Потерянный рай

На лице задумчивость, маленькая рука выводит хаотичные закорючки на полях тетради. Питер наблюдает как заворожённый. А потом закорючки вдруг складываются в знакомое имя. И внутри у Питера всё переворачивается. Она не забыла? – Как ты говорила? "Всё что было в Нарнии, в Нарнии и останется"? – не удерживается он от комментария. Сьюзен хмурит тонкие брови. – Это совсем другое! Подумать только! Он думал, что хотя бы здесь, в Англии, образ принца из далёкой страны оставит их в покое. Но Каспиан встал между ним и Сьюзен. А может встало что-то ещё. Конечно, другое. Она может мечтать о нём сколько угодно, всё равно это ни к чему не приведёт. А все мысли о Питере вечно вызывали только пучину страданий. Питер видит, что они неудержимо отдаляются друг от друга, хотя вначале ему казалось, что будет иначе. Он полагал, что лишённые Нарнии они будут крепче держаться вместе. На деле же всё вышло иначе. У каждого возникают свои друзья, свои интересы. Они учатся жить в этом мире. Даже вопреки своей воле. И, наверное, так правильно. Но позорно разрыдаться от безысходно надвигающейся реальности хочется. Они всё старше и старше. Со временем всё забывается. Сьюзен даже проще справиться оказывается. Она прячет все чувства как можно дальше, немилосердно душа их разумом. И вот, она уже королева здесь. Одноклассники её обожают, ведь она самая умная и самая красивая. Родители гордятся не по годам развитой дочерью. Сьюзен умеет держаться, обучена манерам, способна очаровать любого, пускай даже незнакомого человека. Питер, Эдмунд и Люси отчаянно хватаются друг за друга, днями напролёт замыкаясь в своём узком мирке, где теперь царят воспоминания и боль. Для Сьюзен же это невыносимо. Она делает вид, что ей просто неинтересно и спешит убежать с новыми знакомыми, к более увлекательным занятиям. Или же с головой погружается в очередную книгу, любовь к которым не утратила со временем, как, кажется, утрачивает веру в Нарнию. По крайней мере, о ней Сьюзен теперь говорит всё меньше и меньше. Питер слишком занят заботами о семье. Он привык быть за старшего. Но теперь у него куда больше обязанностей, ведь взрослая жизнь не за горами. Он упускает тот момент, когда они со Сьюзен вдруг перестают быть близки как прежде. Теперь уже она не приходит на ночь к нему в комнату, не устраивается в уютных объятиях и не молчит, наслаждаясь близостью, которая не переходит за запретную грань, но всё же значит очень многое. В какой-то момент Питер понимает, что она никогда больше не придёт и запирает вечером дверь. Он, разумеется, не знает, что в полночь сестра тихо-тихо крадётся по коридору и неслышно дёргает ручку. А когда понимает, что та закрыта, вздыхает понимающе. Да, так будет куда проще. С утра она собирается, долго крутясь перед зеркалом и любуясь своим отражением в нежно-голубом новом летнем платье. Этот цвет всегда ей безумно шёл, подчёркивая синеву глаз. Нарочито радостно улыбаясь, подхватывает с полки маленький флакончик с алой помадой, подносит к губам. Половица сзади издаёт скрип. А в зеркальной глади возникает новое отражение подошедшего к ней со спины Питера. Сьюзен замирает. Он тоже останавливается. Они оба неотрывно глядят на себя самих. Как на древних нарнийских портретах стояли рядом легендарные король с королевой, так теперь в пыльном зеркале в узком коридоре можно увидеть повзрослевших, прекрасных, но уже не слишком хорошо понимающих друг друга девушку и молодого человека. – Не надо, прошу тебя, – Питер едва ощутимо касается руки сестры, не позволяя ей накрасить губы. Любое его прикосновение когда-то во всём её теле отдавалось мгновенно вспыхивающим жаром. Теперь же оно лишь задевает какую-то тоскливо тянущую струну в душе. Неужели ничего не осталось? – Почему? Он и сам объяснить не может. Просто ему не нравится, когда губы её ярко-алые, когда ими она другим людям улыбается. Но не ему. Сьюзен поступает вопреки его просьбе. Так и не исчезла строптивость из характера. Яростно водит помадой по губам, смотрит с вызовом (давай же, останови меня!) Питер ничего не делает. Ладонь безвольно повисает в воздухе. Сьюзен уходит, стуча каблуками, оставляя позади лишь аромат духов. Он позволяет ей уйти, как всегда. В этот момент понимает, что они стали чужими. Сами всё разрушили. И это после стольких жизней прожитых вместе. А потом вдруг Люси и Эдмунд. И их проклятое:"Мы были в Нарнии!" Бесконечные рассказы о новых приключениях, восторженные крики, смех. Затем вдруг резко обрывающееся веселье и оторопелое молчание. Медленно приходит осознание. Но им ещё много времени понадобится, чтобы свыкнуться с тем, что они не вернутся. Питер усмехается горестно. Он сам уже через это прошёл. И может сказать со знанием дела: со временем легче не станет. Добро пожаловать в клуб обречённых вести жалкое существование. Но им-то хоть дали ещё одну возможность! Питеру орать в голос хочется. Питер в кровь сбивает костяшки, ударяя рукой об стену. В голове один вопрос: почему только они?! Что за несправедливость такая? Питер действительно свыкся с жизнью, поступил в университет, углубился в учёбу, в новые интересы, в друзей. Однако новости о далёкой и теперь уже недостижимой Нарнии от Люси и Эдмунда вновь возвращают в душу смятение, которое всё не успокаивается. Питер понимает, что спокойствие последние несколько лет было иллюзорным. Попытки убедить себя, что всё идёт как надо – огромная ложь. И Питер, кажется, не в силах лгать себе и окружающим дальше. Он так не может. – Не понимаю, почему ты ходишь, как в воду опущенный, – хмыкает Сьюзен, утыкаясь в книгу. Это происходит после её приезда в Англию из Америки, когда всё семейство вновь воссоединяется. Непривычно всем быть вновь в доме, который и родным-то уже не назовёшь, слишком много других домов было. Кажется, что это очередное временное пристанище. Гостиная здесь маленькая и уютная. Вечерами в ней все собираются у камина. Сейчас остальные уже легли спать, лишь Сьюзен с Питером засиделись допоздна. Она всегда ледяная и невозмутимая. Как это на парадоксально, но Питер постоянно с усмешкой подмечает, что королевского величия именно в ней осталась больше всего. Оно неискоренимо. – Потому что всё это несправедливо, – странно, но только ей он может высказать всё так откровенно, несмотря на то, что они давно уже не понимают друг друга. – Я был там королём. А сейчас мне даже не позволено попасть туда ещё раз. Сьюзен недовольно вздыхает. – Как же я устала слушать бесконечный бред сумасшедших! Питер искренне не понимает, зачем она всё это делает. Иногда ему на миг становится страшно, что она действительно всё забыла. Но потом он вдруг ловит на секунду в океански-синих глазах сестры затягивающую пучину отчаяния. Она просто не хочет показывать, как много потеряла. И для этого прикрывается масками, играет в нелепые игры. Думает, что умнее всех, что так ей будет проще, чем другим. Питер вдруг не выдерживает. В одно мгновение оказывается возле её кресла, вырывает книгу из рук, отбрасывая в сторону, нависает над ней. – А мы с тобой – это тоже бред?! Сьюзен так обескуражена, что не успевает натянуть на лицо каменную маску непонимания. Глядит растерянно, чуть приоткрывает губы в немой мольбе сейчас же прекратить это. Ведь нельзя же так. Они годами выстраивали стену, пытались свыкнуться, пытались не поддаваться, не оборачиваться назад, не возвращаться к давно минувшему. Он не должен разрушать всё за секунду! – Питер, пожалуйста... – жалкий шёпот. Но Питер никогда не был хорошим. Сьюзен умнее, Сьюзен ответственнее, Сьюзен думает и о них, и об окружающих. Питер не думает ни о ком, Питер эгоист. Поэтому Питер целует. Неудержимо, дико, пытаясь вернуть потерянное за годы, а, точнее говоря, за тысячилетия. Их любовь безумно древняя. Такая древняя, что от неё остаться должны были руины. Рухнула старая Нарния, рухнул Кэр-Параваль, рухнули государства и миры. Но чувства почему-то точно такие же. Не стали пылью, не оказались погребены под вековыми глыбами. Питеру в какой-то момент казалось, что они утратили это. Однако нет. Внутри вновь поднимается ураган, вновь хочется слиться каждой клеткой с ней, вновь он готов жертвовать всем, только бы она была рядом. От близости её голова кружится. А мягкие податливые губы с привкусом вишни на его губах – самое правильное и главное, что было в его жизни. Сьюзен сдаётся под тяжестью его тела, обмякает, сама тянется ближе к нему, хотя ближе уже и невозможно. Руками судорожно хватается за плечи, скользит по спине, ощущая под пальцами все позвонки. Питер отрывается, тяжело дышит, смотрит на неё взглядом, в котором выражено слишком многое. – Как ты мог... – шепчет Сьюзен. Он всё же разрушил их выстроенный мир. Где им теперь жить – неясно. Как жить – ещё более неясно. – Потому что всё это невозможно. Я не могу видеть тебя такой. Ты нужна мне, Сьюзен. Какова бы цена ни оказалась. У меня ничего кроме тебя здесь нет. Не знаю, есть ли у тебя самой. Он встаёт. Смотрит на неё выжидающе. Она медленно поднимается следом. Замирает перед ним на несколько секунд. А потом резко бросается прочь из комнаты, чтобы по лестнице взлететь ровно за две секунды в свою спальню, хаотично покидать в сумку кое-какие вещи, накинуть пальто, задыхаясь сбежать вниз и поскорее нестись прочь из дома, где оставаться теперь невыносимо. В воспалённом сознании бьётся одна мысль: Питер, зачем ты разрушил нашу жизнь? И где-то вглубине внутренний голос ехидно шепчет: а разве это была жизнь? *** Сьюзен возвращается через три дня. Вечером входит в дом, игнорирует шокированные взгляды родственников и вопросы, где она была. Сьюзен выглядит как обычно, одета элегантно, невозмутима, вся такая спокойная и грациозная, будто выходила на прогулку. Да только взгляд воспалённый ищет одного человека. И не находит. – Где Питер? – единственное, что от неё слышат. Эдмунд растерянно указывает наверх. – У себя в комнате, наверное. Сью, ты... Она игнорирует его попытку о чём-то спросить, поспешно проходя мимо. Поднимается, забывая как дышать. Без стука распахивает дверь, к которой так много раз хотела прикоснуться, да только что-то мешало, оказываясь в его комнате, где он сидит в темноте, напряжённо о чём-то размышляя. Питер замирает, увидев её на пороге. Встаёт, не веря своим глазам. Он не думал, что она вернётся. Сьюзен сама делает первый шаг. Сьюзен захлёбывается в собственных рыданиях. Потому что нельзя-так-жить-дальше. Потому что Питер слишком нужен ей. Полностью. – У меня тоже ничего кроме тебя нет, – на одном выдохе произносит она, признавая, что тоже без него не может, что тоже всё ещё слишком любит. Кидается в родные объятия, во тьме находит его губы. Целует отчаянно, со всем пылом, будто впервые. Дыхания обоим не хватает. Питер яростно стирает с её губ ярко-красную помаду. И шепчет, что никогда теперь не отпустит, гори оно всё синим пламенем. Пальто и шляпка летят на пол. Вслед за ними – смятая рубашка Питера. Её платье никак не поддаётся, он буквально дёргает в разные стороны ткань, в тишине, нарушаемой лишь их рваными вздохами, слышится звук разлетевшихся пуговиц, ударяющихся о половицы. Питер губами ловит солёные слёзы на её щеках. Пальцами одной руки зарывается в густые волосы, другая же рука скользит по спине, проходится вдоль позвоночника, наслаждаясь ничуть не забытым бархатом кожи. Остатки одежды вскоре тоже оказываются на полу. Сьюзен нетерпеливо толкает брата к кровати, на которую он падает, увлекая её за собой. Сьюзен сама насаживается, руками упираясь во вздымающуюся грудь, бёдрами сжимая сильнее, чтобы он максимально оказался в ней. На жёстком матрасе с выступающими пружинами и в этой кромешной тьме совсем неудобно, не то что на шёлковых простынях королевской постели Кэр-Параваля. Но это совсем неважно, по сравнению с тем, что они оба снова чувствуют. Питеру кажется, что вот-вот наступит конец света. По крайней мере, для него совершенно точно. Потому что ничего важного, кроме этого бесконечного блаженства разделённого с Ней, не было и никогда не будет. Питер любит слишком сильно. Он прошёл сотни сражений, не устрашившись ни на секунду. Он самый великий из древних королей. Но он ни дня без неё физически не проживёт. *** Они до безобразия счастливы, когда вместе. Но как только объятия приходится размыкать, жизнь начинает буквально давить. Их отношения совсем не вписываются в уклад этого мира. Повседневные дела, семья, знакомые – всё это слишком неважно, отходит на задний план, они буквально забывают об этом. Единственное, что беспокоит Питера и Сьюзен – их брат и сестра, а также родители ничего не должны узнать. Потому что все их чувства сочтут аморальными. Никто никогда не поверит, что они – единственный верный выход. Со временем становится скрываться всё сложнее. Эдмунд неловко покашливает, заходя в комнату, где Питер со Сьюзен сидят на диване, держа друг друга за руки и молча неотрывно глядят друг другу в глаза. Люси задумчиво исподлобья глядит на них во время прогулки по парку. У Эдмунда появляется девушка, которая теперь часто вечерами гостит у них. А Люси в последнее время постоянно провожает до дома какой-то приятный юноша, который очень нравится их маме. Сьюзен же отказывает всем женихам, которые толпами ходят за ней. А Питер шутливо отмахивается от фраз родственников, что пора бы ему и о женитьбе подумать. Знакомые всё чаще говорят, что старшие дети Певенси несколько странные. Они будто замкнулись вдвоём в своём мире и никого в него не впускают. А в какой-то момент Сьюзен будто головой о землю ударяется при приземлении. Просыпается. И понимает, что так продолжаться не может, что это путь в никуда. Питер, конечно, предложил бы сделать вместе хоть на край земли. Однако мир не так прост. После войны все выживают как могут, находят своё место, карабкаются, пытаются чего-то добиться. Здесь у них обоих есть будущее. Но не вместе. В Нарнии всё было совсем иначе. Они были королём и королевой на соседних тронах, они могли позволить себе всё. Здесь же другие законы. Сьюзен убеждает себя в том, что кто-то первый должен принести в жертву их обоих. И явно этого не сделает Питер. Она оправдывается решительностью. Хотя, пожалуй, просто боится. Она не королева Отважная. Она другая сестра. Это Питер со своей бесконечной храбростью способен сейчас сжечь их жизнь до тла, безоглядно унестись навстречу любви, а потом героически погибнуть в её душащих путах. Сьюзен же слишком реалистка. Она понимает, что они друг в друге сойдут с ума. Слишком много чувств, слишком много границ, слишком много миров, слишком много жизней. Сьюзен с утра смотрит на спящего Питера, убирает со лба золотистую прядь. Она теряется, лишается рассудка. Как и он. Она хочет подарить ему спокойствие и безмятежность, но с ней это невозможно. Сьюзен осторожно касается губами его щеки. Тихо встаёт, начинает одеваться. (Прости меня Питер заранее за то, что я сделаю. Но я хочу дать нам шанс). В утреннем свете он похож на спящего ребёнка. Слишком мягко улыбается во тьме. В груди острым кинжалом насквозь проходит боль. Их любовь не для этого мира. Нельзя быть вместе. С самого начала нельзя было. Всё это вышло непроизвольно. Но они не смогут всегда с этим справляться, поэтому лучше уйти сейчас, когда ещё не всё загублено. Питер неожиданно распахивает глаза в тот момент, когда она уже готова распахнуть дверь. Окликает её. По взгляду видит, что она не просто по обыкновению с утра уходит в свою комнату. Она уходит из его жизни, как угла из Нарнии. Только теперь одна, никто её за руку не ведёт. Питер догадывался, что однажды этот момент настанет. Он слишком хорошо знает её. – Сьюзен, почему? Она ненавидит долгие прощания. Тут просто: либо они, либо всё остальное. Она заранее подозревает, что совершает ошибку. Только остаться боится. Духу не хватает. – Прости. Кто-то из нас должен был оказаться трусом, чтобы мы смогли жить дальше. Питер грустно улыбается. Он мог дать ей всё. Но не отвагу. Сьюзен одного так и не поняла: жить дальше врозь никому из них не суждено. Он бы возненавидел её за то, что сейчас она буквально их обоих убивает, но ненавидеть её не может. В конце концов, это её выбор. Хоть и самый пагубный. *** Сьюзен никогда не о чём не жалела, потому что, если бы она делала это, сожаления остались бы единственным её занятием в жизни. Количество совершённых ошибок слишком велико, Сьюзен даже не отваживается считать их. Сьюзен упорно идёт вперёд, щитом держа впереди себя свою отчаянную мужественную трусость. Сжигает все мосты, рушит фундаменты, на которых сама стоит. Обрывает все связи с прошлым. Упорно утверждает, что Нарния сказка. Отрекается от всего что было дорого, что любила. Покидает семью, толком не попрощавшись. Сбегает как можно дальше. Сьюзен кажется, что тем самым она входит в этот мир в полной мере, обретает возможность жить в нём. И, пожалуй, в этом она довольно таки успешна. Поспешное замужество буквально за первым встречным (оказавшееся фантастической партией, вызвавший фонтаны зависти у всех знакомых девушек), стремительный взлёт карьеры (недаром она была лучшей студенткой университета), дом, сад и всё прилагающееся. Только это ли была цель? Со стороны жизнь Сьюзен идеальна. Ей следовало бы гордиться. Она и гордится, пока не ставит себе вопрос: а к чему это? Ответ на него, разумеется, будет убийственным. Браво, Сьюзен. Она теперь воистину королева. Королева неправильных решений. Мама, единственная, кто из всей семьи теперь с ней разговоривает, приехав погостить, спрашивает: – Ты счастлива, дочка? – Конечно. Очень-очень счастлива! – заверяет её Сьюзен, на губы натягивая улыбку фальшивую до тошноты. Вскользь интересуется как дела у братьев и сестры. Узнаёт, что они всё ещё живут все вместе. И, пожалуй, утратили всякую связь с окружающим миром. Сьюзен рассудительно заявляет, что это очень глупо с их стороны. Бесперспективно. Нелепо. Матери возразить нечего, да только вот её напускное благополучие Сьюзен не обманет. Сьюзен мертва изнутри. Давно уже мертва. Любой родной человек ощутит это заверсту. И Сьюзен не спасти, она сама всё так решила. Сьюзен научилась жить в этом мире. *** Она сидит без движения несколько часов. Будто Джадис коснулась её своим посохом, навек сделав ледяной статуей. История подошла к концу. И он не будет счастливым. Совсем. Сьюзен сейчас хотела бы умереть больше всего на свете, но она почему-то жива. Опознание тел прошло в каком-то тумане. Она не плакала. Потому что это были не они. Не её родные. Те уже давным-давно в лучшем из миров, только Сьюзен здесь в абсолютном одиночестве, лишённая прекрасной страны. Воспоминания практически стёрлись. Всё это было слишком давно. Будто действительно во сне, в сказке. Или хотя бы в другой жизни. Сьюзен едва может вспомнить ощущение тёплого воздуха, бьющего в лицо, когда ты несёшься на коне по безграничным просторам, приятную тяжесть лука в руках и пение натянутой тетивы, прохладный шёлк бального платья и усталость в ногах, танцевавших до утра. Но она слишком хорошо помнит громкий смех Люси и нескончаемые шутки Эдмунда, родные объятия, разговоры целыми днями. И буквально ощущает она родной запах солнца, нежные поцелуи и тихий шёпот Питера. Сьюзен предательница, сделавшее всё самое худшее, что могла. И теперь она себя окончательно ненавидит. Сьюзен смотрит в зеркало. Сьюзен знает, что идеальна. Кожа белая, губы карминовые. Кукла. Чёртова кукла. Звон удара прорезает тишину комнаты. Зеркало разлетается сотнями осколков. Кровь на изящных ладонях выступает алая-алая. Сьюзен не плачет. Сьюзен поджимает губы и говорит себе, что так всё и должно было закончиться, что, в конечном итоге, каждый получил, что хотел: Питер и Эдмунд с Люси – Нарнию, она – вот такую вот жизнь. Всё правильно. Сьюзен хорошо научилась врать самой себе. Только вот выцветшая фотография в рамке, с которой на неё смотрят родные смеющиеся глаза, на которой неизменно светится тёплая улыбка с некогда отчаянно любимыми ею ямочками, по-прежнему стоит на столе. И Сьюзен вновь хочется вернуть всё назад, вспомнить, поверить в сказку. Да только уже поздно. Сьюзен задумчиво проводит пальцами по губам, на которых остаются следы не останавливающейся крови, окрашивающей их как самая яркая красная помада, которую так ненавидел Он. А ведь когда-то на этих самых губах горели Его поцелуи. Сьюзен встаёт и медленно идёт к выходу из комнаты, наполненной её отчаянием дошедшим до края. Выходит из дома (совсем не её). Бредёт на какое-то глупое мероприятие, одно из тех, приглашения на которые в её почтовом ящике лежат толстыми стопками, только бы чем-то себя занять. Подаёт руку очередному поклоннику, которых не пугают ни кольцо на пальце, ни холодная неприступность. – Вы сегодня очаровательны. Она вдруг вспоминает, что забыла стереть кровь. А в следующий миг улыбается кровавым оскалом. Любуйтесь, господа. Любуйтесь, не зная, что королеве Сьюзен Великодушной уже несколько тысяч лет, и следовало бы ей уже разложиться в древней могиле. Да только вот жизнь и отчаянная любовь для неё, как какое-то проклятье, продолжаются до бесконечности. И Сьюзен переживёт всех этих жалких людишек, неважно, в скольких мирах ей придётся побывать. И Сьюзен никогда не перестанет мучаться, вспоминая мальчика-короля, наверняка сейчас бесконечно счастливого без неё в своей пресловутой Нарнии. И Сьюзен не нужен больше весь мир. Сьюзен теперь нужен Питер, но Питера нет.