Недостойное генерала поведение

— Хак, — голос автоматически принял шальные нотки, когда Йона ощутила позади себя копошение, сдобренное шумным дыханием, — Что ты делаешь? Крепкие руки огладили ее бедра, пальцами скользнули по тазовой косточке, а теплый воздух колыхнул волосы на шее. — Я думал, ты поняла… Конечно, она поняла. Сразу, как только услышала рваное, не похожее на ровное ото сна дыхание. Сразу, как ощутила прожигающий ее во тьме взгляд — поняла. И двинула бедрами. Ненамеренно. — Не надо, — тихо попросила она, — Нас могут… — Они спят. Он понимал, правда понимал, насколько его поведение смешно и недостойно генерала. Пристает, словно глупый подросток, хотя их товарищи спят буквально в нескольких шагах от их палатки. И он бы хотел, наверное, не создавать проблем ни себе, ни тем более Йоне, но… Он хотел ее. Он хотел ее всегда, когда видел движения ее ног, спрятанных за длинной юбкой. Всегда, когда ловил шальной блеск в ее глазах, когда видел ее улыбку, когда целовал ее первым или когда первой целовала его она. Всегда, с тех пор, как занялся с ней любовью в первый раз. Мужские пальцы крепче сжались на покатом бедре, губы вполне очевидно прижались к участку под ухом, и Йона задавила в себе удивленный вздох. Она разозлилась бы, да не могла по определению. Лишь сжалась, выгнулась, чтобы прижаться спиной, бедрами, щиколотками к его телу, ощутить… Нечто твердое вошло в просвет между ее неплотно сомкнутыми ногами, вынудив ее выгнуться тазом еще сильнее — почти до боли. — Не смейся, — буркнула она, услышав клокочущие вздохи у шеи. — «Не на-адо», — беззлобным шепотом передразнил ее Хак, — «Нас могут услы-ышать». Девушка шутливо надулась и немного отстранилась, не желая оставлять эти слова безнаказанными. — Ну раз ты так считаешь… Следующее движение сделать ей не дали крепкие руки, обвившиеся вокруг ее талии и вернувшие ее на прежнее место. — Принцесса, — прошептал Хак тем самым интимным тоном, от которого ей становилось крайне неловко, — Можно? Конечно, можно. Она разрешила бы ему все и даже больше, если бы уже не дала все, на что была способна. И пускай его член уже давно находился в непосредственной близости от ее самой, девушка знала, что того самого главного движения, после которого идти на попятную будет поздно, против ее воли Хак не сделает. Как будто бы она могла быть против. Тихое «да», после которого ее тут же охватывает ставшее уже привычным ощущение наполненности. Это короткое движение быстро растворилось в теле тающей сахарной ватой, упавшей в воду, сменяясь горячим требованием — еще! «Еще, еще!» Словно слыша ее, он двигается. Тихо, аккуратно, потому что также не хочет никого разбудить. Несмотря на то, что инстинкты велят ему ускорить темп, он двигается медленно, вынуждая прочувствовать ее, себя, их обоих, вырывая сбившееся дыхание, которое она душила в себе ладонью, а он сжимал губы, дышал ей в алую макушку и молчал, хотя ему хотелось целовать ее и говорить, как ему хорошо. Он потерял контроль, немного ускорившись. Йона беззвучно вскрикнула, вцепилась пальцами в покрывало. Ей было нужно, необходимо, хоть как-то выразить тот водопад эйфории, что расходился по ее телу импульсами с каждым движением. Ей хотелось закричать, застонать гортанно… Вместо этого она соскакивает в сторону. — Милая? — шепчет Хак, глядя на нее осоловевшим от удовольствием взглядом, — Что случилось? Йона улыбается, дышит, как после бега, возвращается на свое место, ложится и поворачивается на другой бок, лицом к мужчине. — Просто… — пытается она пояснить, — Мне слишком… Хак выглядел так, словно и не слушал ее вовсе, взглядом из-под ресниц глядя на ее губы. — Что? — выдыхает он в них, легко, намеренно порхающе проводя раскрытыми губами по ее рту. Чувствует, как она улыбается. Она что-то смущенно бормочет, пока он не накрывает ее собой, не целует ее жадно. — Еще? — с полуутвердительной надеждой говорит он, и Йона, готовая, ожидающая, переворачивается на живот, не замечая, то ли делает это сама, то ли ей помогают. На не требующий ответа вопрос «хочешь так?» она лишь выгибается сильнее, подставляется и дрожит, чувствуя, как чужие бедра туго прижимаются к ее максимально плотно. Удерживая себя на локтях, Хак ложится на узкую спину, тычется носом в макушку, шумно выдыхает против воли. И начинает двигаться. Девушку подбрасывает на месте, она чуть не вскрикивает гортанно, хватается за покрывало и душит в себе стоны. Подмахивает бедрами — инстинктивно, не специально — в желании усилить удовольствие, хотя в груди и без того тесно до дрожи. «Как…» Пот собирается на лбу, у кончиков волос, на плечах, шее, спине, прижатой к мужской груди. Жарко. Жарко так, что она не может вздохнуть. Она бы сказала ему, честно сказала, но она боялась даже немного расцепить губы. Знала — толчок тут же выбьет из нее неподвластный воле вскрик. «Как же…» Не замечая свое шумное дыхание, она тонет в щедро одариваемом удовольствии и кусает край подушки, чувствуя, как ее целуют в щеку, спрятанную за занавесью влажных волос. Она изгибается, поворачивает голову, ловит широко раскрытые губы и льнет к чужой груди. «Хорошо…»

***

На следующее утро большая часть дружной компании брела немного в отдалении, намеренно пропустив вперед держащуюся за руки пару. — Боги, — прижимает Юн руки к щекам, стабильно-пунцовым с самого утра, — честное слово, может просто скажем им, что их тайные игры вовсе не тайные? Не менее пунцовый Киджа, прячущий лицо за серебристыми волосами, скромно кивает. — Пускай веселятся, — мурлычет Джей-Ха, перебирая в пальцах кончик длинной косы, — У них наконец-то появилась возможность просто любить друг друга. Зачем мешать? Смущенно гладящий сидящую на загривке белочку Шинья мягко улыбается, глядя на переплетенные пальцы двух дорогих его сердцу друзей, нашедших счастье друг в друге. — Единственное… — добавляет рекурю спустя недолгое молчание, — Всё-таки ложиться теперь нужно немного подальше.