Напряжение

Он всегда их слышит. Поначалу он старался не думать — из дружбы, из вежливости, — но Гермиона никогда не сдерживалась, а Рон вырос в семье, в которой никто и не знал, что такое тишина. Они прилагают усилия, чтобы их голоса звучали негромко, но он все равно их слышит. Он слышит каждый шорох, и к настоящему моменту даже не пытается остановиться. Он просыпается от первого же шепота, при первом нежном стоне; глаза закрыты, лицо укрывает тень, рука скользит вниз по животу, к бедрам. Он слышит мягкий шелест занавеса, свисающего с потолка палатки. Он слышит мельтешение их ног, скрип кровати по полу. Может, его, а может — ее. Кажется, они соблюдают некую очередность, и Гарри размышляет, не составила ли Гермиона один из своих бесконечных графиков и для этого. Если так, то между страниц одной из ее книг хранится список отмеченных дней и назначенных ночей. Вначале они шепчутся. Гарри не может разобрать слов, даже если склоняется к занавесу, который скрывает его в спальной части, даже если напрягает слух до боли в ушах. Он не слышит слов Рона, ему это не нужно. Он все может себе представить. Рон испробует несколько линий поведения из имеющейся у него книги, озвучит пару предложений, что должны расположить ведьму и наполнить ее желанием. Гермиона будет смеяться и поддразнивать его, указывая, насколько он дурашлив. Рон взбунтуется, и Гермиона возьмет контроль на себя, выдвинет лучшие предложения, использует более эффективные слова. Затем раздастся скрип походной койки, их голоса станут еще тише. Гарри знает: теперь они заняты не разговорами. Он слушает звуки поцелуев, тихих касаний губ и языков, движущихся в едином ритме. Один из них всегда стонет во время поцелуя. Гарри не знает, кто именно. Звук, низкий и напряженный, иногда разносится по палатке, иногда резко прерывается, когда они вспоминают, что не наедине. Мысль об этом никогда у них не задерживается. Гарри слышит шорохи и вытягивает палец, чтобы зацепить край занавеса у своей кровати. Он сдвигает его на пару сантиметров, открывая себе обзор. В верхней части палаточного столба висит фонарь, горящий всю ночь; Гарри позволяет золотому свету разлиться по его постели. Он сжимает губы, чтобы удержаться и не скомандовать: «Двигайтесь быстрее, двигайтесь медленнее. Дотронься до него, вот так. Прикоснись к ней, вот так». Он наблюдает за игрой их теней, когда Гермиона снимает майку и встряхивает волосами, а Рон стаскивает джинсы. Он следит за их тенями и слушает их слова, когда те забывают, что не одни. Они забывают, что Гарри лишь в паре метров от них, лежит в своей постели. Гарри слышит их хриплое дыхание. Нежные стоны Гермионы и грубые вскрики Рона. Он наблюдает за их силуэтами: руки движутся вдоль тел; ладонь Гарри скользит по коже. Спустив джинсы и белье к коленям, он поглаживает член и прислушивается. Иногда они тратят время на ласки, прикосновения, словно ночь будет длиться вечно, и Гарри приходится закусывать угол плоской подушки, чтобы удержаться и не просить их продолжать. Он сдерживает ворчание и шипит, когда обхватывает член и медленно надрачивает, проводя большим пальцем по головке каждый раз, когда один из них стонет. Иногда они сразу переходят к сексу, и Гарри хватается за член, словно за снитч, выгибает спину и закидывает голову, когда Гермиона издает громкий протяжный стон при первом толчке Рона. Он жестко работает рукой, глядя на силуэты теней — Гермиона обхватывает ногами бедра Рона. Несколько ночей она находится сверху, ее волосы подобны шторму, когда она объезжает его; она опускает голову и приподнимает бедра. Эти ночи — любимые у Гарри: Рон стоит на коленях позади Гермионы, и Гарри видит на тени, как его член погружается в нее, может сопоставить шлепки бедер о ягодицы с хриплым дыханием и тихими стонами. Он может синхронизировать движения кулака с погружением члена Рона в Гермиону. Он слышит звуки толчков, влажные и липкие, слышит, как Гермиона вскрикивает, когда Рон тянется к развилке ее бедер и пальцами массирует клитор. Гарри поглаживает член, быстрее, жестче, когда они ускоряются, когда Рон хватает ее за талию и притягивает к себе спиной, его яички раскачиваются у нее между бедер, член трется о складки. Грудь Гермионы колышется, соски так напряжены, что Гарри ясно видит это даже на тени. Он обхватывает мошонку, мягко сжимает, перекатывает в ладони. Он гладит член, надавливает на уздечку, кружит по головке, касаясь щели. Рон стонет, и Гарри кончает, выпуская густую струю сквозь пальцы. Рон кончает первым, вскрикивает, напрягается всем телом, его пальцы замирают на бедрах Гермионы, а затем он отстраняется и садится на корточки, чтобы отдышаться. Гермиона опирается на руки и ругается. Она откидывается на Рона, и он вспоминает: протягивает руку между ее бедер и потирает, его пальцы скользят по клитору. Гарри закрывает рот свободной рукой, а второй надрачивает в ускоряющемся темпе. Он шипит и снова кончает, когда Гермиона пронзительно вскрикивает. Они измождены, все трое, и Гарри слушает их шепот, пока семя высыхает на его животе и пальцах. Он закрывает глаза и засыпает; эхо их голосов, всех троих, звучит в его голове.