Предчувствие

Пока развозил в понедельник документы, которых оказалось не так уж и много, Сергей все время хмурился и тяжело вздыхал. Это замечательно конечно, что недающая ему две недели покоя проблема довольно благополучно решилась, да только… скоро крыша поедет: минет естественно намного лучше, чем совсем ничего, но сегодня он четко осознал: не то чтоб м-а-л-о, а вообще — не т-о! но в приоритете сейчас вовсе не собственное удовольствие и даже не Юлино, а — малыш. Он вернулся с работы, когда невеста все еще нежилась под двумя одеялами. Улыбнувшись, склонился и, забравшись рукою, поймав за стопу, желая вытащить из укрытия, ме-едленно потянул Юлию на себя. Запищав, та сразу задергалась, но как-то совсем не убедительно, и он не сдержался: подтянув ближе к краю, начал обцеловывать бедра и опомнился сразу, как усилившись, в нос ударил Юлин аромат. «Блин! Снова увлекся…» Обозлившись сам на себя, развернув разомлевшую невесту на живот, несильно куснул её за ягодицу и шутливо приказал: — А ну руки в ноги и собралась пошла. — Куда-а-а? — На учет становиться. — Ненавижу больницы… Раздражает в ней это. Став серьезным, он поднял сползшую на пол Юлю и, прижав её к своей груди спиной, холодно отчеканил: — А меня это мало колышет. Мне нужно знать все ли с тобой в порядке: ч-т-о тебе можно, а что м-н-е нельзя! Я — не врач, и если что случится, я помочь тебе ничем не смогу. Ты потеряла уже ребенка осенью. — Он был мне не нужен, — оставшись равнодушной к его словам прокомментировала она. — Я понимаю, но разве тебе не страшно? — развернув невесту лицом, с горечью бросил: — Ты разве не думала, что может что-то пойти не так и все повторится? Качнув головой, Юля отвела в сторону взгляд, и он расстроился еще больше — всегда она такая: совершенно о себе не заботясь, живет одним днем, а он мучиться со своими страхами в одиночестве должен… — У тебя всегда было слабое здоровье. Я не могу позволить тебе быть беспечной, — убрав руки с её плеч, развернулся к выходу. — Одевайся. Или я уеду — и живи, как хочешь! Вскоре хлопнула дверь, выводя Юлию из легкого, больше похожего на растерянность, оцепенения. Действительно ненавидит больницы: сидеть в очереди; сдавать анализы; затем снова сидеть в очереди… А лежать в палате, когда никто не приходит — самое поганое, что может быть! но если он будет рядом… Ведь будет же? Опустив голову, она закусила губу. Никогда не была капризной девицей, но когда слишком любят и все позволяют, каким бы хорошим, понимающим и совестливым ни был, а границы дозволенного со временем размываются. «Я слишком расслабилась. Все хорошее рано или поздно заканчивается. Пора просыпаться, Юля». В течении последующих двух недель выяснилось, что здоровье у неё не такое уж плохое, разве что зубы пришлось полечить. Сережа, что не могло ей не понравиться, терпеливо сопровождал её везде и всюду и не знай она правды наверняка бы увидела в этом что-нибудь жутко романтичное, а потому весьма далекое от реальности, и конечно же в итоге разочаровалась, вполуха слушая беседу жениха с Людмилой Тимофеевной (гинеколог), из которой вынесла для себя только то, что риск выкидыша у неё выше, чем у других. Апрель Юля отказалась от свадьбы — Сергей настаивать не стал, однако, как бы ни упиралась, а в салон невесту все-таки затащил, где ту превратили в завораживающую юностью красавицу практически без каких-либо усилий: вернув волосам натуральный цвет, сделали мелирование да наложили неброский макияж. Увидев Юлю с новой стороны, он еще больше обрадовался собственной предусмотрительности: не зря за неделю до регистрации уломал её зайти в бутик, где и выбрал: для себя — белый костюм, для неё — пусть и не свадебное, но белоснежное платье с юбкой-солнцем и ручной вышивкой на груди. Так что в назначенный день они, поймав проходящих мимо двух студентов и упросив тех стать свидетелями, просто расписались. И уже через пару дней, взяв на две недели отпуск, Сергей воспользовался подаренными родителями билетами. Проведя в Марселе три дня, Юля увидела совершенно другой мир: восхитительный, яркий, пропитанный совсем иным духом нежели в России. Старый порт. Форт Святого Николая. Зеркальный стальной тент на центральной пристани старинной гавани. Набережная дворца Фаро, откуда были видны и Форт Св. Николая и Форт Св. Иоанна, который еще носил название Сен-Жан. Потом был «Веселый зоопарк» на пути к Дворцу Лоншан. «Сhateau d’Eau» — Замок воды. Было еще много скульптур, фонтанов, деревьев, цветов, которых она никогда не видела; церквей, соборов, башен… Когда все надоело, они направились в Париж, по дороге в который Сережа признался, что на блуждания по городу нет никаких сил, да и не за этим он во Францию ехал. Отоспавшись, они весь день провели в постели. Юлия таяла от счастья на шелковых простынях в чужом городе, в чужой стране. Плавилась от тепла, тонула в любви и купалась в заботе точно так же как в их квартире, в родной стране. В России. Сергей был осторожен как и всегда: касался с непередаваемой нежностью, с чуть ощутимой дрожью и прежде, чем приступить к самому главному, ложился на спину и, усаживая на себя, позволял ей творить всё, что вздумается. Переговорив с Людмилой Тимофеевной, еще раз услышав о том, что не только его жене, а вообще любой женщине не рекомендуется ведение половой жизни в первый триместр беременности и последние два месяца до родов, он очень сильно расстроился. Очевидно это было понятно по лицу, потому что врач подбодрила, сказав: «Я очень рада, что вы серьезно настроены, но поймите еще кое-что: если она не будет чувствовать себя любимой и нужной, сразу начнет паниковать. Попробуйте, но не переусердствуйте. Если в течении двух-трех дней никаких выделений не будет, значит все в порядке, но если закровит хоть немного — живо в больницу! и никакого секса до второго триместра». Пусть он и остался висеть между «можно» и «нельзя», но хотя бы точно знает, чего ждать и что делать, если вдруг что-то пойдет не так, а потому теперь совершенно спокоен: и за Юлию, и за их малыша. На следующий день Сергей взял на прокат машину и поехал на северо-восток, где между Компьенем и Вилле-Котре располагается замок Пьерфон, в который хотел попасть с тех пор, как был мальчишкой. Романтика… С отцом он излазил только ползамка, а хотел — целиком. Все восемь названых в честь героев античности и Средневековья башен. Юля от него отстала еще в залитом солнцем внутреннем дворе, в котором стояли скульптуры химер и гаргулий… Вечером они вернулись в Париж. Через день посетили Версаль. Погуляли по Елисейским полям. Налюбовались Собором Парижской Богоматери… Еще через день сели на самолет и вернулись в Россию. Они были очень счастливы. Третье мая. Проведя по щеке подушечкой пальца, Сергей чмокнул жену в уголок рта. — При-ивет… — С днем рождения. С улыбкою заглянув в наполненные нежностью глаза, куснул её за нос — мило поморщившись, она тяпнула его за подбородок и, притянув к себе, ласково шепнула: — Спасибо, — погладила по волосам. — Отросли… — Я отпрашиваться не стал — на работу сбегаю и-и-и это… давай потом погуляем? Разжав объятья, она кивнула, сразу соглашаясь, и он, прикрыв веки, с полуулыбкой огладил округлившийся животик светящейся ладонью. — Будь осторожнее, хорошо? — Да, сэр, — шутливо отдав мужу честь, забралась обратно под одеяло и, театрально пообещав: — Даю слово, что дальше туалета не уйду, — со смехом спряталась. Слабо улыбнувшись на это; решив, что позавтракает в кафе, Сергей молча ушел. Несмотря на то, что у них все в полном порядке, ему в последнее время как-то муторно и вовсе не потому, что слишком часто ловит направленные на супругу мужские взгляды. Пока ждал заказ, неотрывно смотрел в окно.       По тротуару шла девушка: рыженькая, худенькая. Если бы не знал, что жена уже месяц, как мелированная шатенка и дома сидит безвылазно: постельный режим приказал соблюдать, пока он отсутствует, точно бы их перепутал — сильно на Юлию со спины смахивала, даже походка такая же. К тротуару подъехала тонированная, явно новая красная ауди, из которой вылез парень: прихрамывал немного, все оглядывался по сторонам, будто боялся, что кто-то его увидит. Догнав — положив руку на плечо, сразу же девчонку развернул, а потом… то ли ошибся, то ли еще что — начал кивать и даже поклонился. Она — дальше пошла, а парень до-о-олго вслед смотрел, затем сел в машину и уехал. Пока кофе пил с блинчиками, все никак не мог унять волнения: трясло отчего-то. В обед… тоже кое-что странное произошло — зашел в супермаркет: пирог какой прикупить, а по возвращении рядом со своим мотоциклом обнаружил какую-то даму, которая, довольно активно жестикулируя, разговаривала с полицейским. Неподалеку еще мужик отирался — муж, видимо — всё головой кивал. Не хотел ни во что впутываться, да и дел по горло — день с самого утра какой-то поганый: настроения — ноль, и все внутри узлами крутит… Подойдя ближе, по-настоящему растерялся, услышав возмущения женщины: на её глазах какую-то девчонку в машину насильно затолкали и увезли, а полиция «только клювом щелкает и девушку спасать не торопится». На что полицейский в свою очередь уточнял: не показалось ли? Может, девушка все же сама в машину села? Ну мало ли, что там на самом деле было, а ей просто от усталости померещилось… Не стал дожидаться, чем дело обернется — уехал в прострации. Сразу как почту развез — домой направился, да мотоцикл заглох на полпути: даже не заметил, как бензин закончился…       Пришел домой злой и уставший. Не обнаружив Юли в спальне, неспешно обошел всю квартиру — тихая истерика накрыла с головой, когда выглянул на балкон: полулежала в складном кресле с каким-то журналом на лице — очевидно, уснула, пока ждала. Будить не стал — развернулся на пятках и ушел. Хотелось напиться — очень, да не полезло. Он до-о-олго сидел на скамейке напротив подъезда и понимал только одно: тревога — не уходит. Выспавшись за день, Юлия не сомкнула глаз до утра: Сергей пришел очень поздно — с початой бутылкой водки, но трезвый. Не будь дурой — насмотрелась в своей семье на скандалы — ни слова ему не сказала. Лишь обеспокоенно наблюдала за тем, как он, морщась и всхлипывая будто вот-вот разревется, крутился с боку на бок, не давая себя даже погладить. И только, совершенно внезапно уткнувшись в её грудь лицом, крепко обняв и с силой прижавшись, успокоился — сам. Поглаживая его волосы, все силилась понять: что же происходит? Между ними нет никакой ругани. Сергей настолько заботливый и нежный, что у неё не сползает улыбка с лица. Всё идеально: именно так, как она всегда хотела. Но она ведь не дура и лучше всех понимает, что её комфорт — это его старания. Это ведь не она — он поднимается среди ночи и идет в круглосуточный, чтоб купить то, что ей хочется настолько, что никак не уснуть… Идет, несмотря на то, что в глазах читается явное: «Как же меня все достало». А может это только казалось. В пятницу, сразу после его возвращения, они пошли гулять. Юле захотелось мороженного — кисленького. Ближайший киоск оказался закрытым, и Сергей побрел в магазин. Взяв для жены эскимо с малиновым джемом, прихватил еще и стаканчик с мармеладом и курагой. Как-то прицепилось с детства — мама всегда себе такой брала… Когда попадалось много крошек, сразу совала их ему в рот, чем порою бесила невероятно. Только спустя годы осознал, что она таким образом проявляла заботу и любовь — отдавала ему все, что хотела бы съесть сама. «Мама», невольно улыбнулся он, по пути откусывая немного мороженного. Дойдя до площадки, Сергей растерянно остановился и, оглядываясь по сторонам, начал всматриваться в играющих ребятишек и их родителей. Юли… нигде нет.       Тревога, что в последнее время царила внутри, начав медленно просачиваться наружу, уже растекалась по венам. Отмахнувшись, постарался взять себя в руки — Юля могла отойти в туалет. Могла — бегала по нужде каждые полчаса… Забыв про мороженное, которое тая, начало капать на землю, он терпеливо ждал, не бросая попыток сосредоточиться, но страх и волнение оказались сильнее. Пальцы сжались в кулак машинально — мороженное упало на землю. В руке остался только пустой вафельный стаканчик. Время текло, но ничего не менялось… Сергей начал задыхаться от понимания: она вовсе не в туалет ушла. Что? Где? Куда? С Кем? Почему? Невольно качнувшись, достал телефон. Её — зазвонил в правом кармане джинсов. «Вот скажи — Нахрен, Сука, тебе Телефон, если Он Всегда У Меня?!» Всегда это бесило. Бесило во всех: мама, Настя, Валя, Юлька — н-и-к-о-г-д-а не таскали ни телефон, ни ключи — все это находилось в кармане у: папы, Моти, Глеба! В женских карманах или сумочках есть место для… да для в-с-е-г-о! но не для сотового, ключей и кошелька. Да-да. Никто из них никогда не имел при себе даже сраной сотни — все находилось у мужей. То ли это проявление доверия такое. То ли еще что — ему неизвестно. Ладно мама — она всегда была чокнутой и жила по своим меркам и законам, но остальные?! Женская солидарность, а может просто тупость — за гранью мужского понимания… Сергей злился всего ничего — пару секунд, а потом осознал окончательно: Юля не могла без него никуда уйти. Оставил одну называется. «Зато время сэкономил и деньги», — усмехнулся он мысленно, представляя мамину улыбку. Мотнув головой, подошел к ближайшей парочке мирно болтающих женщин. И чем дольше слушал, тем сильнее холодел.