Иллюзия

Марк никогда не думал, что будет ждать чего-то так сильно и упрямо, как тот день. Тот злополучный день, когда наконец-то увидит обескураженное и перекошеное лицо Огневой и сможет насладиться этим зрелищем в полной мере. И как сейчас поразительно осознавать, что ждал этого с пятнадцати лет. Марк хорошо помнит ту ночь, когда он впервые почувствовал, что произойдёт что-то плохое. Как грёбанный экстрасенс, который вдруг увидел видение, оставшееся время до утра он тупо глядел в потолок, пытаясь сопоставить что к чему. Лицо девочки с длинными рыжими волосами, казалось, навечно осталось глубоко внутри него, отпечаталось перманентным маркёром на той стороне век, утонуло внутри него и впиталось в кровь. Казалось, теперь он навеки связан невидимыми узами с кем-то неизвестным. И этот союз он с самой первой секунды хотел разорвать. Марк неприятно щурится, вспоминая день их встречи. Когда в зал вошла какая-то девочка, он с пассивным интересом следил за её движениями, неловкими взглядами и краснеющими щеками — она вообще хоть раз была на подобном мероприятии? Но когда мимолетно она просмотрела на него, всё внутри Марка сжалось в какой-то огромный снежный ком и разом подкатило к горлу. Что-то приторное разлилось по его желудку, хотя Марк был уверен, что погряз в этом по уши. Он навсегда запомнил, как ликовал, когда вдруг случайно узнал день её рождения. "Седьмое" — смаковал он на языке, "июля" — сладостно проглатывал. Марк обожал смотреть, как Василиса краснеет. Сначала это приносило ему раздражение: этот её иступленный взгляд, закусанная губа — господи, ну когда она её уже до крови прокусит? Потом он смотрел на это и удивлялся — ну неужели есть такие нелепые девчонки? Теперь он смотрит на неё и ухмыляется — психика, конечно, но всё же. Может быть, ему всего лишь нужно присмотреться?

***

Только проснувшись, Марк даже не понял, что сегодня именно тот день, который он ждал столько времени. Просто посмотрел на календарь с большой красной семёркой и вяло моргнул. Но потом присмотрелся на число и, будто путешественник во времени, широко улыбнулся. По-настоящему, черт возьми. Радуется он дню рождения, нетерпится именинницу увидеть. Перед выходом он напоследок посмотрел в зеркало: ровный хвостик, идеально выглаженная белоснежная рубашка, застегнутая до кадыка — удивительно, сегодня даже не давит. В аудитории Змиулана было светло и многолюдно. Все вели себя как обычно: вяло обсуждали что-то перед первой лекцией, нехотя раскачивались на стуле. Когда вошла Василиса, Марк напрягся. Её лицо не излучало грусти или удивления, руки не тряслись, а глаза не искали в лицах учеников Марка. Напротив — сегодня она как никогда сияла радостью и радушием. Волосы, собранные в косу, больше не лезли в лицо, позволяя ей выглядеть не так нелепо. Рукава рубашки не были подвернуты к локтям, доходили до кисти, чуть оголяя тонкое кукольное запястье. Рядом идущая Диана весело смеялась над какой-то фразой Василисы, пока та неспеша проходилась взглядом по сидящим в зале. Когда её глаза остановились на лице Марка, ему показалось, что кто-то предательски остановил время, позволив этому моменту застыть между ними двумя. Взгляд Василисы разрезал воздух в комнате, что дышать стало труднее, но Марк не отвёл глаз, не отвернул голову. Он бравым солдатом сидел и смотрел, как выражение её лица медленно искажается до серьёзного, на белоснежных щеках проявляются скулы, опускаются брови. В эту секунду Марк неожиданно для себя почувствовал, как внутри что-то обрывается. И это отнюдь не принесло ему удовольствие. Это мерзкое липкое чувство, когда в один момент осознаёшь так много всего, что это просто разрывает тебе всю грудную клетку, заставляет выть от боли и жаться к холодной стене. Хоть и снаружи Марк остался прежним, лишь губы предательски чуть поджались. Сердце его всю жизнь было точкой вечной мерзлоты. Но в тот момент, кажется, для него началось глобальное потепление. Василиса ещё с секунду посмотрела на него, а потом отвернулась так, что Марк видел лишь рыжину её волос. Внутри него велась настоящая война с чувствами, которе он напрасно пытался усмирить. Казалось, жизнь его сейчас рухнет по швам из-за отсутствия смысла.

***

Летние вечера всегда будоражат радость. Сейчас же Марку они кажутся чертовски унылыми. Внутри всё было непривычно. Казалось, кто-то перепрошил матрицу, и он застрял в немой подлой ловушке. Тёплый летний ветер растрепал его всегда аккуратный хвостик, но было как-то побоку. Марка нагло одолевало навязчивое желание выпить вина. Трава под ладонями назойливо впивалась в кожу — да, возможно посидеть и посмотреть на закат не слишком хорошая идея. Марк сощурился, когда вдалеке увидел приближающуюся Василису — всё ещё в школьной форме, шагающую прямо к Марку. Сердце забилось немного быстрее, и он в сотый раз захотел выкинуть его за неподчинение. Безмолвно и так легко она присела возле него, закатала рукава и опёрлась руками о траву. Кажется, или они внезапно поменялись ролями? —С днём рождения, Огнева. — хрипит Марк, слегка поворачивая голову к Василисе. Дурацкая привычка заводить разговор сразу. —Я думала, ты не знал. Марк привычно ухмыляется: —Подрываю твои убеждения. Василиса лишь глядит на него, пытаясь что-то понять, но Марк поглощён каким-то невнятным чувством, когда она на него смотрит. Кажется, вся она стала вдруг до боли незнакомой, и он, точно Колумб, сейчас открывает для себя свою Америку. —Честно говоря, сегодня ночью я проснулась в холодном поту. — хмыкнув, сказала Василиса, — Но теперь я понимаю, что... знаешь? Мои чувства к тебе — это буря и штиль одновременно. Марк на секунду запнулся. Перестал дышать и, кажется, разучился моргать. Последние слова повисли в воздухе между ними, и, хоть и двусмысленные, но истинный смысл их сейчас был окончательно ясен им обоим. —Я хочу верить, что это море будет безграничным. Марк никогда не думал, что кто-то настолько сильно застрянет у него в голове. Вплоть до иллюзии сердца в груди.