Gods's children

В просторной спальне мрак, разбавляемый лишь светом из окна. На город медленно опускаются сумерки, забирая последние на сегодня лучи солнечного тепла, отравляя город своей темнотой и отправляя на улицы обречённых. Намджун взглядом скользит по хрупкому телу, изящным изгибам и борется с собственным сознанием, ведёт войну вот уже который час, наблюдая за сладким сном, который обеспечило снотворное. Парень на его постели поистине сын своей матери. Он утончённый настолько, что мог бы с лёгкостью посоперничать с самыми известными и дорогими ювелирными украшениями. У него тончайшие запястья, что скованы наручниками, острые ключицы, натянувшие бледную кожу и пухлые вишнёвые губы, у уголка которых скопилась кровь, грозащаяся скотиться вниз по щеке, оставив свой след. На эстетичных пальцах кольца, одно из которых обязательно будет иметь символику олимпа. Ким подходит ближе и склоняется над юношей, его грудь слабо вздымается оповещая, что за столько часов беспробудного сна, он всё же жив. Длинные густые ресницы слабо трепещут, больше не откидывая теней на впалые щёки. Солнце окончательно скрылось, в помещении света всё меньше, но он будто светится изнутри. Ангел во плоти, с грехами дьявола. Мужчина аккуратно берёт его за подбородок и приближается, разглядывая каждый миллиметр лица, отмечая родинки и пальцами ощущая бархатистость кожи. Дело всей жизни Намджуна － ловля полубогов. Вот уже множество столетий его семья похищает этих недолюдей и отправляет их либо к достопочтенным родителям (если они приходят на зов своего чада), либо к самому Аиду, потому что нечего делать на земле таким, как они, тем, в ком кроется страшный дар, способный сломить волю людскую и весь мир заставить себе подчиняться. Дети разных богов встречались на пути «охотника», но сложнее всего всегда было с отпрысками Афродиты, ведь они от матери берут всё самое лучшее и умело этим пользуются, вгоняя свои чары в кровь, как наркотик, который безжалостно лишает свободы, подчиняя себе умы и сердца. Чимин медленно поднимает веки и взглядом встречается с чужим, непонимание за долю секунды сменяется ужасом, он пытается отползти, раскрывает рот в немом крике, но оказывается пригвождён к мягкой перине тяжёлой рукой, давящей на грудную клетку. Полубог видит перед собой чудовище, уже знает, что его ждёт. В пепельных волосах играются лунные лучи и парень понимает, что эту ночь не переживёт, в карих глазах застывший страх и влага собирается. Каждый полубог знает этого мужчину, он тот, кто своих же с Земли изгоняет, лишая дома или жизни. Намджун － сын Аида, ужасно опасен и кровожаден, послан отцом для выполнения миссии семьи по его матери, однако сам же является тем, кому, по его законам, жить нельзя. Глаза у Кима чёрные, но присмотревшись можно языки пламени на дне разглядеть и навек в них погрязнуть, без права на возвращение. Он всё также смотрит и не может понять, почему ещё не исполнил предназначенное, почему сейчас проклинает мальчишку за его природу, за безумную красоту и дьявольскую притягательность, даже в ужасе он умудряется выглядеть краше любого создания. Чимин взывает к матери, молит её спасти своё чадо от страшной участи, уготованной сыном правителя Ада и она слышит, ощущает как разбивается материнское сердце на крошечные осколки, знает, что её лучшее творение в когтях зверя гибнет, но ничем не может помочь, удерживаемая цепями отца того самого зверя. － Афродита перестаралась, ты настолько пленителен, что я на тебя даже руку поднять не могу, не то чтобы кровь твою испить. － полушёпотом говорит Намджун, отодвигаясь от ангельского лика. Сын Афродиты дрожит, словно осиновый лист, грозящийся сорваться с ветки под напором ветра. Светлые волосы разметались по подушке, они на вид мягкие, шелковистые, так и хочется запустить в них пальцы, пропустить сквозь, но Ким себя удерживает. － Мне не перебороть себя. － голос всё ниже, власти в нём всё больше. － Заключим сделку? Чимин смотрит перепуганным оленёнком, не верит в удачу, а ведь та сама судьбе приказывает дитя помиловать. На дне зрачков неверие и надежда. － Какую? － хрипловатым шёпотом в ответ спрашивает. Намджуна ведёт по-страшному от него, от каждого движения губ, взмаха ресниц. － Одна ночь со мной в обмен на жизнь. － сын Аида выговаривает каждое слово медленно, отстёгивает наручники, заведомо зная, что тот согласится. Чимин отчаялся, потому что, как только металл пропадает с запястий, подаётся вперёд, своими губами накрывая чужие, укладывая миниатюрную ладонь на шею, которая своим жаром обжигает нежную кожу юноши, будто внутри мужчины адский котёл спрятан и угли, что вечно тлеют и только с этим прикосновением вновь вспыхивают. Намджун опутывает руками талию, вжимая в себя до хруста в позвоночнике, перехватывает инициативу, ведя в поцелуе. Чимин будто покрывается волдырями от прикосновений чудовища, перед матерью уже сейчас прощенье молит за то что слаб и отдаёт свою плоть на растерзанье, тщательно оберегая хрустальную душу. Намджун безумно улыбается в самый сладкий поцелуй в его жизни и в своей голове расторгает только что заключённую сделку. Не быть парню жизни, потому что он теперь всегда будет рядом, будет упиваться телом и доберётся до души. Боги умеют делать ошибки. И Афродита всё же слишком перестаралась, обрекая своё дитя на Ад, в лице сына его правителя. Чимин приоткрывает рот, позволяя языку мужчины провести по его будто точённым клыкам и углубить поцелуй. Перебороть страх не получается, дрожь унять тоже. Намджун кусает чужие губы, с такой силой, что после каждого укуса след остаётся и металлический привкус. － Перестань дрожать － укладывая парня на спину, шепчет прямо в ушко, после мягко прикусывая мочку. － Смерть тебе не грозит. － Я чувствую, что ты уготовил мне судьбу куда страшнее. － хрип исчезает, являя полубогу сладкий, мурчащий голос. － Правильно чувствуешь. － Джун не в силах скрыть усмешку и лёгкое удивление на догадку парня. － Но это ведь не смерть. － тяжёлая ладонь медленно ведёт от колена к бедру и забирается под рубашку. Чимин надломлено улыбается, топит в груди горечь, закапывает в своём саду гордость и видит, что вечнозелёные деревья, вдруг пожелтели, сама душа увядает в руках демона. Намджун и этой улыбкой насыщается, осознаёт, что ничего прекраснее никогда уже не увидит, чувствует, как разум заволакивает пеленой похоти, огнём страсти. Мальчишка выпустил свои чары на свободу, а значит пойдёт до самого конца. Юноша ногами опоясывает талию Кима, притягивает ближе и перекрещивает за его спиной стопы, не его от побега удерживает, а себя. В глазах цвета карамели вспыхивает тот же огонь, что и в тех, что напротив. Атмосфера в спальне накаляется, воздух испаряется, оставляя их задыхаться. Во тьме комнаты все доселе известные монстры попрятались, не желая навлечь на себя гнев полубогов. Лунный свет скользит по их лицам и телам, даёт возможность рассмотреть ещё лучше каждую деталь. Намджун теряет контроль над собой почти сразу, даже не пробует расстегнуть пуговицы, разрывая нити их стягивающие. Он припадает к шее, покусывает, оставляет свои следы, чтобы к утру все и каждый знали, что этот человек уже принадлежит другому. В груди всё ещё щемит, не давая парню с головой утонуть в чужих омутах. Гордость всё никак не хочет уйти, оставить всего на немного, одна ночь и целая жизнь впереди. Чимин врёт себе, утешает, убаюкивает чувство тревоги и оно сбрасывает оковы, тут же запуская в осенний сад адский огонь. По венам разливается жар и температура тела вмиг достигает той же, что и у «охотника». Его прикосновения больше не обжигают, наоборот отдаются глухими ударами сердца о рёбра и пускают холодок по коже. Сын самой прекрасной богини отдаёт себя во власть демона, сам тянется за поцелуями, своими дрожащими пальцами растёгивает пуговицы на рубашке и когда уже в который раз не справляется, следует примеру Намджуна и прикладывает все свои силы, избавляясь от пуговиц совсем. Намджун ведёт носом по шелковистой шее, пахнущей ванилью и не может оторваться. Чимин ласковый, каждое, даже самое резкое движение нежнее любого намджуновского. В груди бушует ураган из чувств, швыряет сердце из стороны в сторону и в конце концов, побушевав, успокаивается, под воздействием самого сильного чувства － желания. Руки блуждают по изящному телу и наконец цепляются за кромку брюк, спустя считанные секунды исчезает последняя одежды, оставляя почти божество в его руках обнажённым. Парень не сопротивляется, помогает стянуть с себя тряпки, сильно мешающие наслаждаться уже теперь желанным поджарым телом. Касается тонкими пальчиками собственного возбуждения и закусывает нижнюю губу, глядя в глаза поднявшегося с кровати мужчины. Джун избавляется от одежды на нём оставшейся и скользит взглядом по полубогу, у него губы ещё более пухлые, ярче от крови, что с ранок выделяется; каждый сантиметр бледной кожи поблёскивает от выступившего пота; стройные ноги призывно расставлены в стороны. Мужчина достаёт из комода смазку, демонстрирует её пареньку, думает, что тот придёт в себя, испугается, да только Чимин на это соблазнительно улыбается и переворачивается на живот, становясь на колени и локтями упираясь в мягкую кровать. Пак сегодня сам себя провёл, не только сына Аида чарами опутал, но и в себя дозу впустил. Совсем не понимает, что делает, действует по наитию и собственному «хочу». Намджун подтаскивает его чуть ближе к краю, любуется картиной ему открывшейся, касается молочной ягодицы и буквально чувствует, как искрится от этого соприкосновения воздух. Парень поворачивает голову и встаёт, требуя поцелуй, получает лёгкий в уголок губ и опускается обратно, приподнимая таз выше, сильнее выгибаясь. Дети Афродиты не просто до безумия красивы, они роль искусителей играют, соблазняют, не позволяя коснуться и редкость, когда такое чадо само подставляется, так же горячо жаждет. У Кима вены на руках сильнее вздулись, член стоит колом и желание настолько яркое. Он выдавливает себе на пальцы смазку, отмечая, что пахнет она, как Чимин, ванилью. Размазывает по промежности, чувствует, как вздрагивает парень и уложив вторую ладонь на поясницу, мягко придавливая, вводит первый палец. Разум отключается окончательно, мужчина дуреет от жара и узости, пресекает слабое сопротивление и растягивает, медленно, от чего-то совсем не хочет делать больно. Добавляет второй палец, разводит оба на манер ножниц и двигает. Первый тихий стон подливает бензина в огонь. У мальчишки ноги в стороны по простыням разъезжаются, сам уже начинает насаживаться и с трудом принимает в себя третий палец. Намджун трахает его пальцами грубо, так, как любит сам и отлично видит, что полубогу это нравится. Чим громко стонет, когда длинные пальцы попадают по комку нервов, дрожит от приятных ощущений. Выдержки Кима больше не хватает, он вытаскивает пальцы и льёт смазку на свой орган, а затем медленно входит. Юноша еле заставляет себя расслабиться, кусает губы, но удерживает себя на месте, стараясь игнорировать жжение от чужого достоинства. Демон выжидает немного и не спеша, входит до основания. Пак долго не ждёт, сам начинает двигаться. Руки мужчины на талии, сжимают до синяков, его хриплые стоны в ушах звенят. Намджун набирает темп, становится жестче, не в силах совладать с самим собой. Он упивается высокими красивыми стонами, выцеловывает спину от загривка до копчика, добавляет мурашек по телу разбегающихся. － Я хочу тебя поцеловать － произносит Мин, почти сорванным голосом. Дважды просить его не нужно. Ким разворачивает паренька на спину и склоняется над ним, целуя глубоко, мокро, до невозможности дышать. Он разводит колени в стороны и вновь входит, в глаза ангела смотрит, он, как Ева с яблоками в Эдеме, змей всё же искуситель куда более страшный, чем дети какой-то богини олимпа, а в Намджуне, как в прямом потомке, его кровь течёт и он пользуется этим, заманивая жертв, подчиняя их своей воле, только этот парень сам себя в угол загнал и одурманил. Чимин ручкой тянется к члену, но Джун её перехватывает, соединяет руки и пальцы, складывая в замок, наклоняется ближе и в самые губы рычит: － Без рук. Ещё пара глубоких толчков и парень кончает с протяжным, медовым стоном, содрогается всем телом и выглядит ещё краше. Намджун следом за ним изливается внутрь, кусая кожу под ключицами. Хватает всего одного взгляда, чтобы понять, что на этом их ночь не закончится. До самого утра они плавятся в объятьях, наслаждаются стонами и пускают друг другу кровь, так безупречно красиво, почти эстетично пачкая шёлковые простыни кровавыми разводами с расцарапанной намджуновой спины и всё никак не перестающих истекать алой жидкостью чиминовых губ. Ближе к рассвету оба засыпают, безумно уставшими, затраханными и удовлетворёнными. Чимину снятся не то добрые сны, не то кошмары, но крепкое кольцо обнимающих его рук, изгоняет все ужасы. Пак просыпается ближе к обеду, хватает первую попавшуюся рубашку и конечно, она оказывается на пару размеров больше. Он тихонько ступает по полу, непонятно чего опасаясь и даже вскрикивает, когда на кухне, его неожиданно притягивают к себе, прижимая к мощной груди. Сердце бьётся бешеной птицей, пламя в глазах потухло и осталось только сожаление и понимание того, что это было напрасно, ведь… － Ты меня не отпустишь, да? － с обречённостью в голосе и горькой, улыбкой спрашивает Чимин. － Не отпущу. － низким хрипловатым голосом отвечает Намджун в его макушку. － Почему? － еле шевеля губами. － Потому что твоя красота не может достаться кому-то кроме меня. Никогда не заключайте сделки с детьми Аида.