Воспоминания

Она хранит Эдера от кошмаров ровно как и он её. А его душа, будто брошенный звереныш, сама неосознанно тянется к Хранительнице. Воспоминания о Войне Святого и Чистках самые свежие и грязные, но слишком яркие, чтобы их можно было затереть. Поэтому она сглаживает их, неторопливо, раз за разом, как если бы перебирала зерно или чистила кольчугу от крови и ржавчины. В каждом многодневном марш-броске она нашептывает слова ободрения и Эдер из прошлого чувствует себя чуть менее уставшим. В каждой битве убеждает, что он не убийца, солдат. Что он должен перетерпеть и тогда совсем скоро вернется в Позолоченную долину. А в воспоминаниях о коротких стоянок и отдыха, внушает ему, что отвратительный на вкус солдатский паек не так уж плох, заглушает запах нечистот, крови и смерти, крики раненых и стоны умирающих. И так много вопросов. О семье, вере, долге и родине. Сирт не обманывает себя, знает, что он путешествует с ней, чтобы найти ответы. Она страстно желает помочь, но и боится того, что он покинет её как только разберется со всем. Хранительница не знает, насколько морально приемлемы её действия, не возненавидит ли за эти копания в его душе и изменение воспоминаний, но это то немногое, что она может сделать в благодарность Эдеру. Ведь он всегда так подбадривающе улыбается ей, прикрывает её от ударов и следит за тем, чтобы у нее была возможность поспать хотя бы несколько часов. Иногда Сирт удается вытянуть воспоминания из далекого прошлого из под ветоши нынешних. И когла они оказываются такими сильными и красивыми, как и его душа, как и сам Эдер, то она теряется. Он не говорит о своей жизни до войны, не считает это чем-то существенным, но Хранительницу бесконечно трогает каждое воспоминание, за которое она может зацепиться. Она презирала физический труд, считая его унижением для любого мыслящего человека, но все чаще она размышляет о том, что работа на земле есть пожалуй самая честная и истинная жизнь. Подъем с рассветом, несколько часов в поле, пока мышцы не устанут и пока солнце не начнет печь настолько сильно, что разительно ничего уже не сделаешь, затем прохлада каменного дома и плотных обед, а после вечерний полив и гуляния до утра: посиделки у костра, купания в реке. И среди постоянно возникающих и исчезающих образов есть несколько очень ярких и очевидно невероятно важных. Худая женщина с ясными глазами (Мать?), широкоплечий мужчина с седыми висками и щетиной (Наверняка отец), кудрявый парень с длинными ресницами и красиво очерченной линией скул (Очевидно брат) и высокая красивая девушка с подвижным лицом и загорелой кожей (Подруга? Возлюбленная?) И последний образ необъяснимо сильно цепляет. Она долго наблюдает за каждым мелким колебанием души, силой удерживая воспоминаний, но когда мысль возвращается к девушке, то не находит ничего, вместо неё образ самой Хранительницы. Она не знает как и почему так и получилось, но понимает, что сильно облажалась. Отчаянно пытается вернуть все как было, но похоже, что каждое воспоминание окончательно испорчено. И больше нет целостности, лишь бесформенное расплывчатое нечто. Она спешно покидает его душу, как преступник скрывается с места преступления, как она сама, сбегая из Аэдира несколько месяцев назад. Когда Эдер просыпается, то она, стыдливо отводя взгляд, спрашивает: — Как… Как спалось? — В последнее время хорошо. Сегодня мне снилась моя первая любовь, — он говорит об этом просто, без смущения, с извечной улыбкой. — Вы с ней оказывается чем-то похожи, Хранительница. Забавно, что я только сейчас это понял.