Я знаю, сколько крови на твоих запястьях. Достаточно, чтобы умываться ею каждое утро.
Плохая была идея покурить перед вечеринкой. Предположительно, должно держать три-четыре часа. С тех пор, как курил Тэхен, прошло два часа, Чим и Хосок курили через час после Тэ. Их рыжие макушки были слегка мокрые, потому что Чимин оторвал провод от фена в жесточайшей борьбе с Хосоком, за право сделать укладку первым. — Мы уже на час опоздали, вместе с дорогой мы опоздываем на два, — Хосок тревожно поглядывал на время и пытался выглядеть самым адекватным. Чимин наносил макияж, попутно выстреливая тонкие шутейки. По крайней мере, Тэхену казалось, что они смешные. Тэ выудил из шкафа голубую клетчатую рубашку, белые конверсы и свободные штаны цвета хаки. Он хотел выглядеть как гуччи-мен, но пока Чим называл его внешний вид, как «бомж-стиль». Чимин же, в свою очередь, всегда ходил в облегающих черных штанах и блузках пастельных оттенков, из-за чего на него заглядывались даже парни. Хосок предпочитал больше спортивный стиль. Тэхену пришлось помочь Чону встать, ибо тот просил всех остаться дома. — Так, кого-то параноит, — блондин стаскивал рыжего с кровати за ногу. — Вот увидишь, у тебя через пять минут тоже паника начнется. Смеяться хотелось адски, но водитель такси был в подозрительно плохом настроении. Или у Кима тоже началась паника, предсказанная Хосоком. Чимин все время нёс какую-то окалесицу, из-за чего Тэхену было стыдно перед таксистом. Парни вышли из машины, ветер трепал их волосы и дождь промочил верхнюю одежду. Сколько раз они промокли под ливнем уже не сосчитать. Тэхен чихнул. «Заболею», — подумал он, направляясь ко входу в двухэтажный дом Пак Чанеля, в котором собственно и проходила вечеринка в честь поступления.***
У Чонгука сегодня black total look. Он выпил достаточно, чтобы не нервничать перед вечеринкой. Но почему нервничал? Ждать этой встречи почти пять лет, а когда пришло время перейти к действиям — забыть все слова. План развалился сразу же, как он заглянул в глаза Ким чертового Тэхена в коридоре Сеульского университета. Все рисунки были сняты и закончены. Чон старался запомнить все: длинные черные ресницы, родинку на губе и на носу, длину волос, цвет глаз, их разрез, одно двойное веко. Картина всё ещё выглядела не так, как требовалось — слишком мрачно. — А ты очень изменился, — сказал брюнет портрету, закрыл входную дверь и направился к месту назначения. На входе в дом его встретили Юнги, Джун и Джин. — Они пришли? — Ещё нет. — Скажи ему, чтобы поднялся в тринадцатую комнату. — Ты же… не натворишь глупостей? — Юнги! — Ладно, увидимся внизу.***
Ребята стояли у входа минут сорок. Пока Хосок выкуривал сигареты одну за одной, Тэхен все больше приходил в себя, но все же смеялся с накуренных шуток Чимина и нервной болтовни Хосока. — Пойдем уже, я хочу выпить. На самом деле, он просто замёрз на улице, но выпить точно не помешает, для храбрости. После третьего коктейля Тэхен повернулся, чтобы высмотреть знакомые лица. Из-за сигаретного дыма и громкой музыки кружилась голова. Знакомая макушка. Черт, Мин Юнги. Ким развернулся как раз в тот момент, когда Юнги посмотрел в его сторону. Через две минуты тяжёлая рука опустилась Киму на плечо, отчего он чуть не подпрыгнул на месте от испуга. — Второй этаж, тринадцатая комната. Советую тебе поторопиться, — Мин выглядел слишком взволновано. Что-то не так. Мятные волосы Юнги спадали на глаза, в слабо освещённом помещении студент выглядел точно, как призрак. До Тэхена только сейчас дошло — зря он приехал. Сердце колотилось как у маленькой птички, брошенной в клетку. — Ты куда? — спросил Хо, глядя на побледневшего Тэхена. — Наверное, на верную смерть, — блондин сглотнул слюну. — Мы пойдем с тобой, — Чимину пришлось кричать, чтобы его услышали. Сквозь чей-то смех и неразборчивую болтовню слышался трек, но Тэ смог разобрать только слово «persona». — Ты тоже хочешь получить по шапке? Я позвоню, если будет нужно. —Ты уверен? — Чимин недоверчиво посмотрел на друга. — Да, — Ким слабо улыбнулся, но дрожащие губы его выдали с потрохами. — Удачи, — Хосок обнял Тэхена, у всех глаза на мокром месте. — Я всю жизнь сбегал, пора что-то менять. И Тэхен пошел, точнее поплелся, на ватных ногах. Десятая, одиннадцатая, двенадцатая комната. Вот он стоит перед черной дверью с номером «13» около пяти минут, хотя они сейчас показались ему вечностью. Просто стоял и слушал биение сердце, которое отдавало болью в висках. Стук в дверь. Заглушенное «заходи». Ручка двери повернулась и как только Тэ открыл дверь, его грубо схватили за предплечья, затягивая в комнату. Тэхен лежал на холодном полу, комната была просторная из-за отсутствия какой-либо мебели, кроме большой кровати у окна и прикроватной тумбы. Из-за попытки удержаться на расслабленных ногах, Тэхен подвернул лодыжку. Резкая боль раздалась в пострадавшей ноге, он даже услышал пару похрустываний, будто кость вышла из сустава и тут же стала обратно. Блондин рефлектороно схватился за больное место. Чонгук зарылся пальцами в белые волосы на затылке и с силой оттянул голову назад. — Ты опоздал. Ты знаешь, сколько я тебя здесь жду? — сквозь сжатые зубы прошипел Чон Чонгук. — Чего ты от меня хочешь? Что я тебе сделал? — А ты забыл? — Чонгук заглянул в глаза Тэхену с таким наигранным удивлением, будто блондин не выучил параграф по истории, потому что просто забыл записать домашнее задание. — Ты какого черта делал возле реки, если жил в другом городе? — Чонгук сильнее оттянул волосы, из-за чего с губ парня сорвался глухой стон. — Что ты несешь? — замешательству Тэхена не было предела. Какая нахрен река? — У тебя проблемы не только со зрением, но и со слухом? — Откуда т-ты знаешь? — Я знаю о тебе намного больше, чем ты себе представляешь, — Чонгук отпустил волосы парня и подошёл к двери. Послышался щелчок, дверь закрылась на замок. — Что ты хочешь от меня? — Тэхен был действительно напуган, снова привкус страха, привкус крови, что он слизывал со своего запястья, когда не было сил дойти до ванны и вся комната плыла перед глазами… — Ты должен вернуть мне то, что забрал у реки. Должен вернуть мне его. Он мой. — Чонгук сжал кулаки до побелевших костяшек. Воспоминания Тэхена складываются в один пазл. Дождь. Тэхен шел к бабушке, пиная по дороге мокрые и грязные камни. Услышав писк маленького котенка, принялся искать место, откуда издавался звук. «Вот почему у меня было чувство, будто мы виделись раньше». — Ты псих… Сколько лет прошло с того времени? Тэхен таращится в черные, как смола, глаза, потом на сжатые в кулаки руки брюнета. — Псих, значит? — Чонгук наклонился над сидящим на полу Тэхеном. — Потерянное однажды, никогда больше не вернуть, — Тэхен говорил размеренно и серьезно, но не выдержал и засмеялся. Видимо, именно сейчас марихуана дала о себе знать, когда совсем не стоит этому случаться. Слова Ким Тэхена отдавались эхом то ли в комнате, то ли в голове Чонгука. Они проникали под кожу, как маленькие иголки, что были смазаны ядом. Он был отравлен уже давно, просто у него иммунитет. Ладонь Чонгука звонкой пощёчиной легла на левую щеку Тэхена. Из глаз блондина тут же брызнули слезы. Тэ приоткрыл рот в попытке надышаться воздухом, которого так сейчас не хватает. «Паническая атака, только не сейчас». Тэхен закрыл глаза в попытке успокоиться, но все было тщетно, он должен рассказать. — В тот день, когда я нёс котенка домой, он исцарапал мне все лицо и руки. Ему удалось вырваться. Он побежал обратно, в сторону того места возле реки. Когда он перебегал дорогу, его сбила машина на большой скорости. Водитель даже не соизволил остановиться. Я не мог себе представить, что такое может произойти. До сих пор закрывая глаза, вижу это, будто в замедленном действии. Ты был прав, он оставался твоим до самого конца. Я позволил ему умереть. Лучше бы сдох я сам. Чонгук внимательно слушал дрожащий голос Тэхена, следил за тем, как слезы оставляли влажные дорожки на его бледной коже. Как блондин попытался подняться, один раз пошатнувшись. Ким прошел к двери, стараясь не обращать внимания на боль, из-за которой нога будто горела в огне. Послышался щелчок, дверь открылась. Чонгук даже не повернулся посмотреть на уходящего Тэхена, просто слушал, как звуки шагов отдаляются, как открывается дверь и в комнату проникают голоса и музыка с первого этажа. Он уже не чувствует злость, он не чувствует ничего, кроме пустоты. Чонгук вздрагивает, когда его телефон вибрирует от входящего смс. Мама: Гукки, сыночек… Приходи скорее, мне очень плохо. Чонгуковские ноги спотыкаются о камни, когда он изо всех сил бежит домой. Из-за дождя его кеды все в грязи. «Нет, только не это. Она последнее, что у меня могут отнять».***
Чонгук держится за грудь, будто если он уберет руки, то ребра переломаются, а осколки будут падать ему под ноги. Он никогда не чувствовал ничего подобного. Мама говорила, что все будет хорошо, что она всегда будет рядом. Когда у его детей будут каникулы, Гукки приведет их к ней. Они будут веселиться, кушать мамины свежеиспечённые сладости перед телевизором. Он не знает, как жить дальше, что ему делать. Такая правда неприемлема. В голове всплывают воспоминания о маме, о том, как он бежал домой, в надежде успеть увидеть улыбку родного для него человека в машине скорой помощи, стоящей около его дома. В тот день доктор произнес то, чего Чонгук всю жизнь боялся услышать: — Время смерти 01:07. Самой сложной для Чонгука оказалась ночь, которую требовалось пережить. Спать не хотелось совершенно, в голову лезли мысли, от которых становилось страшно и очень больно в районе груди. «Моя рана становится ещё больше, скоро от меня не останется совсем ничего». Все же ему удалось заснуть, часа через три размышлений, а может и больше. Время для него уже не имело особого значения. Он не успел. Сон был беспокойным, брюнету приходилось несколько раз переворачивать мокрую от слез подушку. Кажется, ему снилась набережная. Холодный ветер пробирался под одежду, вся злость и обида, накопившаяся за года, выгорала на коже алыми пятнами, оставаясь пеплом на подоле дешёвого пальто. Мамины теплые руки, обнимающие за плечи. Они действительно согревали его холодное сердце. Чонгук рисует знакомый профиль, цепкими пальцами хватает контур, который так и норовит от него ускользнуть. Брюнет просыпается под утро от жгучей, раздирающей боли в груди. К нему приходит осознание, слезы снова стекают по щекам. Он не хочет плакать, он хочет кричать.***
Отец, который бросил их два года назад, тоже присутствовал на похоронах. Он не осмеливался подойти к сыну, обнять его или утешить. Потому что знал, что именно он был причиной, по которой мать Гука заболела. — Гукки… Мне очень жаль… — Не смей. Меня так называла только мама. — У тебя ведь остался я, — отец взглянул на Чонгука, который уставился пустыми глазами на могилу родной матери. — Потерянное однажды, никогда больше не вернуть.