели, сжал пальцами подол юбки и прикусил губу. Нервно потеребил ошейник, вздохнул. За дверью слышатся шаги. Из проёма появляется голова Куроми-старшего. -Пойдем со мной, есть одно дело к тебе чрезвычайной важности, - произнес он и, не дожидаясь слугу, вернулся в спальню. Акабане делает глубокий вдох. Поднимается. Прихорашивается пред зеркалом. Усмиряет свой пыл и покидает свою норку. Ничего не поменялось. И Айгу это жутко бесит.