Живое Сердце

       Лёха отдыхал, сидя на старой трубе, которую выкинули с завода на свалку ещё годах в восьмидесятых. Лёха курил тяжёлые сигареты, затягиваясь каждые пять секунд, а перед Лёхой сидела девушка лет двадцати. Достаточно красивая, согласно Лёхиному оценочному суждению. Девушку звали Кирой, и смотрела Кира на Лёху своими карими глазами с определённой долей восхищения. — Ну? Что смотришь? — хмыкнул Лёха, с легкой игривостью щурясь на Киру. — На тебя уже и смотреть нельзя? — фыркнула Кира, пряча улыбку ладошкой. Лёха усмехнулся, между двумя затяжками вставая с трубы и протягивая Кире руку. — Пошли в лес. — У-угу… — Кира мягко кивнула, подтягиваясь на руке Лёхи. Она многократно бывала в местном лесу, но от чего же не сходить теперь, с таким то красивым парнем? Лёха отпустил руку Киры и зашагал впереди, переступая через разбросанный повсюду мусор — свалка, всё-таки — и не оглядываясь на Киру. Той оставалось лишь поспевать за мощной фигурой Лёхи дальше, догонять его, перескочив через очередную кучу мусора. Лёха курил не переставая, за одной сигаретой сразу летела следующая. Они общались всего пару дней, и за эти два дня Кире уже успело несколько раз показаться, что Лёха какой-то робот, из стали и шестерней. Сигаретный дым почти всегда был в его лёгких, переодически выпускаемый через нос и рот, движения были ловкими, но такими, будто двигался хорошо смазанный шарнир. Да и говорил Лёха пусть и естественно, но коротко. Что она в нём нашла? Может, такую же стальную невозмутимость? Преодолев заваленный бутылками холм, Кира спрыгнула за спину Лёхе, который стоял, видимо, дожидаясь её. Перед ним раскинулся лес, с этой стороны — широкая стена деревьев, уходящая в даль в обе стороны. — Пойдём. Покажу новое место. Уверен, там ты не была. — Лёха бросил сигарету, доставая следующую. — Пойдём. Они вошли в лес. Из-за облаков выбился лучик солнца, осветивший кроны деревьев. Изнутри леса этот свет виден не был, разве только если задрать голову повыше и смотреть в самые кроны высоких сосен и елей. В лесу вечно царил сумрак. Зловещим Кира его не считала, да и Лёха, похоже, тоже. — Сначала по тропе, потом свернём. Я покажу. Увидишь. — Лёха разок обернулся на Киру, и она увидела блеск его тёмных глаз. У него были голубые глаза. Красивые. По дороге Кира закурила сама, посветив вбок пламенем зажигалки. Оно не освещало ровным счётом ничего, но неплохо смотрелось в лесной атмосфере. Не иди её спутник быстрым шагом впереди, она бы остановилась, чтобы пару раз щёлкнуть камерой смартфона. — А что это за место такое? — поинтересовалась Кира, нагоняя Лёху и теперь снова стремительно отставая от него. — Хорошее место. Я сам его обустроил. Можно костёр развести, палатки даже поставить. Кира поправила волосы, спавшие на лицо. — Костёр можем и сейчас развести. Жаль, палаток нет. — Разведём. — согласился Лёха, качнув головой. — Сворачиваем.       Они сошли с тропы, шагая между деревьев, обходя непроходимые места. Кира полностью доверилась Лёхе, ибо он явно знал, куда шёл. Путь становился все сложнее, зато света сюда попадало больше, что несколько облегчало задачу. Кира не заметила, как они пришли. Лёха просто остановился, а когда она подошла и поравнялась с ним, она увидела, что он привёл их к небольшой поляне. И здесь и вправду было неплохо. Всюду были брёвна — на расчищенной от листьев земле лежали и стояли длинные брёвна-лавочки и короткие брёвна-столики. В один из «столиков» был воткнут небольшой топорик. — Это всё ты один сделал? — с ноткой восхищения в голосе спросила Кира. — Да! — неожиданно радостно ответил Лёха, усаживаясь на бревно-столик и выпуская изо рта облако дыма. Кира села на лавочку напротив. — Тут уютно. — Знаю. — мечтательно протянул Лёха. Пару минут они сидели молча, вслушиваясь в лесную тишину. Где-то вдалеке пели птицы. — Разведёшь костёр? — попросила Кира. Лёха кивнул, вставая и на ходу выдергивая из бревна топор.       Он вернулся через несколько минут, притащив с собой множество веток, больших и малых. Кира слышала, как он рубит их, слышала стук топора о кору, о древесную кожу, и о древесную плоть. Она же наблюдала, как он заботливо разводит костёр, который вскоре уже трещал, бросая отсветы на лица Киры и Лёхи. — Ты красивая. — заметил парень. — Губы алые, волосы густые, тёмные. Красота. — Ты тоже красивый… — Кира покраснела, но в свете костра это не было видно. Лёха дыхнул дымом. — У тебя доброе сердце? Кира удивлённо подняла глаза на собеседника. — В каком смысле? — Ну, у тебя доброе сердце? Кира вновь опустила глаза, задумываясь. Доброе ли у неё сердце… странный вопрос… она вспомнила, как спасла в детстве кролика от девчонок-живодёрок. Вспомнила, как помогала своей больной бабушке таскать воду из колодца. Вспомнила, как заступалась в школе за своих подруг… но доброе ли у неё сердце? — Не знаю. Да, наверное. — Кира улыбнулась, глядя на Лёху. — Я так и думал. — Лёха улыбнулся в ответ, коротким ударом всаживая в грудь Киры топорик. Девушка сдавленно крикнула, сваливаясь на землю. Лёха встал, подошёл ближе, опускаясь на корточки. Девушка была жива — её глаза, шокированные и испуганные смотрели прямо в глаза Лёхе. Он ответил на этот взгляд, и Кира прочла в нём… пустоту. Парень лёгким движением вытащил топор из груди Киры, снова воткнул, под углом, почти отрезая маленькую грудку, задрал свитер, вцепился в край зияющей раны пальцами, которые быстро ушли вглубь кровоточащей плоти, отодвинул кожу, мышцы, помог топором, расширяя отверстие. Кира закричала, и он оглушил её ударом топором плашмя. Следующий удар пришёлся снова на грудь, ломая рёбра. Ещё — снова треск рёбер. Достаточно освободив проход, Лёха сунул руку в кривую дыру в груди девушки, нырнул в кровь, и так весь ею перепачканный. Одним коротким рывком он извлёк сердце, разрывая хрупкую связку вен и артерий. Сердце короткими рывками билось в руке того, кто называл себя Лёхой. Свободной левой рукой он расстегнул толстовку, обнажая голый торс, подцепил кожу. Щелкнул старый замочек, и створки разъехались в сторону, грудь раскололась надвое, обнажая хитросплетенье шестерней и проводов, окружающее пустоту ровно по центру. Тот, кто называл себя Лёхой, чуть подрагивая в предвкушении сунул истекающее кровью сердце себе в грудь, пока оно ещё билось в предсмертной конвульсии. Створки с щелчком закрылись. Он опустился на бревно лавочку, широко открывая глаза. Теперь он чувствовал. Его внезапно переполнили эмоции. Он вдруг ощутил всю красоту поляны, на которой сидел, внезапно почувствовал всё самое прекрасное в пении птиц, в рыжем свете костра. Сначала он исполнился радостью. А затем опустил глаза на окровавленной тельце девушки, чьё сердце теперь билось в его стальной груди. Рядом лежал перепачканный топор. Чужое сердце, содрогаясь, наполнило обычно бесчувственную машину жалостью и состраданием. Он не мог плакать, но он мог выть. И он завыл, падая на колени перед изуродованным телом, поскуливая и постанывая. Костёр догорал, бросая на спину Лёхи последние отблески.

***

      Он шагал через свалку, ловко перепрыгивая груды мусора. Пустая грудная клетка не тревожила его слишком сильно, а механический желудок перерабатывал остатки чужой использованной мышцы. Изо рта валил дым, впитываемый стенками легких-мехов. Леха возвращался в город, ставший для него родным.