Загадка твоей грусти

— Где Вася? — с громким криком спросил Паша, зайдя в гримёрочную, где Боб и Женя мило флиртовали. — Что? Он не с тобой? — с огромным удивлением переспросил Боб. — Вы дураки? — пытался успокоиться Паша, глубоко вдыхая этот воздух, переполненный едким запахом Жениных духов, но внезапно сорвался с места к гитаре. — Струна! Шестая порвана! — внутри парня сжались все органы — дыхание участилось. Паша выбежал из ресторана, накручивая в голове бесчисленное количество череды событий, но сердце жаждало благополучного, счастливого конца этого кошмара. — Только бы успеть… — прошептал себе под нос парень, заставляя бежать из последних сил. … Конец печальной моей любви, возможно, настал сегодня, в это время — сейчас. Умирать не хочется, но силы просто покинули сентиментального меня. Любить человека настолько ужасно крепко — грех, совершённый мной, дураком. И когда же я стал тонуть в этом дерьме неподдельных чувств, сантиментов, эмоций? Да я же разъедаю себя серной кислотой этих мыслей, отравляю аммиаком своё сердце и поглощаю озон нахлынувших событий в лёгкие, заставляя задохнуться от невыносимой вони неразделённой любви. Кто мы друг другу? Друзья? Знакомые? Чужие? Кто? — парень просто бродил по тротуару на мосту, параллельно заглядывая в реку, которая отражала такую яркую сегодня Луну — красиво, но так одиноко. — Придешь? — Вася рассуждал, шагая небольшими отрезками, думал, отчасти мечтал и искал причину остаться живым.  — Я такой же трус, как заяц! — провыл парень, останавливая слёзы на глазах. — Не придет! Не питай надежд, дур.. — Каких надежд? — раздавшийся голос позади Васи заставил последнего обернуться, обеспечивая учащённое сердцебиение и нехватку кислорода. — Как ты? — с неподкупным непониманием пробормотал парень, смотря на запыхавшегося друга. — Нет, что важнее: где остальные? — Думаю, через минут пятнадцать подойдут, — ответил на висящий в атмосфере вопрос Паша. — В смысле? Сюда идти минут пять! Что они делают? — Тоже бегут, но только в другом направлении, — усмехнулся парень. — Но почему? Что ты им наговорил?! — Просто я был крайне уверен, что найду тебя здесь, ведь ты любишь красивую… — Паша поперхнулся нарочно, лишь бы отсрочить столь мерзкое и ненавистное ему слово, ведь он сам никогда не задумывался о ней, но знал точно — смерть друга ему не пережить, — да, красивый конец. Поэтому я их отправил в противоположную сторону, чтобы поговорить с тобой откровенно и наедине. — Нет никакой разницы. Говорить об этом я с тобой не собираюсь, извини. Пошли к ним, скажем, что пошёл покупать новую струну, — с неискренней и фальшивой улыбкой тихо сказал Вася, но это было настолько тонко и аккуратно, что поднявшийся ветер передал всю боль сказанных слов, заставив Пашу решиться на крайние меры. — Остановись! — крикнул Паша. — Хватит скрывать, хватит убегать от меня. Мне это уже надоело! Высказывай всё, — парень резко подбежал к Васе и схватил за запястье. — Ай! — вскрикнул парень от пронзающей боли в зоне руки. Никто же не знает, никто же не замечает — Вася давно уже режет руки, но не для смерти, не для всех — не напоказ, ведь ему нужно переключить душевную боль на физическую, чтобы орать от внешней, но не страдать от внутренней. — Что? Я-я же не так сильно схватил. — Паше стало непонятно, но, верно, он слишком сообразительный. Подняв рукава куртки друга, парень не был удивлён, однако слишком поражён количеству этих порезов. Запястье почти всё было покрыто кровоточащими ранами, видно, они свежие. — Для чего? — Для расслабления, — непринужденно ответил Ефремов. — И как давно «расслабляешься»? — С давних пор, Паша, с давних, — с пустой и отчаянной улыбкой проговорил парень. — Ты реальный дурак! — закричал друг, захватывая своими руками хрупкие плечи Ефремова в объятия, лишь бы удержать, лишь бы не отпустить. Сильно сжимая Васю, Паша мысленно угнетал себя мерзкими словами за то, что не уследил, не заметил и не остановил. Радовался, как маленький ребёнок первому снегу, ведь успел, предотвратил и забрал себе это белобрысое счастье. Этот миг должен длиться долго, слишком долго, до невозможности медленно, лишь бы не забыть тепло родного человека. — Хватит уже, Паша, хватит, — проговорил едва уловимо Вася, отталкивая парня, который сильно прижался к нему, не желая отпускать. — Что хватит? Хочешь плавать в этой чертовой реке балластом?! — парня злила эта ситуация до полного нервного срыва, ведь он желал только лишь одного: настоящую и искреннюю улыбку Васи. — Эй, ребята! — крикнула Женя двум стоявшим на мосту, возле его перил, парням. — Вы поссорились? — спросил запыхавшийся от недавнего «марафона» Боб. — Да так, небольшое разногласие, кстати, вы чего бежали? Я же за струной в магазин пошёл: прошлая порвалась, — с наигранной улыбкой переспросил Вася, отходя от Паши, который крайне внимательно наблюдал за действиями парня, сопровождая мыслями о чертовски милом блондине. Он его спас, едва успел, но смог. Дыхание до сих пор учащённое, но на сей раз не по причине беспокойства, хоть то и не до конца ушло, ведь неизвестно Паше о мыслях своего друга, который скрывает от него всё, что того тревожит. — Это невыносимо. — прошептал парень, решив включиться в недавно начавшийся разговор ребят. … Прошёл месяц с того инцидента, но Паша так и не выведал причину не свершившегося самоубийства друга, скрывавшего полностью душу, мысли. Как бы не хотел он помочь ему, как бы не хотел спасти от нахлынувшего цунами эмоций, но ему не давали: запретили, послали и оставили последним человеком. Причина суицида оставалась загадкой для парня, что метался от мыслей к мыслям, просчитывая поочерёдность действий — его ходов, которые помогли бы ему хоть на шаг подойти к Васе, что так рьяно избегал запутавшегося парня. Когда Ефремову не посчастливилось вернуться домой в обычное время, так как нужно было доделать оставшуюся работу в ресторане, Паша решил действовать, ведь это его единственный шанс найти причину бесчувственности друга. Женя ушла к Ане по каким-то очередным делам, а Боб с того момента переехал к Виктору. Парень понимал: либо сейчас, либо потеряю. Изучив всего Васю, Паша прекрасно понимал, что тот имеет личный дневник, ведь состоит из тысячи видов сантиментов, поэтому он, верно, записывает свои мысли в тетрадь, которой только и доверяет. Времени было, определённо, мало, и медлить никак уже нельзя. Быстро забежав в комнату Ефремова, Паша начал рыскать по всем тумбам и шкафам, но поиски были абсолютно тщетны. Потеряв всякую надежду найти хоть одну зацепку, парень начал было выходить из комнаты, но нечаянно увидел за тумбой для телевизора маленькую книжку. Это вселило последнюю и жадную надежду на спасение Ефремова. Кое-как подобравшись к тетрадке, Паша вытянул её и с великим восторгом забрал себе, чтобы вычитать нужную ему информацию. Хоть это и был дневник эмоционального человека, однако записей хоть о каких-то переживаниях не было, поэтому эта надежда провалилась с треском. Всё так и осталось бы в строгой тайне от Паши, если бы не одно яркое слово «люблю» на странице, которой, верно, по дате было как минимум три месяца. — Любит? — начиная читать страницу полностью, у парня сердце начинало биться всё быстрей и быстрей, моментально перешагнув порог в восемьдесят ударов в минуту — пульс участился. — Он любит меня? — вопрос повис в воздухе. — Да, — ответил спокойным голосом Ефремов, стоявший к тому моменту в дверном проёме. — К-как ты? — немного поперхнувшись от несравнимого удивления. — Когда ты вернулся? — Да только что, Паша, — ответил с фальшивой усмешкой Вася, полностью разочарованный в друге, которого любил не три месяца, как говорил дневник, а больше полугода, мучая себя всеми оскорбительными словами за это, истерзав не только запястья рук. — Так интересно было? Я же тебе сказал, чтобы не лез! — Но ведь.. Я хотел помочь, хотел «оживить» тебя, Вася! — Да не нужно мне этого! Я без твоей помощи и сам могу справ.. — Не еби ты мне мозги, кусок идиота. — Что? Ты хоть представляешь через что я прошёл, наблюдая за всеми твоими подкатами к Ане, на то, как ты хотел свести меня с Женей! — Ефремов сорвался, ему было противно от всего этого гнёта личных чувств. Он хотел лишь тишины и спокойствия. — Я виноват, что ты такой тугодум? — последние слова Паши отозвались эхом в ушах Васи. От непонимания у него навернулись небольшие слёзы, показавшие усталость невысокого блондина. — Ч-что? — пытался спросить парень, но не сумел: Паша резко вскочил со старого дивана и подбежал к Ефремову, заставив того прийти в недоумение, а небольшое расстояние между их губами сыграло злую шутку. Вася потянулся к Паше за поцелуем, жадно желая его всё это время. Поцелуй был грубым, рваным и небрежным, отчего начали появляться ранки на губах парней, сознавшихся самим себе. Рука Паши блуждала по талии Ефремова, в какие-то моменты переходя на золотистые локоны волос..