Спектакль, который устроил Четвертый в кабинете у предводителя компании, не мог не радовать и, на удивление Пятого, наводил на приятные мысли, что все же в близком кругу нужны люди с поехавшей головой. И совершенно не для того, чтобы возвышаться над ними за счет их слабоумия. Благо Клаус не из числа потерявших разум. Пока что.
Пятый, хоть и разозленный из-за вновь проваленной попытки, гордо вышел из здания, засунув руки в карманы. Он долго бубнил о конце света, пытаясь натолкнуть брата на не менее важную тему для дальнейших рассуждений и предпосылок, что могли бы зародиться в его такой, на вид, молодой голове.
— Ага… Так и где мои двадцать баксов? — демонстративно развернувшись, Клаус вытянул руку, наперед представив ощущение веса долгожданных купюр в ладони. Он ведь не зря разбил себе о голову тот наипрекраснейший шарик?
— Что? На носу конец света, а ты лишь думаешь о том, как бы упороться? — злость так и веяла от Пятого, лезла из всех его щелей. Она заставляла его судорожно сглатывать накопившиеся чувства горечи и поражения. Но он вернулся сюда не с целью все запороть. — Ты бесполезен. Вы все бесполезны.
Словно маленький ребенок, Пятый резко развернулся и уселся на ступени, укутавшись в свой пиджак. В его голове назревали все новые и новые идеи, которые тут же забывались. Книга? Нужен блокнот?
Четвертый заметил сильное беспокойство, читающееся в глазах брата, которые бегали от стенки к дереву, бросали взгляд в открытое голубое небо. Он присел рядом с ним, завел диалог, с целью отвлечь Пятого от его тяжелой зависимости разговорами. Клаус не думал, что единственное, в чем нуждался
парень — это тишина для чистоты мыслей. Бубнеж над ухом про личную жизнь Четвертого ничем хорошим не закончится. Да как и любой разговор.
— Блять, Клаус! — Пятый вскочил на ноги и со всей дури вдарил пощечину брату. — Я пытаюсь сосредоточиться, а ты лишь мешаешь!
По лицу Четвертого расплылась ужасающая улыбка, пугающая до чертиков любого, кто взглянет на нее, но точно не стоящего перед ним бесстрашного пятидесятивосьмилетнего деда, сумевшего повидать все на своем веку.
— Да, я понимаю.
— Понимал бы, не тратил бы мое и твое время на бесполезные лязгания языком.
— Да.
Пятый, в привычной ему манере, нахмурил брови, ожидая дальнейшего поворота событий, попутно думая об уравнении. Хотя кого он обманывал? Он молча стоял тут как провинившийся сын перед своим недоотцом, беспокоясь, не сильно ли зарядил по щеке.
— Черт, извини, —
мальчика слегка начал пугать сдавленный смех брата, что ничего хорошего не предвещало.
— Ох, трезвым быть не так уж и сложно. Правда, боль ощущается сильнее, — Четвертый встал, потянулся, как после крепкого сна, и пошел в неизвестном направлении, поглаживая щеку. — Предвещая твой вопрос: я иду домой.
— Мне плевать, — крикнул вслед Пятый.
— Я так не думаю-ю, — пропел Клаус, напоследок помахав рукой.
— Придурок.
Еще пару минут парень слонялся из угла в угол, каждый раз хватаясь за больную голову то ли из-за попыток предотвратить наступающий апокалипсис, то ли из-за недавно произошедшего. Мозги так и кипели.
— Твою мать, — Пятый кусал локти как хотел догнать брата, убедиться, что все в порядке. — Ход времени. Мало. Глаз. А, насрать!
Он приготовился к очередному прыжку через пространство. Сжатые кулаки загорелись синим пламенем, осталось взмахнуть крыльями, и…
Вот он уже стоит перед Клаусом.
— Пятый! Сколько раз говорить — не смей меня так пугать, — прошептал четвертый, одним движением спрятав руки за спину.
— Отец не запрещает мне этого делать. Я лишь оттачиваю навык, — он устремил коварный взгляд на трясущегося перед собой брата. Лицо мальчика покрыла ехидная улыбка, что так ненавистна Клаусом, образовывая ямочки на щеках, — и, как вижу, прибыл вовремя.
— И убывай давай отсюда, — голос предательски дрожал; от проныры Пятого никогда ничего толком не скроешь: не заметишь, как будешь пойман с поличным.
— Прошу руки.
— Проваливай.
Пятый лишь хмыкнул и вновь растворился в пространстве. Клаус облегченно вздохнул: на этот раз удалось без скандала, без участия отца и без побоев.
— Куда бы… — Четвертый высунул голову в коридор и, убедившись, что никто не идет на него с кулаками, тихо закрыл дверь. — Куда бы положить?
Заприметив пыльную коробку, располагавшуюся на шкафу, Клаус, не теряя ни минуты, взял стул и случайно поставил его на ногу из ниоткуда взявшегося Пятого.
— Боже мой!
— Мольбы не помогут, — парень откинул стул в сторону, создав небольшой грохот. — Показывай, что в твоей руке! Быстро!
— Прошу отстань от меня!
— А то что? Позовешь отца, и он найдет в твоей руке наркоту?
— Что? Ты о чем? — по телу прошлась волна мурашек, словно Четвертого ударило мощным электрошокером.
— Ты куришь! Я знаю! Если это не правда, ты бы не прятал от меня свои секреты с таким усилием! Мы же договорились, что между нами нет стен недоверия и молчания. Клаус!
— Я, — Четвертый замер.
— Я жду.
— Я не могу тебе это показать.
Пятый вспыхнул, зубы так и скрежетали от наступившей злости, а любопытство так и распирало.
— Это не наркота.
— А что же?!
— Уходи, пожалуйста.
— Ответь!
— Свалил из моей комнаты! — тщательно выговаривая каждое слово и выдерживая драматичные паузы, Клаус вытолкал Пятого в коридор из своего укромного места, хотя его таковым больше не назовешь.
Дверь перед носом моментально захлопнулась, как только Четвертому удалось выгнать брата; легкий порыв воздуха взъерошил аккуратно лежавшие волосы. Не сказать что бы долго, но Пятый достаточно простоял, точно пытаясь прожечь взглядом дыру в преграде. Уголки губ задергались и искривились в привычной манере — ехидной улыбке пая-ребенка. Резкий запах победы окутал мальчика. Несмотря на тщательные попытки брата сокрыть тайну в пределах комнаты, ему все же удалось выхватить заветную… Бумажку? Развернув кулак, Пятый, к своему великому сожалению, обнаружил в нем не что иное, как комок даже обрывок бумаги вместо пакетиков травы.
— Что за? — раздраженно шепнул себе мальчишка, разворачивая загнувшиеся края несчастной бумажонки. Глаза широко распахнулись. — О нет.
— Номер Пять! Номер Пять! — раздался вдали строгий голос отца, пробирающий до дрожи. Постепенно звук в ушах усиливался, сопровождаясь неприятным звоном, и вскоре полностью отуманил разум ребенка.
— Клаус! — вскрикнул мальчик, вытягивая руку к двери, ведущую в комнату Четвертого, но все в округе начало рушиться и исчезать.
Последнее, что смог разглядеть Пятый, так это испуганного брата, в глазах которого читалась глубокая обида.
— Нет! — Пятый проснулся в холодном поту.
На груди у него лежала раскрытая книга, исписанная сверху донизу, вокруг были разбросаны скомканные листки бумаги. Мальчик не спеша приподнялся, откидывая блокнот в сторону, а за ним и ручку, что давно закончилась. Пыль клубнями поднялась в воздух. Парень встал на ноги, отряхиваясь, прошелся по чердаку к единственному окну, что было занавешено. Отдернув ткань, он выглянул на улицу: уже давно наступила ночь. Странно, что его никто не искал, чтобы насильно утащить в кровать, ведь правильный распорядок дня — это прежде всего.
Кашляя, Пятый вглядывался в вещи, которые никак не может выбросить их отец или заставить Пого разобраться с ними. Всюду в коробках были сложены различного рода побрякушки, кажется, разных эпох.
— Ну и барахло, — шепнул парень, пребывая в поисках какого-либо искусственного источника света.
Наконец он наткнулся на штуку, схожую с лампой. Только она была керосиновая, и, к счастью, топливо еще было. Пятый, гордый своей находкой, поставил ее на стол, что располагался около окна, а затем убежал в угол за ручкой и блокнотом, которые отшвырнул в сторону. Пододвинув стул ближе, он уселся на него, принявшись за чтение собственных записей. Листая книгу, его внимание привлек смятый обрывок бумаги; он был в точности такой же, как и в его странном сне. Пятый взял листок и наклонился ближе к лампе, чтобы отчетливо рассмотреть содержимое записки:
« Я давно хотел тебе…»
— Эу, — раздалось сзади, из-за чего в источник звука полетело первое попавшееся под руку. — Ай!
Пятый схватил лампу и с злобным видом подоспел к кому-то маленькими шагами. Это был не кто иной как Клаус.
— Ты что тут забыл, олух? — сказать, что Пятый был ошарашен неожиданным появлением своего недотепы брата, ничего не сказать.
— И тебе привет. Хочу задать тебе такой же вопрос.
— Работаю.
— Развивая в себе меткость? Что же, могу сказать, что у тебя она прокачена на все сто.
Пятый театрально закатил глаза, вручил брату лампаду и отправился вновь к столу за той таинственной запиской. Пока Четвертый стоял в ступоре, он успел спрятать ее в один из своих карманов мятого пиджака, и, развернувшись, направился к выходу.
— Куда это мы? — Клаус расправил руки, преграждая путь.
— Мы — никуда. Я в комнату.
— Ну уж нет, мистер Замкнутость. Секреты?
— Пошел ты, — Пятый улыбнулся. — Оу, заслонять мне дорогу бесполезно.
— Давно бы проскочил, но что-то тебя держит.
— Ты?
— Сочту за комплимент, — Клаус обошел брата и поставил лампу на стол. Заметив блокнот, он плюхнулся на старый стул, который потерпел поражение из-за тяжести, мигом развалившись, но, словно ничего и не было, парень продолжал листать страницу за страницей в обломках. — Как много всего, а смысла нет.
— Он был бы, — Пятый смеялся, — будь ты умнее!
— Прошу тишины! — Клаус заулыбался в ответ.
Четвертый оставил попытки внедриться, по его мнению, в бесполезные математические записи его сумасшедшего брата. Окинув чердак взглядом, он резко вскочил на ноги.
— Пойдем.
Пятый послушно отправился за Клаусом куда-то вглубь захламленной комнаты. Четвертый ринулся к коробке, стоявшей в самом углу, в кромешной тьме; она была накрыта запыленным полотном, парень смахнул его и достал содержимое, а именно бутылку вина.
— Боже мой. Ох-о, — Пятый тут же потянул руки к алкоголю как ребенок к игрушке.
— Не-а, я первый нашел. Бокалы?
— Мигом! — мальчик исчез и через секунду вновь оказался на месте, держа в руке пару бокалов.
Единственное, что отгораживало ребят от алкогольного опьянения это откупоривание бутылки, что доставило немало проблем в связи с их неопытностью, да и кто станет учить детей открывать алкоголь в столь юном возрасте? Наконец справившись с самым трудным, Клаус разлил содержимое по бокалам.
— За нас! — в Четвертом заговорил настоящий мужчина со стажем.
— Тупых и умных!
— Эй!
Мальчики засмеялись, а потом опомнились, что нужно вести себя гораздо тише.
Звон бокалов.
— Грх, — Пятый искривился, как только испробовал напиток.
— У, слабо?
— Вовсе нет.
Звон. Один, второй, третий.
Они сидели и болтали обо всем, что посещало их детские разумы, в окружении коробок в обнимку с опустевшей бутылкой вина, освещенные лунным светом, струившимся из распахнутого окна, и лампады, мигавшей на столе — все это выглядело очень романтично. Пятый облизывал губы, в надежде вновь ощутить тот превосходный вкус вина, что осуждал при первой пробе.
— А мои хочешь попробовать? — пьяно прошептал Клаус в ухо брату, опаляя горячим дыханием.
— Намекаешь на засасывания? — Пятый отодвинулся и предпринял попытки удалиться. Но не смог в силу своего опьянения и приземлился обратно, но теперь уже в объятия к Четвертому, который без лишних слов чмокнул парня в щеку, слегка покусывая.
— Ладно-ладно. Прекрати.
Далее под прицел попали скулы, а потом и оголенная шея, и все ниже. Чужие руки принялись расстегивать пуговицы на рубашке.
— Хорошо!
— Так бы и сразу.
Пятый, облизнув губы, наклонился к Клаусу. Поцелуй получился сдержанным и аккуратным: оба мальчика боялись навредить друг другу из-за нахлынувшего в их мозг огромного количества дофамина. Удерживать себя было невозможно. Вскоре, поддавшись страстному влечению, Пятый взял дело в свои руки и проявил инициативу, повалив брата на пыльный пол. Клаус неожиданно разорвал поцелуй, так как ударился головой о доски — Пятый не рассчитал силу, пребывая в обезумевшем доминировании. Разглядев в темноте испуганное лицо брата, он начал смеяться.
— Да тише ты! — шикнул Пятый, схватив Четвертого за расправленный воротник рубашки, что успела запылиться.
— Какой недовольный и смешной.
— Нас могут поймать, и я уж точно не желаю выслушивать часовые лекции от отца или Пого.
— То есть ты испугался из-за этого? А не из-за того, что мне, к примеру, больно?
— Я, — Пятый вздохнул.
Повисло молчание. Окинув помещение, он ухмыльнулся. Здесь среди старой рухляди, под тусклым светом искрящейся лампады, может свершиться первый в их жизни половой акт. По крайней мере, так думал один из братьев. Через мгновение Четвертый был осыпан поцелуями. Доски предательски скрипели от продолжительных елозаний на одном месте, а на коленях Пятого появились следы от расщелин, что были в полу. Гольфы спустились до щиколоток, оголив бледную полыхающую кожу. Руки Четвертого скользнули под бережно заправленную рубашку брата, касаясь холодными ладонями разгоряченного тела.
— Убери.
— Что?
— Убрал руки с моей спины.
— Э, хорошо?
— И рубашку заправь обратно.
— Привстань.
Пятый неуклюже стоял на четвереньках, ожидая, пока растяпа Клаус справлялся, даже боролся с его одеждой. Ноги начало судорожно трясти — не самая удобная поза. А тем временем Четвертый пытался расстегнуть ремень, но в тусклом свете было проблематично сделать это.
— Блять.
— Не выражаться!
— Давай быстрее, прошу.
— Я сейчас.
— А-а-а, — Пятый всхлипывал из-за боли, что образовалась в его помятых жизнью коленях. — Не могу-у.
/Представьте лицо Бена, которому пришлось слышать все эти вздохи и скрипы только лишь потому, что ему ночью захотелось пи-пи. Такое себе радио фм/
— Твою мать, — Клаус выдернул рубашку из-под ремня, и получилось, что она неопрятно торчала под жилеткой. Он опрокинул брата на спину и навис над ним. — Сам справляйся со своей одеждой, дружок.
— Тогда без поцелуя.
— А если я очень попрошу?
— Без.
— Я очень сильно прошу, — Пятый бросил пронзительный взгляд на Клауса. — Что?
— На удивление, — начал тот тихо; его рука мягко улеглась на щеке Четвертого, — внутри меня полыхает пожар, вокруг которого плавно летают бабочки, когда я смотрю в твои глаза. И мне больно.
— У тебя есть чувства? — Клаус воспринял все сказанное как шутку.
— Урод, — лицо, полное восхищения, резко сменилось на привычную холодность. Пятый с силой толкнул брата, после вскочил и, немедля, выбежал с чердака, точнее испарился в голубом свечении.
Оказавшись дома, на вид, тринадцатилетний парень неспеша поднимался к себе в комнату, ступенька за ступенькой. Он игнорировал любого, кого встретит по пути. Его взгляд был потерян. Проскочив мимо комнаты Клауса, дверь в которую была приоткрыта, Пятый, поддавшись детскому любопытству, решил заглянуть внутрь. Как подобает истинному джентльмену, перед тем как зайти, он тихонько постучал три раза, а затем, не дождавшись ответа, посетил Четвертого, который удобно развалился на своей кровати в окружении барахла. Как в старые добрые времена.
— Извини, — шепнул с улыбкой Пятый, пройдя внутрь.
— Чувак, какой ты старый. Кончай извиняться.
— Я за ту бумажку, — Клаус повел бровью, явно не вкуривая, — что насильно вырвал у тебя еще тогда.
Пятый засунул руку в карман и достал загадочный комок бумаги, потерявшей свою белизну.
— Я ее тогда и не успел про…
— Оставь себе, — Четвертый мягко улыбнулся. — Детские прихоти.
— Прочту сейчас, — руки аккуратно развернули сверток. Набравшись воздуха, он начал читать. —
« Я давно хотел тебе сказать, что дорожу каждой минутой, проведенной вместе. Без тебя — как без кислорода. »
— И далее
« неправильно » три раза.
—
« Четыре плюс пять. »
— Равно
девяти.
Пятый посмотрел на Клауса, ожидая ответного взгляда, но парень продолжал тщетные попытки научиться вязать, уставившись куда-то вдаль, уже болтая самим с собой, будто в его комнате никого и не было. Оставаться тут означало пустую трату времени, которого и так мало для спасения целого мира одними
тринадцатилетними ручонками. Синяя вспышка на секунду озарила коморку Четвертого, а потом он и вовсе ощутил на себе вес чужого тела. Пятый выждал момент, пока брат придет в чувства, и наклонился к нему за поцелуем.
—
Я не люблю тебя.
