***
О том, что Ноэль жениха на дух не переносит, знали все до последней служанки. По сути, Неженку просто обменяли на сундук золота, породистых скакунов и драгоценные кубки заморского стекла. Дядьки Ноэля даже спрашивать его не стали. У Неженки дрожали губы, но перечить он не смел и только бросил на будущего супруга полный ненависти взгляд. — Неженка, как есть! — сразу назвал его отец Вэла — барон Паэн. — Строит из себя… А только и добра, что род древний. Хлебнёшь с ним… А братец Арни подхватил: — Род древний! А как глазёнки у этого рода загорелись, когда монеты увидали. Покажи ещё да вели по раскалённым углям пройтись — бегом побегут. Вырядились, а навозом от них так и прёт. Мог бы, братец, и получше женишка найти. Но Вэл и слушать никого не желал. Он Ноэля первый раз в прошлом году увидал, в столице — на осеннем празднике. Увидал, так и позабыл обо всём. Барон Паэн только вздохнул, причуде сына удивляясь. Ничего особенного в Ноэле он не видел: носик острый да ресницы телячьи. С ходу Неженкой окрестил, и имя так и пристало. Матушка Вэла тоже подумать уговаривала, но бесполезно. Обратно выехали почти сразу же. Барон на дела ссылался и торопил домой. Вэл тоже уехать хотел. Замок древний, полуразрушенный — ветер в башнях выл, и мыши по ночам в углах скреблись. Жадные, завистливые взгляды родни Неженки его раздражали. Дядьки только ныли и жаловались на неурожай, а тётки Ноэля подаренные ожерелья нацепили сразу же, а Неженке пожалели даже рубашку новую дать. Так в старье и поехал. — «Ничего, — думал Вэл, улыбаясь про себя. — Вот приедем, новые наряды ему сошьем». Глаза закрыл, представляя Ноэля то в голубом бархатном камзоле с золотыми пуговицами, то в белом, с кружевами и вышивкой. Но чаще он всё-таки без одежды представлялся на шёлковых простынях. Ноэль мечтания жениха не разделял. Как обратно выехали — из повозки и носа не показывал, а когда на ночлег останавливались, в шатёр нырял и не выходил. На полпути к дому сделали большой привал. Вэл решил Неженку охотой развлечь. Барон морщился, говорил, что места здесь нехорошие, но сын посмеялся только: — Будет тебе, батюшка, сказкам верить — ты и в прошлый раз это говорил. А вспомни, сколько оленей здесь водится. Поохотимся знатно.***
— Что ты от меня отворачиваешься? — не выдержал Вэл. — Чем я тебе противен? Не хромой, не урод… Неженка смотрел угрюмо: — Купил меня и думаешь, что теперь на шею должен вешаться. От подарков твоих голову потеряю? Был бы отец жив, никогда бы такого не позволил. — И жил бы в своём свинарнике. — Ну и жил бы… Без тебя зато. — Чего злишься? — пожал плечами Вэл. — Можно подумать, у тебя был кто-то. Я всех в замке расспросил — никого не было. Сердце твоё свободно, так почему бы… Ноэль слушать не стал, махнул рукой и поплёлся дальше. — Далеко не уходи, — озабоченно сказал Вэл. — Боишься — беги к папочке, — Ноэль гордо вздёрнул носик и независимо пошёл вглубь леса. Вэл смотрел растерянно, не понимал, в чём дело. Всю дорогу жениха пытался развлечь: и петь, и плясать был готов, невзирая на насмешки родни, но от Неженки даже тени улыбки не увидел. На подарки не смотрел, нежные слова слушать не хотел. Неужели и в постели будет так же отворачиваться? От этой мысли тяжко на сердце становилось. У Вэла много красивых парней было, но никого ещё он так не хотел, как Ноэля. Заставить отозваться его тело несложно, но когда лицо прячут в подушку и молятся, чтобы быстрее всё закончилось… Или ещё хуже — плакать начнёт. — Честь ему такую оказали, — недовольно пыхтел отец. — Другой бы руки целовал, а этот… Ну ничего, стерпится-слюбится. Вэл сел под деревом на корягу, задумался. Принуждать Неженку он не собирался, можно и подождать, когда привыкнет, поймёт, что его любят. Вот только сколько ждать?***
У Ноэля настроение было хуже некуда. Жениха своего век бы не видел. Почему — сам не понимал. Ведь не этому — так другому бы продали. До приезда Вэла всё купец один в замок захаживал, на него поглядывал да намёки делал и подарки дарил. Старый, толстый, с кучей детей, а старший уже самому Ноэлю ровесник. Дядьки меж собой чуть не переругались, один хотел Ноэля отдать, второй противился, мол, негоже наследнику древнего рода за простолюдина идти. Приезд барона с сыном всё разом решил. Ноэль всех их ненавидел: и женишка с его родней, и жадных дядек с жёнами, что продали его, будто вещь. Вэл собой был совсем недурён, но взгляд его жадный Ноэля раздражал. Небось, спал и видел, как бы в постель его затащить и всякое там с ним делать. Станет, как куклу, обряжать в цветные тряпки и перед друзьями красотой его хвалиться. И попробуй откажи! Старший муж — право имеет, а младшему только плакать да вздыхать. Слушаться, ублажать и все желания выполнять. Хоть бы провалился куда его женишок! Лучше в лесу с белками жить, чем в его дворце. Каждому кланяйся и делай, что велят. Как же! Из такого гадюшника вытащили! Барон Паэн, наверно, думает, что он, Ноэль, от счастья скакать должен, благодарить и в ножки низко кланяться. Да не будет этого никогда!***
За деревьями вдруг мелькнуло что-то яркое, разноцветное. Неженка, по натуре своей любопытный, прошёл вперёд, выбрался на новую поляну и ахнул. Посреди — дуб-исполин, до того огромен, что ветками облака задевает. Корни узловатые из земли вылезли, как гигантские змеи, а меж ними хижина прилепилась. Крошечная, до самой крыши мхом заросла. А вокруг от цветов всё пёстро. Белые, алые, голубые, жёлтые… Одни крупные, высокие, ростом едва ли не с Ноэля, другие, крохотные, робко из травы выглядывали. Ноэль не очень в цветах разбирался, но точно знал, что большая часть уже давно отцвести должна. Да и не вырастить такое чудо в лесной чаще. Ноэль вспомнил о легендах древнего леса. Не иначе правда и волшебник какой здесь живёт. Забыв обо всем, как заворожённый, он прошёл по тропинке и нерешительно потянул на себя дверь хижины. Внутри полумрак, еле-еле солнце светило в подслеповатое оконце. Взгляд Неженки выхватил стол с лавкой и очаг в глубине. А у очага старуха возилась. Услышав шорох, со скрипом разогнулась, и Ноэль со страху едва обратно не сиганул. Лица у старухи не было — только жуткое месиво шрамов, словно зверь какой драл. Дыра вместо носа и рот гнилыми зубами улыбался. Левого глаза тоже не было, а правым, ярко-синим цепко разглядывала непрошенного гостя. — Давно тут никто не показывался, — прошамкала она. — Заблудился, никак? Неженка опомнился, шагнул вперёд: — А не дашь ли напиться, добрая женщина? — Добрая? — старуха захихикала, и Ноэля дрожь пробрала от её смеха. Но вспомнил, что где-то неподалёку Вэл бродит, и смело выпрямился. Старуха кивнула в угол. — Вон, в бочке, напейся. Вода затхлой оказалась, но Ноэль себя пересилил, зачерпнув, выпил глоток и ковшик обратно опустил. — Ты одна здесь живёшь? — А кого надобно? Медведя из чащи? Дождись ночи, может, придёт. — А цветы сама выращиваешь? Какие красивые! — Мои, мои цветики — мои деточки. Понравились? Ты сам-то как цветок… Какой нарядный. Хорошо бы средь моих деток смотрелся. Ноэля снова дрожь пробрала, дальше расспрашивать расхотелось. Порылся в кармане, нашёл серебряную монетку и, положив на стол, повернулся к выходу. Но у самой двери не выдержал — любопытство вверх взяло. — Как же ты одна тут живёшь? Страшно ведь. — Страшно? Среди людей пострашнее бывает. А тут благодать. Разве что скучно порой… Нечасто у меня гости. Да ещё такой красавчик… серебром одарил. У меня когда-то много было и серебра, и злата. Камней драгоценных и жемчуга. — «Похоже, из ума выжила», — подумал Ноэль, а старуха продолжала бормотать: — Были у меня украшения, платья золотом расшитые, обручи и серьги драгоценные… Жених дарил. Ах, как мне все завидовали, как подружки на моё место хотели, а он меня выбрал… — казалось, старуха сама с собой говорит, забыв про Ноэля. — Красивый он был. Рыцарь благородный. Только уж потом я узнала, какое он чудовище. — Заколдованный? — шёпотом спросил Ноэль. — То-то и оно, что нет. Натура у него такая была, по-другому не мог. Потому и выбрал незнатную, бедную девушку, чтоб принадлежала ему полностью. Лицо моё он никогда не трогал, нравилось, что я такая красавица, а на теле живого места не было. Сколько терпела, сколько молилась, чтоб умереть побыстрее, да жила всё. Сбегала, но всякий раз возвращали. А последний раз он озлился сильно и собак натравил. Вот они мне лицо и изгрызли, — старуха коснулась изуродованной щеки. — А он посмотрел и уехал. Не нужна больше стала. — А потом? — дрожа, спросил Ноэль. — Добрые люди подобрали, выходили. Домой я вернулась, а на меня без страха смотреть никто не может. Отец с матерью — и те отворачивались. Ушла я, скиталась долго и вот на этот домик набрела. Так и живу. Посмотрела она на замершего Неженку и засмеялась: — Ишь, глядит красивенький да нарядный. Личико нежное… На ручке, смотрю, — браслет обручальный. Тебя то же самое ждёт. Смотрит он на тебя и, поди, представляет, как мучить будет. И никто твоих криков не услышит, а услышат — так мимо пройдут. Пропадёт твоя красота, и станешь, как я. Так-то вот! Ноэль смотрел затравленно, побелел весь. — Как же я… Что ж делать? Старуха долго смотрела, прищурив единственный глаз, и наконец прошамкала: — Помочь-то можно… Только не пожалел бы потом. — Я не пожалею! Я тебе за это всё, что хочешь, отдам! — Ноэль с готовностью отстегнул золотые пряжки, сорвал с шеи массивную цепь — подарки жениха и бросил на стол. — Да я ещё принесу! И золото и камни драгоценные! Он мне столько надарил! Всё, что захочешь! — Всё, что нужно, у тебя и так с собой. Поди-кось сюда. Скажу, какие слова надо говорить. Ведьма Неженку поманила и, едва он подошёл, дрожа от нетерпения, схватила за плечо костлявой рукой и заставила наклониться. Приблизила своё уродливое лицо и дунула на Неженку. В хижине вдруг на мгновение вспыхнул яркий свет. Ноэль вскрикнул, хотел вырваться, но пошевелиться не смог. Руки будто к телу приросли, ноги деревянными стали, и слова вымолвить не смог — лишь смотрел испуганно. А хижина словно расти начала. Стены в стороны раздались, потолок поднялся, высоким стал, а с ним стол и лавка, у которых он стоял. А вместо старухи только тень огромная, черная. Страшно стало и очень холодно. А потом померкло всё.***
Вэл опомнился, когда вдруг похолодало. Только что солнце светило, и внезапно тучами заволокло, ветер поднялся. Вэл вскочил, головой затряс: — Уснул, что ли? Ноэль, где ты? Неженка как сквозь землю провалился. Вот вроде только что за деревьями скрылся и пропал. И лес словно изменился, почернело всё вокруг, и жутко стало. Вэл заметался, поняв, что заблудился, но страшно было не за себя, а за Неженку. Где он там один, перепуган, наверно, до смерти. — Найду — ни на шаг больше не отпущу. Хоть верёвкой привяжу, — сам себе сказал Вэл. И тут вновь солнышко выглянуло, снова лес посветлел, приветливым стал. И на душе посветлело. В конце концов забрели они не очень далеко, уж, поди, ищут. Собак пустят — враз след найдут. Отец потом ругаться будет. Пускай. Поскорей бы только Неженку отыскать и успокоить. Небось, рыдает, где-нибудь под кустом, в комочек сжавшись. Вэл продрался через очередные колючки и вышел на поляну к огромному дубу. Раскинул он ветви на всю поляну, словно царь леса. Наверно, тысячу лет здесь растёт. А под ним цветов видимо-невидимо. Вэл глаза потёр: — Никак сон вижу! — подивился он. — Чтоб посреди леса такое чудо! Ох, сюда бы Ноэля, вот посмотреть ему. Между цветов домик махонький, а перед ним старушка копошилась — белую розу высаживала. — Бабушка, — позвал Вэл. — Не видала ли здесь юношу? Светловолосый такой, в красном плаще. Старуха обернулась, и Вэла передёрнуло от отвращения. Уродливая, одноглазая, как сухая коряга среди великолепия своих цветов. — Откуда, касатик? — заулыбалась она. — Никто сюда давно не захаживал, разве что зверь лесной. Одна я тут с цветиками своими. А ты кого же потерял? — Жених сбежал. — От такого красавца сбежал? — старуха всплеснула руками. — Нешто глупый совсем? Да найдётся — не переживай. Вот, возьми, — и протянула Вэлу розу. — Любимый цветок тебе свой отдам. Найдешь жениха — подаришь ему. В горшок посади, будешь любоваться. Ему воды, света, да любви немного надо. Сам-то любить не умеет. Вэл взял полураспустившийся бутон, задрожавший, словно живой, в его руке, и побрёл прочь с поляны. — Живи, мой цветок, — улыбалась старуха вслед. — Цвети да радуйся. А там поглядим…