Позаботьтесь обо мне

      Это утро необычно холодное. Холодным розовым оно расцвечивает небо, бросает багровые блики на окна и заставляет передергивать плечами. Морозит. Не темно и не светло. Сумерки. Ни день, ни ночь — ни черное, ни белое; время перемен, решений и предательств. Страшно. Хочется скрыться где-то, найти уютный уголок, но на улицах пусто. Иней белоснежными узорами струится по окнам и дорогам, земле. Укрывает все и вся, а еще зловеще отсвечивает багровыми бликами неба, вспыхивая и в следующую секунду сверкая золотым. Начинается рассвет.        Он с силой наступает на замерзшую недавно лужицу. Лед хрустит, крошится под его ногами, ломается, звенит. Осколки исчезают под следующим шагом, разбиваются, будто в последний раз поют прощальную песнь. Надрывно, тяжело, грустно и одиноко — оставляют свой след и исчезают безвозвратно. Кажется, весь мир замирает вокруг него, словно никого больше и не существует. Он один идет по бесконечному кругу; на фоне темнеет и становится вновь светлым небо, ночь сменяет день, а день — ночь. Шумит ветер в деревьях, плавятся под раскаленным солнцем пески и замерзают от пронизывающего света луны океаны. Глубокие и печальные. Он иногда сам, как океан, а иногда ему снится… снится, будто у него короткие белые волосы, такие же растрепанные, как и сейчас, будто его голубые глаза светлее на полтона, а внутри него — да и вокруг — горит непрекращающийся ураган голубого цвета. И мир кажется таким ярким ему. Он словно видит его впервые. Ему кажется, что он — это не он. Эмоции и чувства захлестывают его. Испытывал ли он вообще когда-либо что-то подобное? Внутри все ревет от гнева, он в отчаянии. Иногда сон обрывается, и ему вымученно улыбается молодая женщина. Улыбка застывает на секунду, и она прикрывает глаза, так и не открыв их вновь. А сквозь него проходит меч. Тонкий, острый, опасный и до ужаса изящный.

Больно! Больно! Спасите! Горячо! Нет! Не надо! Прошу! Нет! Остановите его! Да убейте же уже его кто-нибудь! Бегите!

      Во снах его преследуют крики — громкие, надрывные, не такие, как в жизни; в жизни всегда голоса гневные, злые или…        — Брат! Брат, куда ты идешь? Школа в другой стороне! — Юкио устало провожает его безразличным взглядом, мертвым взглядом. Даже фальшивым. Бессмысленно. Он не настаивает.       … Безразличные.       Любой бы заметил, что с ним что-то не так, не так с того самого дня, пять лет назад, когда младший брат внезапно записался на странные курсы по самообороне, занимающие у него все свободное время. Он почти не видит его. Хочет дотянуться, коснуться рукой его плеча, но больше не может. Холодная преграда все растет и растет. Что-то меняется, неуклонно и навсегда меняется в нем, перетекает в другое состояние, в другую стадию и фазу. Открывается больше, видится больше, чувствуется все сильнее. И он думает, что Юкио ненавидит. Улыбается и ненавидит. Его.       Рин с силой наступает на новую лужицу. Треск. Он смотрит на разбитые осколки, на свое смазанное и мутное отражение в них, устало качает головой, поудобнее перехватывает школьную сумку и смотрит на медленно летящий снег. Будто новогоднее чудо, не предназначенное для него. Родное и теплое для других — жестокое и холодное для него. Обреченный. Ему все это кажется. Снится. Обычные кошмары. Не стоит его внимания. На самом деле ему страшно, в спину будто до сих пор бьет жуткий шепот, будто крик для его ушей. Ему всегда было страшно — что в детстве, что сейчас.

Демон! Лучше бы он не рождался!

      Да кто же, черт возьми, знает, да кто же, черт возьми, поймет! Да кто же, черт возьми, поверит…       Подросток запрокидывает голову, всматривается в тучи, теперь уже плотно закрывшие небо ото всех. Сумка давно уже лежит где-то в стороне, а старый храм тих и спокоен, и не собирается никто его тревожить. Зелень, покрытая инеем, тихо шумит, не колебля никого и ничего, глаза сами собой закрываются. Всегда так спокойно, умиротворенно. Рин открывает свои до невозможности голубые глаза — нечеловеческие глаза, вскидывает кулак и хочет со всей силы ударить им по доскам. И даже почти ударяет, но останавливается. Что он делает? Что он сейчас делает и что хочет дальше теперь от своей жизни? Ему нельзя, слишком сильно, как и тогда, как и десятки раз до этого. Его жизнь — разрушение всего, что он касается. Он всматривается в поднятые к глазам ладони и будто снова видит на на них мелкие, бордовые от крови перья. Он отводит взгляд. Губы кривятся в панической полуулыбке: он будто хочет закричать.

В детстве он никогда не мог понять, почему все эти птицы в его руках так неподвижны. И почему они больше никогда не взлетят.

      Сердце бешено бьется у него в груди, кулаки сжаты, а глаза прикрыты. По венам бежит раскаленная до предела ядовитая ртуть, а легкие горят от нехватки кислорода; кажется он забыл как дышать, глаза жжет от слез. И всего лишь кошмар превращается в реальность, где на него грустно смотрит мертвая женщина с пронзительными зелеными глазами, как и Юкио.

Они не смогут. Из-за него.