She's never coming home

      Раз в неделю она посещает конюшни. Иногда в качестве оправдания она использует время с Генри, но уже после их второй случайной встречи он теряет интерес к лошадям и предпочитает другие способы времяпрепровождения. Но Реджина все равно приходит в конюшни каждую среду, держа в руках лилии, а в карманах – сахар для лошадей.       - Реджина, - окликает он, и в голосе нет вопросительных интонаций, ибо пастух, ставший принцем, все еще верит, что у него есть власть над ней. Реджина игнорирует его, продолжая складывать лилии, одну за другой, возле двери в стойло.       - Реджина, - повторяет Дэвид, на этот раз его рука легла ей на плечо и его сильные пальцы предостерегающе сжались.       - Уходи, - говорит она и считает своей победой, что интонация фразы была скорее рычанием, чем всхлипом.       - Арчи сказал…       - Этот жук тоже не умеет хранить секреты, - огрызается Реджина, прежде чем вздохнуть об этом неизбежном и незначительном предательстве. Она на самом деле ожидала, что их смехотворные обещания заботы и конфиденциальности долго протянут? Снежка, самодовольная идиотка и нарушительница обещаний, сказала бы ей, что если она поверит в доброту других, то отпадет необходимость возвращаться к магии и злу; Реджина слушала бы, кивала и подавляла приступы тошноты, что не редкость, когда дело доходит до ее бывшей падчерицы.       - Ну, Прекрасный, что ты хочешь от меня сейчас?       - Ты не можешь продолжать делать это, - предупреждает Дэвид, его рука все еще удерживает ее за плечо, а пальцы сжимаются в такт словам. – Даже Генри начал замечать, что ты…       - Что? – выплевывает Реджина, стряхивая его руку со своего плеча и поднимаясь на ноги. Она не будет плакать перед ним, не доставит ему такого удовольствия.       - Он знает, что ты расстроена, - запинаясь, произносит Дэвид. – А Арчи сказал, что ты пропускаешь приемы. Я думал, что найду тебя здесь, вот и все.       - Я не использую магию, - выдает Реджина со своей самой саркастичной улыбкой. – А теперь почему бы тебе не пойти и не поставить в моей карте золотую звездочку за это достижение?       - Я пытаюсь… - начал Дэвид, но кажется, что даже он не знает, как закончить эту мысль. Наверное, для него это не в новинку, и ему действительно следовало бы продолжать размахивать мечом и атаковать большие и твердые объекты.       - Лишь испытываешь мое терпение, - заканчивает вместо него Реджина. – Что-нибудь еще?       - Прекрати это, - вскрикивает Дэвид, и, когда он делает шаг вперед, Реджина инстинктивно отшатывается назад. Она так устала от этих хамов, которые считают, что могут толкать, хватать и лапать ее, когда им вздумается. Она устала не иметь возможности превратить их в пыль за эти выходки. Совсем недавно Дэниел ушел навсегда, а его останки осыпались пеплом к ее ногам, как все, что она когда-либо любила.       - Я заставляю тебя чувствовать себя плохо? – спрашивает Реджина, пытаясь сделать интонацию своего голоса максимально елейной. Но Дэвид снова наступает, и теперь она стоит в пустом стойле, упираясь спиной в обшарпанное дерево с облупившейся розовой краской. – Как неосторожно с моей стороны.       - Мне жаль твоего конюха, - начал Дэвид. – Но…       - Его звали Дэниел,- перебивает Реджина, ее рука готова подняться, пальцы искрятся. Это было бы так легко, так чертовски легко наконец отнять у Снежки то, что отняла у нее. У Дэвида есть здравый смысл, поэтому на этот раз он отступает, вскинув руки в знак капитуляции.       - Дэниел, - исправляется он, и это так болезненно слышать это имя из его уст, что Реджина ловит себя на попытке сморгнуть подступившие слезы. – Мне жаль Дэниела.       - Если бы я убила ее? – спрашивает Реджина, закрывая глаза, чтобы сдержать слезы. – Если бы… если бы мне удалось. Что бы ты сделал, чтобы отомстить за нее, Прекрасный принц?       - Я бы… - кажется, что он на самом деле обдумывает это, возможно, впервые. – Я бы сжег весь Лес, только чтобы заставить тебя страдать.       - Ну,- вздыхает она, вновь открывая глаза и наблюдая за промелькнувшей на его лице тенью понимания. – По-моему, это называется эмпатией. Прости меня, - говорит она, с отвращением сморщив нос, - Но сама я не могу вспомнить, каково это.       - Это помогает? – спрашивает Дэвид, опуская руки. – Быть такой… Отталкивать каждого, кто будет достаточно глуп, чтобы проявить заботу… Это хоть немного облегчает твою тоску?       Вопрос глупый, и его можно проигнорировать, но для Реджины он все равно ощущается как удар под дых.       - Нет, - признает она. – Ни капли. Теперь она видит сходство между ним и Эммой в этой вызывающей линии подбородка и одинаковом желании узнать, как Реджина все-таки стала такой бездушной.       - Тебе необязательно себя так вести, - говорит Дэвид, потирая лицо рукой и почесывая однодневную щетину, явно не соответствующую его статусу.       - Может и так, - соглашается изможденная Реджина. Ее ждет пустой дом и еще одна долгая ночь, когда она не сможет колдовать и изучать книгу с заклинаниями – и все ради того, чтобы Генри провел еще один свой день, ненавидя ее.       – Я ухожу домой, - говорит она, потому что время, когда она могла не отчитываться перед этими идиотами, прошло.       - Подожди, - говорит Дэвид и подходит на расстояние достаточно близкое для того, что положить руку ей на плечо.       - Только тронь меня еще раз, - угрожает Реджина. Она оскаливается и заставляет себя приблизить свое лицо к его, больше не испуганному. – Только попробуй.       - Черт возьми, - отвечает Дэвид. – Ты не можешь просто попытаться стать лучше? Не можешь просто покончить с этим?       - Покончить с этим? – Реджина осознает, что начинает переходить на крик. – Не заставляй меня причинять тебе боль, пастух.       Его пальцы сжимаются достаточно сильно на ее плече, комкая ткань, и она хочет, чтобы он продолжил давить на ее ключицу, пока не оставит синяк, пока не сломает кость, если он способен на это. Лишь тогда она понимает, как близко они на самом деле находятся, ощущая на щеке его дыхание – смесь кофе и мяты.       - Кто-нибудь другой убил бы тебя сейчас, - уточняет Дэвид, но его грубый шепот не может одурачить ни одного из них. – В ту секунду, когда из-за тебя моя семья оказалась в портале, я должен был лишить тебя головы.       - Но тебе нужно, чтобы я их вернула, - поддразнивает Реджина, глядя на него и встречаясь с его пристальным взглядом. – Во всяком случае, ты думаешь, что я могу, и это пока что обеспечивает мою безопасность.       - В тюремной камере тоже безопасно, - предупреждает Дэвид. Теперь он сжимает оба ее плеча, причиняя боль намеренно. Он хочет удержать ее, возыметь власть над ней, однако с Реджины довольно этого. Ей хватило бы секунды, чтобы размазать его по полу конюшни, но все же она колеблется.       - Ты сам упустил их, - говорит Реджина, и она так близко, что и не удивительно. – И ты винишь меня, несмотря на то, что это твоя идиотка-дочь добровольно спасла меня.       - Какое это имеет значение, - упорствует Дэвид. – Может мне стоит закрыть тебя в камере, пока ты не вспомнишь, как нужно создавать порталы?       - Я никогда и не знала, - просто отвечает Реджина, забыв, как легко бывает говорить правду. – Так что, удачи с этим.       - Ты невозможна, - стонет Дэвид, и в тот момент, когда ему следовало бы отпустить ее, он усиливает хватку достаточно, чтобы вызвать непроизвольное шипение у Реджины. Она сразу же начинает ненавидеть себя за это проявление слабости.       - Ты одинок, - насмехается Реджина. – Тебе не приходилось быть одному, не так ли? Это не так уж сложно, когда привыкнешь.       Дэвид неловко переминается с ноги на ногу из-за ее слов, и Реджина замечает румянец на его щеках. О, ради бога, конечно, беглый взгляд вниз подтверждает определенную тесноту в его джинсах.       - Ох, Прекрасный, - усмехается внезапно обрадовавшаяся Реджина. - Так вот почему ты не можешь держать руки при себе? Как это предсказуемо.       Он отодвигается, чтобы отпустить ее, но у Реджины есть рефлексы, отточенные за годы магии и страха, так что она вступает в контакт первой, обхватив его через джинсовую ткань.       - Это поможет? – спрашивает она, поражаясь собственному любопытству. – Это то, что тебе нужно, чтобы обрести покой?       - Я… - Дэвид теряет дар речи, когда она усиливает хватку, несомненно, выбрав самое подходящее время для этого.       - Мужчины, - бормочет Реджина скорее себе, чем кому-либо. – Вы так предсказуемы.       - Наверное, мне лучше уйти, - говорит Дэвид, но у него перехватывает дыхание, когда Реджина поглаживает выпуклость, и они оба знают, что он идет в никуда.       - Не целуй меня, - приказывает Реджина. – Даже не пытайся.       - И не мечтай, - говорит Дэвид, и, когда он наклоняется к ней, его рот захватывает мочку ее уха, мягко посасывая. Почти впечатленная этим Реджина хватается свободной рукой за его рубашку и начинает выправлять ее из-за пояса джинсов, попутно с грохотом роняя присвоенный им значок шерифа на пол. – Не упоминай ее имени, - бормочет он ей в шею, и горячее, влажное прикосновение его рта к пульсирующей венке на ее шее однозначно нельзя было назвать поцелуем.       На секунду Реджина задумывается, имел ли он в виду свою жену или дочь, хотя ей в любом случае наплевать. Она расстегивает его простой кожаный ремень, кажется, что эта фальшивая серебряная пряжка может согнуться под ее пальцами, и это явно не смахивает на все эти показные атрибуты принца.       - Ты должна… - Дэвид начинает инструктировать ее, но она взглядом приказывает ему замолчать. Есть унижения, которые она готова стерпеть, чтобы получить желаемое, но его доминирование – не одно из них. Она стягивает его джинсы к бедрам, явно не нуждаясь в советах, он же в ответ убирает свои руки с ее плеч, скользя ими ниже и обхватывая ее грудь через мягкую красную ткань.       - Они не кусаются, - вздыхает она в ответ на его неуверенное прикосновение. Тогда он сжимает ее грудь сильнее, а она наклоняется, чтобы прошептать ему в ухо: - А вот я – да.       - Я не боюсь тебя, - говорит Дэвид, и Реджина не может не улыбнуться, потому что он действительно так думает. Он просовывает руки под ее рубашку, и нет никакой осторожности в движениях его пальцев. Он гладит большими пальцами соски, вызывая у нее первый гортанный стон. Реджина чувствует, как эти ощущения волнами проходят по ее телу, и, в конце концов, это не так уж сильно отличается от зарядов и потоков магии. Ее дыхание слегка ускоряется, и его звук кажется более громким в пустом стойле.       Она подталкивает его к прикосновениям, подстрекает. И осознание того, что даже сейчас он подчиняется ей и ждет указаний, сводит ее с ума. Реджина забывается и сама целует его. Его губы мягкие податливые, чего она не ожидала, однако то, как светлая щетина царапает лицо, напоминает ей о боли, которой будет сопровождаться любое доставленное им удовольствие.       - Я думал… - выдыхает он, когда они прерывают поцелуй, чтобы глотнуть воздуха. Он целует ее, будто это очередное соревнование, как будто поцелуй – это очередная битва, которую он собирается выиграть. Реджина ненавидит его за это, но целует снова. Целует, чтобы одержать победу (пусть и молча, в своей голове). Она посасывает и оттягивает его нижнюю губу, прикусывает достаточно сильно, чтобы поранить при желании. Он благодарно стонет, вместо того чтобы отстраниться, а Реджина чувствует дрожь в основании своего позвоночника.       Она хочет сломить его, и она планирует насладиться этим.       - Ты собираешься поступать со мной по-своему? – спрашивает Дэвид, когда она отпускает его. Есть что-то мальчишеское в его улыбке, что-то, что заставляет ее закатить глаза. Она кладет одну руку ему на живот, задумавшись на мгновение, а затем начинает расстегивать пуговицы на его рубашке и стягивает ткань с его сильных рук. Из-за этого он перестает прикасаться к ней, и она в отчаянии из-за того, что уже скучает по этим прикосновениям. В отместку она рывком стягивает с него рубашку, отбрасывая ее, и сразу после принимается снимать с него майку.       - Я чувствую, что на мне слишком много одежды, - признается она, проводя рукой по его гладкому торсу. Ни кома, ни легкая работа в приюте для животных не уменьшили его физическую силу. Реджина впивается ногтями в нежную плоть, просто чтобы убедиться. Он шипит на это, крепко обхватывая ее запястья и одергивая их. Они оба мгновение смотрят на гневные красные полосы, прежде чем он отпускает ее руки.       - Что-то не так, Принц? – насмехается Реджина. – Боишься маленькой царапины?       - Я думал… - Дэвид инстинктивно скрещивает оголенные руки. – Я думал, что ты пытаешься добраться до моего сердца.       - Бедный малыш, - усмехается Реджина. – И все же, ты все еще здесь.       Он набрасывается на нее с силой, которой она не ожидала, и удар о стену выбивает весь воздух из легких. У нее останутся синяки после, но они нужны ей, чтобы она могла убедиться, что это происходило на самом деле.       - Ты целовала его? – спрашивает Дэвид, и его жестокость заводит ее сильнее, чем удар. – Целовала монстра здесь, на полу конюшни? Может даже трахнула его?       - Не надо, - предупреждает она, но уже слишком поздно. Ее красная рубашка легко рвется под его большими руками, пуговицы разлетаются по полу, а первое прохладное прикосновение воздуха к ее обнаженной коже, словно шок, к которому она не было готова.       - Возможно, если бы ты больше интересовалась живыми, - продолжает Дэвид, его светлый взгляд потемнел от чего-то, чем, как она надеется, была похоть, а не душевная тьма, которую она видела в зеркале неоднократно. – И если бы время от времени к тебе кто-нибудь прикасался, ты бы не была такой сукой.       - Заткнись, - шипит Реджина, но она чувствует его твердеющую плоть, прижимающуюся к ее бедру, и удивленно вскрикивает, когда он раздвигает ей ноги своим тяжелым ботинком. Ей следовало бы послать его к черту, потребовать отпустить ее и не сметь обращаться с ней, как с одной из его деревенских девок, но она уже жаждет большего, когда он хватает ее запястья и удерживает их у нее над головой.       Она пытается не захныкать, когда он склоняется к ней, обдавая горячим дыханием ключицу и скользя языком во впадину. К счастью, он слишком близко, чтобы увидеть мурашки, пробегающие по ее коже из-за этого прикосновения. Это больно: хотеть его так сильно, но в то же время испытывать к нему отвращение. Реджине приходится подавить неожиданный всхлип. Даже если это слишком больно и он ни в малейшей степени не заботится о ней, это все равно не сравнится с тем одиночеством, которое приносят ей разочаровывающие прикосновения своих собственных пальцев теми ночами, когда она наконец справляется со стыдом достаточно для того, чтобы хотя бы попробовать. Его подбородок царапает нежную кожу груди – еще одна гневная метка, которая напомнит ей об этом странном случае. Реджина слегка извивается, проверяя его хватку, но он с легкостью удерживает ее на месте.       - Терпение, - упрекает он ее, это высокомерие такое раздражающее и привлекательное одновременно. Она хочет вцепиться зубами в его безупречную кожу, оставив метку позора и стыда, который он непременно почувствует, когда они закончат. Вместо этого она временно в его власти, и в тот момент, когда она пытается придумать, как ей лучше выбраться, он зажимает ее сосок зубами, и все мысли исчезают.       Он не боится быть грубым с ней, дразня острыми зубами до тех пор, пока это не станет слишком, затем отпуская и поглаживая чувствительную кожу языком. Типичный Прекрасный – даже если он хочет ранить ее, он все равно целует. Реджина посмеялась бы над ним, но дыхание сейчас слишком затруднено, а сформулировать предложение и вовсе не представляется возможным. Она ненавидит себя за то, что подается бедрами ему навстречу, но тот факт, что ее белье уже пропитано влагой, заставляет ее желать пропустить прелюдию и трахнуть его. Так что она вкладывает немного магии в следующее движение своих запястий, а он слишком отвлечен, поэтому позволяет ей освободиться. Теперь, когда ее руки свободны, она тянет его за мягкие волосы, неохотно отодвигая его голову от своей груди.       - Не нужно фантазировать, Прекрасный, - предупреждает она, задирая юбку и осторожно стягивая трусики. Они цепляются за ее черные кожаные ботинки, свисая с правой лодыжки. Она бы отшвырнула их в сторону, но Дэвид обхватывает своими сильными руками ее бедра, прижимая к стене и не заботясь о том, что облупившаяся краска осыпается на землю и на ее расстегнутый пиджак. Они оба хватаются за его боксеры и пытаются стянуть их с разных сторон, пока не избавляются от этого последнего препятствия, освобождая его эрекцию.       Реджина лишь мельком смотрит вниз, и ее давнее подозрение подтверждается. Ну, никто никогда не мог упрекнуть Снежку в том, что она любит только все самое лучшее. Но этот ужасный ребенок не сможет разрушить это, Снежка не сможет отобрать у Реджины еще один момент, в который она чувствует что-либо, кроме боли. Нет, сегодня Реджина будет брать, и этот красивый и простой идиот так охотно соглашается.       Она обхватывает его за шею одной рукой и обвивает его бедра ногами. И это так естественно – то, как ее вторая рука скользит вниз по его выделяющимся мышцам, отыскивая его член и ощущая, как он пульсирует, когда она обхватывает его, а Дэвид издает звук больше похожий на рычание. Все хорошее так душераздирающе легко испортить. И это то, за что она должна держаться, то, ради чего она делает это все. Ведь если она подумает о Дэниеле и о том неуверенном времени, полном улыбок, любви и безопасности, которых она больше не чувствовала с тех пор, то она точно навсегда утратит рассудок.       Реджина направляет его в себя, и он шипит, когда ощущает, насколько она уже влажная. Он надеялся, что ей будет больно? Что ж, еще один его проигрыш. Она качнула бедрами еще раз, осторожно принимая всю его длину, и, когда это знакомое ощущение растягивания прекращается прежде, чем ей на самом деле стало бы больно, она решает, что это будет последним нежным движением.       - Ну же, пастух, - шепчет она ему в ухо, - Ты трахаешься как фермер или как принц? Он выходит из нее почти полностью, вновь жестко входя в нее. Реджина удовлетворенно вздыхает, ее тело напрягается в ожидании. Это больше, чем близость, искупление или любовь, - это то, что ей нужно. Ей нужно почувствовать себя живой, по-настоящему живой, а не в качестве побочного эффекта от какого-то колдовства. Ей нужно отыскать в себе Злую Королеву – ту, кем она должна быть, ведь именно она, а не милая юная Реджина, была способна выживать все это время.       - Да, - выдыхает она, впиваясь ногтями в плечи Дэвида так сильно, что проступает кровь. Он вскрикивает ей в шею, прерывая теплые и влажные движения своего языка, выписывающего линии и круги на ее коже. – Сильнее, - требует она, и на этот раз звук, возникающий при соприкосновении их тел, больше похож на шлепки, снова, и снова и снова…       Она крепче обхватила его ногами, удерживая себя на месте и одновременно с этим освобождая его руки. Дэвид не тратит времени даром и отыскивает ее почти болезненно нежную грудь, с большим энтузиазмом сжимая и поглаживая.       - Я… - начинает говорить он, задыхаясь и с каждым толчком все сильнее вколачивая ее в стену.       - Ненавидишь меня, - заканчивает его мысль Реджина, и в этот раз голова чуть сильнее ударяется о деревянную стену, отчего она чувствует легкое головокружение. – Я знаю.       - Нет, - выдыхает он, но даже, если за этим и следует какая-то мысль, он решает не делиться ею.       Часть нее хочет растянуть это теперь, когда это реально. Она хочет записать это и проигрывать на мерцающем экране наполовину заброшенного городского кинотеатра, чтобы драгоценная Снежка увидела это, если конечно вернется ( а Реджина знает по этому затягивающемуся узлу страха в ее желудке, что она вернется.) Но возрастающий внутри нее жар велит ей: «Больше, сейчас, сильнее». И, когда она чуть расслабляется, чтобы скользнуть рукой ниже своего живота, Дэвид опережает ее, просовывая руку между ними.       - Как мило, - рычит она ему в плечо, но слова растворяются в тихом всхлипывающем стоне, который она издает, когда он надавливает своими грубыми пальцами на ее клитор, выводя неточные круги, заставляющие ее нервы покалывать. Он уже близко, и она может сказать это по тому, как его тело напрягается от каждого прикосновения. Тогда она вдавливает каблук ему в бедро, просто желая услышать его крик.       Но это уже слишком: трение, темп и сила, с которой он входит в нее, - все это обрушивается на нее всего через несколько толчков, даже когда Реджина сжимает зубы и сдерживается. Фейерверки, взрывающиеся у нее перед глазами, становятся лишь ярче из-за того, как она пытается не сдаваться.       Дэвид кончает всего через несколько резких толчков после, изливаясь в нее и сжимая ее зад, тем самым отодвигая ее от стены, чтобы после позволить Реджине вновь привалиться к ней. Несколько мгновений спустя она похлопывает его по плечу, прямо поверх царапин, оставленных ее ногтями, и они, запыхавшиеся и потные, отстраняются друг от друга.       - Ну, - говорит Реджина, одергивая юбку и быстро натягивая трусики обратно на ноги. Она сдувает с лица прядь влажных волос и смотрит, как он неловко пытается натянуть боксеры и застегнуть джинсы дрожащими руками. – Это было удивительно весело, Прекрасный.       - Это больше не повторится, - рычит он, даже не глядя на нее. – И если я узнаю, что ты каким-то образом обманула меня…       - О, повзрослей, - огрызается Реджина. – Всегда ищешь оправдания. Проклятье заставило сделать меня это, Король хотел, чтобы я женился на другой… Но то, что произошло сегодня? Ты выбрал это. Так что живи теперь с этим.       - Ты расскажешь ей? – спрашивает Дэвид, натягивая свою майку.       - Для начала я должна увидеть ее снова, - говорит Реджина, наслаждаясь собственной жестокостью. – Но нет. Я не считаю это своим звездным часом.       - Ты…, - Прекрасный выглядит, словно он пытается остановиться и не озвучивать свою мысль до конца, но он продолжает: - Если ты хочешь завтра увидеться с Генри, то я буду в городе по делам до шести. Может быть встретишь его из школы?       - Милостыня и секс из жалости? – спрашивает Реджина, пытаясь скрыть трепетное волнение из-за предстоящего времени с Генри.       - Знаешь что? Думай, что хочешь, - отвечает Дэвид, застегивая рубашку, пока Реджина разглаживает порванную блузку под пиджаком и застегивает его. – Но если ты продолжишь в том же духе? Что ж, тебе будет некого винить, кроме как себя.       - Спасибо за чтение морали, - говорит Реджина, закатывая глаза. – И за оргазм.       - Реджина…       - Я заберу Генри завтра. Но скажи ему, что я приду. И скажи его учителям, чтобы не позволили ему сбежать, - говорит Реджина, испытывая отвращение из-за необходимости добавлять последнюю часть. – И, Прекрасный? Ни слова об этом.       - Ни слова, - соглашается он.       - Хотя есть еще кое-что, - говорит Реджина, когда он направляется к выходу из стойла. – Как давно ты хотел сделать это?       - Что? – спрашивает Дэвид. – Ты… Черт возьми, Реджина.       Он уходит прочь, а Реджина посмеивается, внезапно почувствовав холод от полуденного воздуха и обхватив себя руками. Судя по его реакции, намного дольше сегодняшнего дня. Смаргивая непрошеные слезы, Реджина вновь говорит себе, что это слишком предсказуемо. Еще один шанс, украденный Белоснежкой.       Реджина берет себя в руки и направляется в главные конюшни, намереваясь собрать сумку и направиться домой. Она останавливается при виде своих лилий, одна из которых втоптана в каменный пол, а вокруг них разбросана солома.       Она поднимает сломанную, а остальные собирает вместе, складывая их, как дань памяти, которой они и должны были быть. Где-то снаружи ревет мотор грузовика.       Она вернется в следующую среду и, возможно, в следующий раз принесет розы из своего сада.