Продолжает радовать

      Арсений понимает — глупость. Дикость, странность, так еще и рановатость. День рождения у Шаста через несколько дней, но терпеть не получается. Как только ему приносят и показывают готовую футболку, даже в пальцах начинает покалывать от желания подарить прямо сразу и увидеть реакцию.       Боится — не то слово. Что не понравится, что забракует, что посмеется, что ни разу не наденет, потому что… Ну, глупость же. Батон Шастун. Чушь какая. Им не по десять, чтобы обмениваться такими прозвищами и рожи корчить.       Арсению, видимо, все-таки десять, и он надеется, что Антону хотя бы пятнадцать и он поймет.       На очередную техничку он едет хмурый, задумчивый, чем безумно бесит Сережу, который, в какой-то момент просто заебавшись его тыкать в попытке растрясти, забивает и включает музыку прогромче.       Встретившись с Позом и Шастом, Арсений обменивается с ними привычным рукопожатием, потом перехватывает Антона за локоть и чуть дергает подбородком в сторону, прося отойти. Тот пожимает плечами, ребячески вздернув бровь, и идет следом куда-то за угол, бормоча что-то про то, что слишком молод, чтобы умирать.       Арсению приходится вдохнуть пару раз слишком глубоко, почти закашлявшись, посчитать как минимум до тридцати, и только после этого он протягивает Антону сверток, безбожно комкая поздравления и чувствуя, как горят щеки:       — С днем рождения, короче. Так сказать, заранее, не удержался я. Вот, — и сам стыдится своей неловкости, которая слишком на него непохожа.       Антон приподнимает брови, забирая конверт, неумело рвет бумагу, чудом не порезав руки, достает футболку и расплывается в широкой, понимающей улыбке. Вскидывает на Арсения, который даже не пытается дышать, светящиеся, как у ребенка, глаза, и переводит взгляд на предмет одежды, нетерпеливо разворачивая, чтобы, наконец, рассмотреть.       И не шевелится.       Не шевелится, кажется, целую вечность, потому что не мог же Арсений умереть за одну секунду, верно? А он умирает. Умирает каждым вдохом, придавленный страхом к полу, кусает губы, мнется на одном месте и рыщет напряженным взглядом по бледному лицу Шаста, пытаясь выхватить его эмоцию.       — Не нравится, да? — теребит красную нитку на запястье, кусает губы и порывается выхватить из окольцованных рук свою ошибку. — Понимаю, бред. Я переделаю, хорошо? Есть другая идея, адекватная, правда. По крайней мере… — и замолкает, сталкиваясь взглядом с Антоном, который, продолжая светить, смотрит на него в упор, будто даже взгляд отвести не может.       Но молчит. Упорно, сука, молчит.       Арсений, ощущая, как внутренности сковывает лед, уже протягивает руку, чтобы забрать футболку и выбросить ее в первую же урну, когда Антон вдруг стягивает через голову свою толстовку, смешно зажимает ее между ног, потому что поблизости нет ничего, куда можно было бы ее положить, надевает подарок Арсения, разглаживает на себе и, разглядывая причудливый рисунок с другого ракурса, улыбается еще шире.       Слова застревают где-то в горле, и Арсений стоит и смотрит на него, не понимая, что происходит и что он задумал. А Антон, светясь, кажется, еще ярче, кладет ладонь на его щеку, тянет на себя и мягко, но уверенно касается его губ. Улыбается в поцелуй, перебирает топорщащиеся на затылке волосы, ласково поглаживает большим пальцем скулу и не дает отодвинуться.       Потом, не отстраняясь, прижимается лбом к его лбу, чуть трется носом, как кот, вглядывается в глубокие, полные непонимания глаза и усмехается.       — Она идеальна, Арс. Как и все, что связано с тобой.       Внутри будто бы открывают клапан, возвращая возможность дышать, и Арсений выдыхает облегченно, выпуская из себя нервозность, кладет ладони на шею Антона и прижимает ближе, снова целует.       Вот же дурачина, а. Так напугать. Разве так можно?       — Что, так и будешь в ней? — удивляется Арсений, когда они идут к остальным. Антон пожимает плечами, чуть не выронив свою толстовку, и фыркает.       — А че такого?       — Так у нас дресс-код черный.       — А я батон, мне можно, — подмигивает, улыбается, буквально ослепляя, широко распахивает руки, входя в гримерку, и гордо выпячивает грудь.       Сережа отвлекается от телефона Поза, и они оба смотрят на вошедших, скользят глазами по надписи и рисунку на футболке, оценивающе окидывают довольные физиономии Арса и Шаста, вздыхают, переглядываются и синхронно пожимают плечами.       А что тут скажешь — привыкли.