chanel

my guy pretty like a girl and he got fight stories to tell i see both sides like chanel see on both sides like chanel

по весне тяга к клетчатым юбкам у него сменяется сезонным обострением на нелюдимых мальчиков — а с такими, как правило, не стоит играться в салочки. нелюдимый мальчик пишет посреди конспекта по биологии, криво, наспех, как ставят на запястье крестики, чтобы не забыть о чем-то: «у тебя в сердце ядерная зима, а у меня лето радиационное — горячее, цветущее бутонами боеголовок, кричащее; ракеты на старт, взрыв и есть ты». нелюдимый мальчик ходит в темном, закрывает сорванные заусенцы цветными детскими пластырями, смотрит прямо перед собой, задрав прямой нос повыше, того и гляди, что споткнется об собственную волочащуюся ауру человека, занимающегося после школы балансированием по канату моральных принципов. нелюдимый мальчик не ест на публике, пьет отвернувшись, но зато выпендривается в полный голос своим стихом на уроке литературы. голодные писатели, обычно, проглатывают своих любовников с головой и до самой косточки. они встречаются случайно, на пустующей рампе шестой улицы санрея, которая вечна завалена пустыми бутылками от энергетиков и пива. место для катания давно превратилось в скрытую деревьями точку побега от окружающего мира. нелюдимый мальчик подставляет лицо закатному солнцу, покачивает головой в такт вопящей в наушниках музыке. бен совершенно бесцеремонно вытаскивает один наушник, на что в ответ получает лишь приоткрытый в любопытстве левый глаз. нелюдимый мальчик слушает кендрика. нелюдимый мальчик пахнет сладкой травкой. нелюдимый мальчик подпевает: если бы у меня не было тачки с литыми дисками, ты бы… а бен, совсем не ожидая от себя, подпевает в ответ: все равно любил меня? * нелюдимый мальчик усмехается. и в этот миг, между «привет, бен», «конечно, я тебя знаю, кто тебя не знает», «нескромный ты, а», «меня зовут джо» харди успевает разглядеть неаккуратную россыпь веснушек. а в глазах — помутненных, покрасневших, сонных — не находит никакого ожидаемого «я люблю только свой омут, мальчик» или «я не люблю мальчиков, мальчик»; у бена пальцы мгновенно тяжелеют, а ноги только улетают куда-то вверх, губы с остатками вишневого бальзама искривляются в непроизвольной улыбке, которую сразу же хочется спрятать в треугольнике между шеей и плечом джо. но пока что он прячет ее за рукавом персикового худи. и с тех пор все джессики, джолин, джулии, джейн остаются у него в голове исключительно как сводные сестры имени джо. бену не привыкать к влюбленностям. он молод, смазлив, бледен; пшеничные кудри прячутся за ушком, которое слышит множество комплиментов в свой адрес. он не разбрасывается своими девочками, как фантиками, скорее как лютиками — срывает нежно, выставляет в самой изящной кварцевой вазе, сушит, не дожидаясь их увядания, а потом хранит меж страничками томика «подземки» мураками (в надежде, что лютики впитают в себя пары зарина, спасут токио). они обижаются не так сильно. в конце концов, когда вы просто пьяными целуетесь на вечеринке, обмениваетесь раз в несколько дней сообщениями, неловко держитесь за ручки на первом и последнем свидании спустя неделю-другую, а потом, может быть, занимаетесь тихим сексом у нее в комнате напоследок, пока папа не вернулся с работы — тут понятно, что и рассчитывать на что-то серьезное изначально не надо. поймав себя на том, что теперь он, некурящий сам, везде таскает с собой зажигалки — в куртке, в рюкзаке, в кармане джинс, — лишь ради того, чтобы чуть дрожащими руками дать прикурить джо и получить взгляд, полный нежности от осознания, что о тебе заботятся, хоть и своеобразно, бен весь горит, как огонек в пластиковом корпусе. — джонс, я же так помру быстро, — подтрунивает маццелло, — а ты, ты будешь сидеть со мной, держать за руку, пока я задыхаюсь от рака? — еще раз назовешь меня джонс — до рака не доживешь, — щелкает его по носу бен. джо смеется. бен не может сдержать на лице серьезность и улыбается тоже. до ямочек, до морщинок в уголках глаз, до оголенных десен — до любых физических доказательств счастья. до предельно настоящей степени. он влюбился. случайно. и очень-очень сильно. сильно настолько, что все песни становятся о нем. внутренности скручивает от одного проблеска рыжих волос в толпе школьного коридора. все падает куда-то вниз, ближе к земле; бену хочется весь день только лежать на спине, смотреть на белый потолок своей комнаты и воображать сценарии их совместной жизни. пусть джо и не проявляет никаких признаков взаимности. но джо несчитываемый только по первости, робости. когда вечерние переписки перетекают в ночные, когда джо впервые разделяет с ним блант, бен понимает, что такие, как джо, на самом деле не таинственные, холодные и загадочные, а придурки последние, убегающие из дома в 11 лет с рюкзаком, полным конфет, режущие ладони об острые кукурузные листья, часами выискивающие на ночном небе сигналы нло хмурые скептики. — я ненавижу свою жизнь, — шепчет ему джо, — с тобой легче. так что, останься в ней. у самых светлых людей мысли бывают чернильными — это бен знает. когда он был совсем малышом, мамочка с натянутой улыбкой обещала ему купить целое ведро фисташкового мороженого. мороженое было куплено, но мамочка не берет и ложки в рот, а есть в одиночестве что-то вкусное не так весело. мамочка думает, что худоба вернет любовь папочки. харди знакомы повадки джо: он ковыряется вилкой в салате, занимая рот не зелеными листьями, а неуместными шутками или непонятными выражениями. — чью любовь ты пытаешься вернуть тогда? — ватным языком спрашивает он. джо вздыхает и падает на спину, утянув за собой парня. их ловит кровать в комнате бена. бен кладет голову ему на плечо, позволяя чужим пальцам запутаться в кудрях. он никому не разрешал трогать свои волосы до этого. (лишь в исключительных случаях). маццелло признается, что ничью; в нем так много нерастраченной любви, что она портится, плесневеет, начинает отравлять, постепенно превращаясь в черную дыру, отдающую в мир ничего, кроме пустоты. бен чувствует жжение на иссохшей роговице. как       что-то такое теплое             может говорить                   такие                         ледяные                               вещи? бен торопится рассказать ему, что если бы джо прямо сейчас предложил уехать из айовы на калифорнийский пляж, он бы согласился; что если бы джо тут же решил звать его только «джонс» и бесить до конца дней, он бы сам составил список самых раздражающих его вещей; что если бы джо вдруг стал пылью, тотальной засухой, хлором, чернобылем, метеоритом — он бы любил его все равно, если бы джо вдруг не стало вообще — его бы не было тоже, но не успевает, потому что джо целует его — и не по-французски, не страстно, без языка, а громко чмокая сначала в губы, а затем в кончик раскрасневшегося носа. — будь осторожен, бенджамин джонс, — добавляет он, — ты такой нежный, мир тебя прожует и выплюнет. — кусай меня, — отвечает бен, — кусай, мой мир. это, наверное, глупо — в семнадцать лет находить в каком-то нестабильном подростке причину открывать глаза в шесть утра, или улыбаться прохожим, или быть в принципе. но когда творить глупости, если не сейчас? потом придется втискивать свидания между деловыми встречами, думать об аренде общей квартиры, скандалить из-за недомытой посуды, прятать побитые по молодости татуировки (в школьном туалете, после уроков, они набивают сердца на указательных пальцах). «вместо крови у меня текут иглы, острые, заточенные, как твой язык, я наступаю на них осознанно, чтобы они прошуршали по венам до моего дома, до самой середки груди» бен чувствует, что готов рассказать джо все поле своих колышущихся мыслей. а джо будет его слушать. ровно как и бен, который никогда не проигнорирует его сообщение в 3 часа ночи «забери меня», ведь он снова поругался с отцом, по ерунде полнейшей, но ему просто надо, чтобы на него накинули светлую джинсовку, крепко обняли и дали поиграться с сережками в ухе, а на следующий день позвали прогуливать школу, кататься на скейтах по пустым улицам, слушая шелест листвы деревьев по обочине дороги и дрейка из динамика телефона. джо не стесняется есть при бене. бен ведь будет влюбленными глазами смотреть на него, даже если рот испачкан крошками. и на ужине с мамой бена держится молодцом. по большей части, благодаря тому, что под столом его щиколотки неотрывно касается нога бена. в тетрадках маццелло рядом со стихами появляются нарисованные сердечки и жирно выведенные «бенбенбенбен». в голове тоже одно «бенбенбенбен». бен джонс: [9:21] джо бен джонс: [9:21] мама уезжает на все выходные к бабушке бен джонс: [9:21] приходи мой джо: [9:22] окей они оба не девственники. бен вообще ходит по тусовкам неприятных ему людей от скуки и желания заглушить звон гормонов. и дальше тесных зажимов в углах, горячих поцелуев в шею, рук на бедрах и животах у них с джо не заходило. а «знаешь, у меня дома никого нет, приезжай» не подразумевает под собой просмотр сериалов и сон на раздельных кроватях. мой джо: [11:07] я люблю тебя мой джо: [01:12] я люблю тебя мой джо: [6:00] доброе утро, я все еще люблю тебя но сериал, они, конечно, все равно смотрят. постель выбирают напополам. — у тебя уже было это? — джо проводит рукой по его внутренней стороне бедра, останавливаясь почти у паха. — только с девушками, — выдавливает из себя бен; он уже едва может поддерживать нормальный ритм дыхания. под джо жарко, душно, мокро; немного неудобно из-за разницы в росте; неловко, как в первый раз; больно — но самую малость. оказывается, «заниматься любовью» — не просто более цензурный аналог сексу, который можно сказать в присутствии детей. бен оставляет на шее обмякшего на нем джо ласковый поцелуй, переплетая пальцы сведенных за головой рук; он чувствует себя как на облаке, при этом будто его ступни опущены в теплую речку. его сердце бьется быстро и до шума в ушах, и пусть — это не так ярко, как я думал, но все равно еще более желанным, важным и драгоценным он себя не ощущал ни с кем другим прежде. на завтрак бен решает побыть хозяйственным, но, оказывается, он не умеет толком готовить. выход находится в виде тостов с клубничным джемом. джо уминает их за обе щеки, хрустя корочками и капая красным вареньем на тарелку. — мой парень, — произносит он, не прожевав до конца, — самый милый. — твой парень? — удивляется бен так, будто до этого они были так, друзьями хорошими; хотя ему и не привыкать к тому, что его зовут «своим парнем», но сейчас за этим словом впервые ощущается какой-то вес. харди не выдерживает и целует его в губы, едва дав шанс проглотить остатки еды. целуются они долго. опаздывают на совместную литературу. и, более того, думают на ней совсем не о книгах. на парту бена падает скомканный лист бумаги. ich will dich küssen бен непонимающе смотрит на это и кидает бумажку назад. я не понимаю немецкий. я понимаю только любовь и свободу! шорох приземляющегося комка. ich will dich küssen / я хочу поцеловать тебя я понимаю только любовь и свободу! / ich verstehe nur die liebe und die freiheit бен игриво закусывает нижнюю губу. у тебя руки холодные, а у меня горячие, заметил? / я рядом бросок джо пишет незамедлительно, подлавливая идею бена. не верю, надо проверить. дай руку / навсегда? бросок держи и не отпускай / даже больше бросок весь оставшийся урок они смотрят друг другу в глаза, не боясь влепленных замечаний учителя. нелюдимый мальчик теперь пишет стихи только про цветущий миндаль.