и огни горят

У Дауда сильные руки, широкие и шершавые ладони. Такие ладони выглядят идеально, когда обхватывают чужие запястья, узкие и бледные, или когда пальцы смыкаются на рукояти ножа; но его ладони лежат на бедрах Гаррета и не сжимают их. Только поглаживают, поторапливая. Гаррет опирается на его плечи, его грудь — бледная кожа против загорелой, длинные тонкие пальцы, грязь под ногтями. Гаррет опускается и поднимается, то запрокидывая голову, то почти роняя ее на грудь — так, что волосы закрывают лицо. Вверх. Вниз. Снова вверх. Он стонет и сглатывает пересохшим горлом, кадык судорожно дергается; Дауд смотрит на него, плотно сжав губы, лежит неподвижно — только чуть подрагивают бедра. Ему хочется двигаться, Гаррет знает. Ему хочется перевернуть его и прижать к постели, но Дауд никогда так не сделает — не потому что Гаррет слишком тяжелый, нет. Потому что сегодня Гаррету хочется именно так, а Дауд уважает его желания. Потому что завтра Гаррет будет работать. Потому что... Ладонь Дауда накрывает его лицо, накрывает шрамы, и Гаррет вздрагивает и опускает голову. Дауд смотрит ему в глаза, и Гаррет видит в них что-то, для чего у него нет названия, и на несколько долгих мгновений мир гаснет. Придя в себя, он обнаруживает Дауда курящим у окна, одетым в один только распахнутый халат. Гаррет не уверен, откуда Дауд его достал; впрочем, это и неважно. В комнате полумрак — горит единственная свеча у изголовья, но этого хватает. На улице кто-то пьяно поет на три голоса, цокают по мостовой каблуки, и даже с кровати Гаррет видит Город — россыпь сияющих огней, золото фонарей, живое пламя. Приближается Летний Фестиваль, и Город готовится к нему. — Я догадывался, что ты весь в работе, — звучит от окна немного невнятно, — но чтобы настолько? Гаррет приподнимается на локтях, вопросительно глядя в чужую спину. В вечернее небо поднимается сигаретный дым. — Ты уснул, — объясняет Дауд и тушит окурок в пепельнице. — Уже и пиццу привезли. Когда ты вообще успел ее заказать? Из кармана халата торчит рукоять пистолета, черная на фоне темно-красной ткани; Гаррет помнит, что Дауд оставлял его на подоконнике. — Надеюсь, ты не застрелил курьера. Дауд пожимает плечами: — Я не был уверен, что это курьер. Но его мне не заказывали, так что... — Не стоит стрелять в человека, который принес тебе еду, — серьезно отвечает Гаррет. — Особенно если пол отмывать тоже тебе. Дауд наконец поворачивается к нему, и развязанный пояс обоими концами прочерчивает по полу дугу. Даже в полной темноте Гаррет мог бы сказать, как Дауд смотрит на него: спокойно, почти тепло — так же, как на своих лучших учеников. Даже сейчас Гаррет знает, что его глаза смеются. — Неважно, — он машет рукой и садится, откидывая одеяло; скрещивает ноги. — Задержишься еще немного? Хочу поужинать в приятной компании. И Дауд задерживается.