- Простите, счастье закончилось.

      Я вздрогнул и ринулся к парню как можно скорее, бросая свой рюкзак в сторону Оливера. Я не знал что именно сподвигло меня сделать это, возможно, так называемая «человечность» или просто то, что я не хотел бы видеть ещё одну смерть за сегодня. Я схватил парня за футболку и сильно потянул на себя, валя его и себя на асфальт, из-за чего я больно ударился затылком. Не давая парню вырваться, я мысленно благодарил кого-то за то, что успел сделать это, пока парень брыкался, царапая и пытаясь ударить меня. — Пусти, твою мать! Я прибью тебя, только пусти! — кричал он, начиная больно бить по моим рукам.       Оливер среагировал довольно быстро и разнял нас, поднимая незнакомца и заламывая ему руки, как нас учили в начале года. Только вот практику на том занятии я не проходил, и об этом знал Оливер, который на мгновенье не смог сдержать брыкающегося парня, который смог со всего размаху ударить мне в нос. — Да, чёрт, не ори ты, — не выдержал Оливер, в тот же момент сильно ударяя ребром ладони по шее незнакомца и подхватывая его. — ты знаешь его? — Если бы.. — схватился я за свой нос, смотря на пальцы. Кровь не шла. — Ну, и что ты собрался делать? Он разорался на всю улицу, поэтому проблем ему не избежать. — Я хочу помочь ему, — я сам не знал, что говорил. — Ты спятил? — Нет, спятил он, потому что у него передозировка эмоций. Это можно понять по его расширенным зрачкам. — О боже, Джек, напомни-ка мне, какого чёрта мы ещё друзья? — И когда ты успел выпить негодование? Хотя, это не так важно, пожалуйста, помоги мне забрать его домой. Я боюсь, что комендантский час вот-вот начнётся, а я не хотел бы, чтобы ты был не дома сегодня. — Говоришь сейчас, как Кэра…       Но даже несмотря на негодование Оливер помог мне довести незнакомца до моей квартиры и уложить его на диван. Флимен предупредил меня, что парень может очнуться в любую минуту, и я должен быть готов ко всему, раз уж решился помочь ему. Только как помочь ему, я сам не знал, потому что я был в растерянности. — Может, мне лучше остаться, раз уж такое дело? — неожиданно спросил Оливер, что для него было совсем непривычно. Он нервно потрепал бритую часть головы, косясь на парня, чьи зрачки продолжали хаотично расширяться и сужаться даже в отключке. Мне очень хотелось спросить, почему друг так изменился в манере разговора, но почти сразу же понял, что это произошло, скорее всего, из-за неожиданной ситуации. — Нет, я буду в порядке, — выпил я спокойствие, а после протянул Оливеру, который потянулся рукой к эмоции в моей руки и сделал несколько глотков. Сейчас всем нам нужно было успокоиться. — Хорошо, спасибо, тогда я оставил твой рюкзак на кухне, если что. И ещё, удачи тебе.       Парень надел обувь и быстро побежал вниз по лестнице, лишь на мгновение застыв возле входной двери, за что я не винил в подобной ситуации своего друга. Но теперь я остался наедине с человеком, которого видел несколько минут, который ударил мне в нос и исцарапал руки, а также мог в неадеквате убить меня, в худшем раскладе дел.       Я с неприятным ощущением осел на пол в маленькой гостиной, опираясь спиной на стену. Как же меня угораздило-то, и почему именно сегодня, когда мне приснился тот кошмар?       В моей голове столько мыслей, которые словно мухи летали в моей голове, не желая складываться в что-то адекватное.       «Неужели эмоции могут сделать что-то подобное с человеком? Тогда почему мы продолжаем испытывать чувства, которые могут погубить нас? Почему мы так стремимся к чему-то настолько редкому, как любовь? У меня есть такое ощущение, словно кто-то просто однажды отобрал у нас возможность чувствовать всё это, поместил в бутыльки и сказал выживать нам. Именно «выживать», а не «жить». Но когда мы хотим вернуть себе принадлежащие нам эмоции, то можем переборщить с ними, начать чувствовать себя плохо, и в погоне за счастьем чувствовать эмоции, погубить себя, захлебнуться эмоциями или под эйфорией не заметить машины.       Почему мы такие? Почему люди в рассказах учатся или умеют чувствовать эмоции с самого начала? За всё время, что я читал, я всего несколько раз видел героев, которые так же, как и мы, пили эмоции. Но сейчас, проживая двадцатый год своей жизни, я не могу понять, смог бы я прожить без эмоций вовсе и, наверное, никогда этого не узнаю…»       От размышлений меня отвлёк звук, исходящий от парня, который медленно приходил в себя. Я замер, смотря за тем, как он медленно поднимается и садится на диван, смотря куда-то. Сейчас он не казался агрессивным, скорее спокойным, но я аккуратно взглянул в его зрачки. Я впервые видел, чтобы зрачки так быстро сужались и расширялись, что было явным признаком того, что человек выпил много эмоций, но не достаточно, чтобы помереть от истерии.       Тогда я медленно поднялся на ноги, не отводя взгляда от черноволосого парня, который в любой момент мог совершить абсолютно любое действие, и стал медленно подходить к нему, протягивая руку. Я взял его за руку, заставил подняться и повёл на кухню, надеясь на то, что ничего плохого не случится.       Усадив податливое тело за стол, я вспомнил о продуктах в рюкзаке и быстро устремился к нему: почти всё было в целости, кроме яиц, половина из которых побились из-за того, что я кинул рюкзак прямо на асфальт, когда побежал к незнакомому самоубийце.       «Значит, сейчас придётся готовить яичницу или омлет, чтобы яйца зря не пропадали.»       Мне никак нельзя было тратить деньги впустую, поэтому мне пришлось потратить какое-то время, чтобы выловить все скорлупки и зажарить часть на сковороде, а другую оставить на приготовление своеобразного рисового омлета, который сгодился бы и на обед. Занимаясь готовкой, я время от времени поглядывал на темноволосого парня, который продолжал смотреть куда-то в пустоту. Я невольно крепче сжимал нож, когда резал оставшуюся колбасу, которая вскоре отправилась на сковороду вместе с яйцами.       Несмотря на тишину, которая прерывалась только стуком ножа о разделочную доску и громыхание посуды, она меня нисколько не смущала, ведь к подобной обстановке я уже давно привык. Но во мне что-то ломалось, словно что-то внутри меня негодовало от совершённого мной безрассудного поступка, хотя я считал, что поступил правильно.       Неожиданно для себя я обнаружил, что на моих руках начали проглядывать царапины, который негодник, сидящий сейчас за столом, оставил мне в качестве «благодарности», от того же побаливал и мой нос. Готовый ужин в виде двух порций яичницы и кружек с чаем я поставил на стол, усаживаясь на стул напротив гостя. — Как я могу обращаться к тебе?       Тишина. Почему-то именно этот вопрос первым пришёл мне в голову, поэтому я и спросил. Но мою голову не покидали мысли о том, что в любой момент этот парень может сделать всё, что угодно, к этому я был готов только мысленно. — Меня зовут Джек, хотя по документам я Арчи. Я хочу познакомиться с тобой.       Почему-то я никогда не мог первый начать разговор, поэтому на мгновение я даже пожалел, что сказал Оливеру идти домой, ведь он бы точно смог разговорить молчаливого парня. Или вырубить, если что не так… Я достал из сумки бутылёк с радостью, которой осталось не так много, выпивая содержимое. Я надеялся, что это поможет мне легче завести разговор с незнакомым человеком, но вместо этого парень попытался выхватить у меня бутылёк, как я понял позднее, для того, чтобы опустошить его. — Почему ты не даёшь мне умереть?!       Мой собеседник, которого я наконец-то мог назвать таковым, зло смотрел на меня, а потом на пустую бутылочку, которую я держал на вытянутой руке подальше от неадекватного парня. Но если бы он захотел, то с лёгкостью смог бы отобрать у меня бутылёк. Однако в этом не было теперь никакой нужды, да и сил, как мне показалось, у парня почти не было. Я смотрел в его глаза, заварённый быстрым изменением размера его зрачков. — Скажи своё имя, пожалуйста. — Бен, — буркнул он, смотря на яичницу, а потом на меня. Я не ожидал такого быстрого ответа и несколько раз моргнул, наконец вставая на ноги и выбрасывая в предназначенную для стекла коробку пустую бутылочку, по привычке направляясь в гостинную, где хранились мои эмоции, но я замер перед выходом в прихожую, осознавая, что сейчас я просто не могу оставить его одного, ведь он может, как минимум, причинить себе вред или ещё чего хуже. — Если хочешь, то можешь есть, — кивнул я парню, который принялся за еду с таким желанием, словно не ел несколько дней. Я же вернулся на стул и сам стал есть, время от времени поглядывая на Бена. — Как ты себя чувствуешь? — Как ты думаешь, как я должен чувствовать себя, если я почти умер у тебя на глазах? «И что я должен ответить?»       Действительно, такой перемены настроя в парне невозможно было предположить. Поэтому я, помедлив, спросил: — Я могу… Выпить «интерес»?       Замолчали мы оба. Он, потому что жевал еду, а я, потому что не чувствовал себя комфортно, находясь рядом с ним. Бен медленно кивнул на мой вопрос и не спускал с меня глаз, пока я доставал из сумки обещанный интерес. Я также смотрел на чёрноволосого в ответ, замечая, что его зрачки стали менее активно реагировать на происходящее. — Почему ты… решил убить себя? Что-то случилось? — Жизнь случилась. — Прости? — А разве ты сам не замечаешь это?       Под словом «это» могло быть что угодно, хотя я и сам догадывался, о чём хочет сказать парень. — Так было всегда.       Казалось, словно мы говорим с ним на другом языке, словно что-то недоговаривая, но всё равно понимая друг друга, когда дело касалось одной проблемы. — Да, но почему? Что было до твоего «всегда»? Разве древние люди всегда таскали с собой эти стекляшки для того, чтобы чувствовать хоть что-то, кроме пустоты?       И только после слов Бена я понял, что пожалею о том, что начал этот разговор, ведь парень начал вновь эмоционировать. — Неужели всю жизнь каждый человек проживал так? Тогда почему мы до сих пор не вымерли? Или люди думали, что когда-то смогут родить детей, которые смогут обходиться без эмоциональной жидкости?       Что-то внутри меня ёкало, словно это я сейчас находился под воздействием большого количества выпитых эмоций, а не Бен, которого, как мне казалось, нереально было успокоить. — Это нечестно! В книгах так много всего, неужели всё это стало просто больным воображением одного человека, находящимся под воздействием «эмоций»? Но как они способны придумывать это, когда вокруг нашего города чёртов лес, Джек? — Пожалуйста, пре… — Да, лучше вообще не рождаться в таком мире! Лучше сдохнуть, чем жить так!       Я не выдержал, резко встал из-за стола, роняя табуретку с громким звуком и приближаясь к нему, но тут же замер, опираясь руками о стол и смотря в пол. Я перенервничал, моя голова гудела, а из моего носа что-то текло. Кровь капала с моей верхней губы на стол.       Вдруг в дверь кто-то постучал, заставляя нас обоих обернуться в сторону исходящего звука. Только вот я резко дёрнул головой, почувствовал новую волну боли в голове и опять уставился в пол, с ужасом понимая, кто стучит в дверь. — Арчи Беллос, откройте, кое-что произошло недалеко от нашего дома.