Жёлтый свет

Этому фикусу из угла, наверное, лет почти столько же, сколько мне. Знаю, что невозможно, но иногда кажется, как будто мясистые листья вот-вот сломаются под весом немалого слоя пыли. Бедное растение. Неужели и правда всем на него плевать? Я поёрзал на своём сидении кушетки, придвигаясь к краю. Меня тянуло к несчастному, позабытому и вероломно брошенному в системе координат человеческого безразличия чуду природы. Они даже не знают, а между прочим, у него и название чудесное. "Ficus elastica". В народе — фикус каучуконосный. Ладно, что уж идеализировать: просто фикус. Хорошо, если вовсе не "растение в горшке". Тонкая кисть согнулась в запястьи близко к тянущей боли. Я чуть двинул локтём. Удалось. Средний и безымянный пальцы всё-таки сумели подхватить дёрнувшийся край рукава тёмно-болотной рубашки. Безразмерная, не самая свежая. Мне было всё равно. И не жаль до сих пор качественного хлопка. Я распрямил кисть, вытягивая рукав. Ладонь, словно змея в норе, юркнула в тепловатый хлопок рукава. Компенсацией за всё не уделённое ранее внимание, я осторожно пытался протереть безнадёжно потемневшие от пыли листья. Брезгливость, как правило, привычная, нынче была на нуле. Уважительная причина. Растение действительно ни в чём не виновато. Оно страдает. От заброшенности. И пьёт. Грязную воду, что сливает в цветочный горшок ленивая дойти до санузла уборщица. Скрип в кои-то веки приоткрывшейся двери не отвлёк меня от процесса своеобразного контакта с фикусом. А жаль. Я просто не мог увидеть, как в течении пары секунд на меня смотрел наконец снизошедший медработник. — Психиатрия выше этажом. Я чуть не дёрнулся. Не услышал. Неожиданно оказалось. С разочарованием я успел отметить, что кое-как протёр только два или три листа. А их гораздо больше в общей сложности. Прости, вечно живой приятель. — А я к Вам. * * * — Ну? Разговор стартовал лучше некуда. Особенно, для профессионала. Особенно, призванного помогать и располагать пациента к лечебному общению. Что ж. Окей. Лови в такт. — Мне двадцать три. И я умираю. — Морг находится в подвальном этаже. Могу пропуск выписать. Оказывается, я ради экскурсии по медучреждению зашёл. — Слушайте. Мне плохо. Терапевт удержал гримасу раздражения. А вот цыкнувший язык не смог. Пара усталых серых глаз из-под тёмных век курильщика посмотрела на меня в тихой злости. Странно, что я ответным взглядом замер на коротких острых ресницах. Редко ведь мужчина может похвастаться густым и длинным частоколом в роли украшения глаз. Его маскулинные очи должны взирать строго. Холодно и беспристрастно. Эстетике внешности едва ли место найдётся. — Яснее. — Что? Не опять, а снова. Какие-то у меня проблемы с концентрацией. Ха, моя трясиноподобная задумчивость сейчас бы возразила. Впрочем, именно из-за неё так и получается. Реакция падает. Прямиком в глубины. Рядышком к общему эмоциональному состоянию. Около пяти месяцев тому назад чуть иномарка не сбила. Впрочем, как "чуть".. Сбила. Мне оставалось только растерянно подняться от погашенного рёвом тормозов удара, и кое-как пойти дальше. Почему-то в мыслях о конкретно том чёрном Гелендвагене. Именно об устройстве автомобиля. Вне логики, но вовсе не об ускользнувшей перспективе обрести последнее ложе на прохладном асфальте. Тогда мне, кстати, последним пинком прилетела бы болезненная обида — ссыкло, так сам ничего и не сделал. — ..хватит бумажки перекладывать, садись! Считай это за практику свою. Пока я этого отбитого голыми руками не придушил. Суки.. Громогласно захлопнувшаяся дверь кабинета. Здесь реакция не подвела. Меня дёрнуло на скрипнувшем стуле, точно от удара молоточком под коленки. Кабы вспыливший от моей нерасторопности врач не ушёл прямо сейчас, наверное, получил бы пониже чашечек настоящим. — В чём Ваша проблема? Рассказывайте. Спокойный и ровный тембр. Без надтрещин курильщка. Никаких интонаций пренебрежения. Привычных уже, кстати. Просто вежливость. И сдержанность. Но не официально-холодная. Я наконец глупо моргнул. И разглядел за тем же самым столом молодого блондина. Совсем молодого. Юного. Извилины лениво задвигались весенними червяками, поднимая наиболее свежие воспоминания. Судя по разговору, он.. Практикант? Из медицинского института? Или колледжа? Я нелепо моргнул снова. Каким же идиотом, должно быть, кажусь со стороны. — Простите.. А Вы.. Кто? Взгляд, кстати, под стать голосу. Невозмутимый. Но без грубой мужской суровости, о которой подумалось ранее. Даже ресницы подлиннее. Не девчачьи, правда. Средней длины. Правда, красивые. Хоть и не выделяются яркой темнотой оттенка. Странно, наверное, такие вещи замечать. Так говорят. Все. А думают как? — Эдвард. Прежде ответных слов, я издал дурацкий звук скоропостижно умирающей от подстрела утки. Растерялся. Да как вообще можно уйти в себя за грёбаную секунду? — Вы практикант? Прямоугольные линзы очков держала крепкая чёрная оправа. Достаточно солидно. Подобным же жестом юный медик поправил вроде бы ровно сидящую на узкой переносице оправу. Средним пальцем. Изящно. Всё равно, что знаменитый жест "victory" кистью к собеседнику показать. Едва ли кто поймёт. Едва ли кто разберётся. — Скажем так: будущий специалист. Вернёмся к Вам. Я сглотнул сухим горлом. Взгляд в кроссовки. Отчего-то стыдно было рассказывать этому парню о своих проблемах. Учитывая, что меня ему просто впарили на эмоциях. Лишь бы от персоны моей избавиться, пока не побил к чертям. — Я умираю. Психологически осознаю. И замолчал. Интригу держать собрался? Сам не знаю. Дальше двух вводных фраз по маслу не пошло. — А физически? — Нет. Не знаю. Не думаю. — То есть, Вы ощущаете убыток жизненных сил в моральном плане? Как официально. Да и не важно. Звучит-то, как настоящий профессионал. — Даже не это. Просто умираю. Подыхаю. — Тоска? Я автоматически слабо поднял взгляд и безо всякого смысла скользнул им по календарю. Лейбл какой-то медицинской фирмы посреди насыщенного цвета мурена. Сухо. Но смотрится. — Пустота, Эдвард. Пу-сто-та. Опереться на локоть, укладываясь патлатой головой прямо на рабочий стол. Мне было всё равно. Но при хозяине кабинета такого я себе позволил вряд ли. Глаза закрыты. Лежу, как на школьной парте ранним утром. Только тогда так внимательно не смотрели. Затылком чувствую. Светлые глаза. Лёгкое замешательство. И пристальный-пристальный.. Десяток белых листов-бланков парой жестов выровнялся в стопку. Стеклянная накладка стола чуть слышно отозвалась решительным приземлением бумаги. — Вообще, я собирался стать патологоанатомом. Так же спокойно, но с гораздо большей уверенностью. Не меняя положения, я чуть повернул голову. Ухо легло на предплечье в рубашке. Теперь я мог в моно слушать собственный пульс. Не зная, какой странной смесью заинтересованности и жалобности смотрю одним глазом сквозь нечёсаную копну волос. И что-то я определённо видел.