Счастье

Был обычный тёплый день сезона Зелёных Листьев. Солнце ярко светило в небе, ему не мешало ни единое облачко. Лес был полон пением птиц, а жара стояла невообразимая, не смотря на порывы лёгкого ветерка, от которого шелестели листья деревьев. На лугах, кружась над цветами, жужжали пчёлы и шмели; белки скакали по веткам дубов, а полёвки копошились в траве, ища зёрна или семена. Лагерь Грозового племени был, как всегда, оживлён: с охоты возвращалась рыжая глашатая Белка, ведя за собой Бурого и Белолапу. Все трое были нагружены дичью: бурый воин нёс двух полёвок, Белолапа — воробья, а Белка волокла крупного дрозда. В пограничный патруль с племенем Теней шли Терновник, Лисохвост, Ледосветик и Шиповница. Ежевичная Звезда о чём-то оживлённо болтал с Дымом и Крутобоком, сидя на Каменном Карнизе, а на поляне резвились и пищали котята Голубки и Шмеля. Их родители сидели возле детской, то и дело прикрикивая на малышей, если они мешали проходить воинам из одного конца лагеря в другой. Вот Прыгунец, что-то увлечённо рассказывая Пестроцветик о боевых приёмах, едва не растянулся на земле, чуть не наступив на чёрную Брусничку. Кошечка с писком бросилась прочь, опрокинув на спину брата Комарика. Оба залились смехом, не обращая внимания на возмущённого воина и сердитое ворчание Голубки. Много времени уже прошло с того момента, как коты-воители сразились со Злом из Сумрачного леса. Лесные племена выиграли битву, но и без потерь не обошлось. Грозовое племя помнило и тосковало по мудрому, великодушному Огнезвёзду, нежной Тростинке, храброй Остролистой, которая пожертвовала собой, спасая Искристую, по ворчливой и острой на язык Кисточке… Пока коты суетились, бегая по лагерю, словно муравьи в муравейнике, целитель Воробей тем временем перебирал травы, сидя в своей пещерке. «Так, что тут у нас? Ага, хвощ закончился». Ну вот, хотя бы есть повод немного размять лапы. Целитель выбрался на поляну и направился к выходу из лагеря, едва не столкнувшись с выскочившим невесть откуда Львиносветом. От брата пахло полёвкой — похоже, он недавно перекусил.  — Куда ты? — спросил золотистый воитель.  — За травами, — буркнул Воробей.  — А… с Пеплогривкой всё хорошо? — выпалил Львиносвет, и серый кот почувствовал тревогу, волнами разбегающуюся по шерсти брата. Пеплогривка уже давно ждала котят от Львиносвета, и они со дня на день должны были появиться на свет.  — Лучше некуда, — проворчал Воробей, пытаясь обойти брата. — Да что ты встал-то? Дай пройти! Воитель, наконец, догадался отойти в сторону, и целитель, выбравшись из оврага, пошёл прочь, на ходу бросив через плечо:  — А если что, позови Листвичку, она знает, что делать. Хотя я мигом — соберу хвощ и приду. Не думаю, что с твоей Пеплогривкой что-нибудь случится за это время, — пробормотал он себе под нос, скрываясь в кустах. Львиносвет проводил его взглядом. «Нужно навестить Пеплогривку». Золотистый кот развернулся, дошёл до детской, кивнул на ходу Голубке и заглянул внутрь. Серая кошка лежала на своей подстилке, подвернув под себя лапы. Она дремала, прикрыв глаза. Рядом сидела Ромашка, приглаживая длинную палевую шерсть на плече языком.  — Здравствуй, Львиносвет, — бросила она, проведя лапой за ухом.  — Привет, — воин поглядел на подругу. Пеплогривка уже проснулась, сонно посмотрев на него.  — Со мной всё в порядке, — сразу же предупредила она, не давая Львиносвету и рта раскрыть. — Не беспокойся, — замурчала она, и весёлые искорки заплясали в её голубых глазах.  — Ну… я ведь будущий отец, должен знать, как ты себя чувствуешь, — смущёно начал золотистый кот. Он и сам не заметил, как вплотную приблизился к Пеплогривке, и теперь расстояние между ними было меньшим, чем мышиный хвостик. Потом наклонился к ней и нежно лизнул в ухо, слушая, как серая королева мурчит громче прежнего. Ромашка, наблюдавшая за ними со стороны, молчала. Ей не хотелось мешать паре, поэтому она предпочла делать вид, что её здесь нет. В детскую зашла Голубка, подталкивая носом Комарика. Котёнок прыгал на трёх лапах и прижимал к груди правую переднюю. За матерью семенила Брусничка, с удивлением косясь на брата.  — Укололся, — пояснила кошка, усаживая хнычущего сына рядом с собой. — Наверное, кто-то из воителей принёс в лагерь колючку с дичью, а он наступил. Беда с вами, вот что! — она сурово поглядела на котят. — Ах, Пеплогривка, не дай Звёздное племя тебе таких же непосед, как они!  — Котята все одинаковые, — фыркнула Ромашка. — Я-то знаю, и уже поняла, что это так.  — Листвичка в лагере? — спросил Львиносвет, глядя на Голубку. — Воробей ушёл за травами. Пускай осмотрит лапку Комарика, она точно знает, что делать. Хотя Листвичка по-прежнему оставалась в палатке воинов, ходя в патрули и на охоту, коты обращались к ней, если Воробья не было в лагере.  — Пожалуй, я так и сделаю, Листвичка сейчас как раз здесь, — кивнула его бывшая ученица, подхватила котёнка за шкирку и вышла из детской. Брусничка немного постояла возле входа, а потом бросилась за матерью.  — Пожалуй, я немного поохочусь, — задумчиво протянул Львиносвет, отстраняясь от подруги.  — Иди-иди, — улыбнулась она, — доброй охоты! Воитель мигом выскочил из детской, покинул лагерь и пошёл в чащу, принюхиваясь. Солнце светило также ярко, казалось, стало ещё жарче, чем прежде. Хотя, возможно, дело вовсе не в солнце, а в чём-то другом — например, в встрече с Пеплогривкой? Львиносвет уже давно привык, что, несмотря на их давние отношения, он всё никак не может успокоиться и перестать нервничать, когда Пеплогривка с ним заговаривает. Кот не знал, что чувствует она сама, но, как ему казалось, ничего подобного не испытывает. Вообще, его подруга стала спокойнее, когда переселилась в детскую, он же весь извёлся от мыслей о котятах. «Наверное, я переживаю, что с ними что-нибудь случится…» Он действительно боялся, что при родах произойдёт что-нибудь страшное. Великое Звёздное племя, да как можно не бояться? Твои же котята, не чужие. «Очень просто. Долголап Ромашку даже не навестил ни разу, когда она родила Шиповницу и Прыгунца», — насмешливо фыркнул его внутренний голос. Львиносвет резко выкинул все посторонние мысли из головы. Он учуял мышь. Быстро определив, где находится зверёк, воитель припал к земле, и прыгнул, когда мышь показалась в траве. С добычей было покончено одним укусом, но на этом охота, конечно же, не закончилась — Львиносвет закопал дичь под соседним деревом и отправился дальше. Он ясно чуял запах белки, но золотистый кот чувствовал себя на дереве неуклюже, поэтому даже не повернул головы в сторону прыгающего с ветки на ветку рыжего зверька. Странно, но больше ему ничего по дороге не попалось — по крайней мере, Львиносвет больше не чуял запахов мышей или птиц. Он возвёл глаза к небу, думая, что зверьки, возможно, почуяли дождь. Но облаков, тем более туч, не было в помине. Львиносвет потряс головой. Или это он опять так ушёл в свои мысли, что не замечает ничего вокруг? Тогда хватит ему слоняться по лесу, если дальше охота как-то не удаётся. И пускай, что ему повезло поймать только одну мышь. Воитель вернулся к тому месту, где припрятал дичь, откопал её и, взяв в зубы, пошёл в сторону лагеря. Встретив по дороге Белку, он промолчал, хотя и хотел ради интереса спросить, куда она направляется — мышь в зубах мешала что-либо сказать, и он молча вошёл в лагерь. На поляне почти никого не осталось, кроме Яролики, Белохвоста, Крутобока и Ежевичной Звезды, о чём-то негромко шепчущихся, сидя возле кучи с добычей. Она была ещё полной — в сезон Зелёных Листьев дичи было немало. Львиносвет даже не собирался класть свою мышку в кучу. Он повернул к детской, чтобы угостить добычей Пеплогривку. Его едва не сбила с лап выскочившая оттуда Ромашка.  — Началось! — с ходу воскликнула она. Львиносвет даже мышь выронил — так сильно он вдруг занервничал. «Как…? Уже?» Паника в миг охватила его, а лапы внезапно затряслись от напряжения.  — Воробей… — начал он.  — Я здесь! — раздался голос целителя, и серый кот с охапкой трав в пасти сбежал в овраг. Он побежал в пещеру целителей, быстро положил собранный хвощ на положенное место и уже через пару мгновений оказался в детской. Львиносвет, после недолгого колебания, заглянул туда вслед за ним. Пеплогривка тяжело дышала, лёжа на своей подстилке. Ромашка сидела возле её головы, приготовившись наблюдать за рождением котят, а Голубка, обвив Брусничку и Комарика хвостом, притаилась в углу детской, шикая на детей, чтобы те вели себя тихо. Львиносвет сглотнул ком в горле, в сотый раз повторяя про себя, что всё будет хорошо.  — Ты-то чего сюда идёшь? — буркнул, не оборачиваясь, Воробей. — Мог бы и снаружи подождать.  — Прости, но… Я там себе места не найду, — выдавил золотистый воин. — Я не буду вам мешать, — ему вдруг вспомнился надоедливый Ягодник, который то и дело приставал к целителю с расспросами, когда его подруга Маковка рожала котят. Воробей кивнул, усаживаясь рядом со стонущей от боли Пеплогривкой. Целитель положил лапу ей на живот. Он помолчал, потом тихо произнёс, но его слова показались оглушительными в тишине детской:  — Давай, нужно помочь котёнку! — он обращался к будущей матери. Серая королева с рычанием принялась тужиться, а Львиносвет в ужасе зажмурился, чтобы на всё это не смотреть… Пока не услышал, как Пеплогривка резко вздохнула, откинувшись на подстилку. Тогда золотистый кот открыл глаза. Ромашка принялась шептать его подруге что-то успокаивающее, а Воробей склонился над крошечным комочком, который лежал на подстилке рядом с Пеплогривкой. Котёнок был мокрый, маленький, и такой беззащитный…  — Котёнок! — завизжала Брусничка, выбегая вперёд, чтобы хорошенько рассмотреть «чудо». Комарик рванул за ней.  — Какой маленький! — заметил её братишка, округлив глазёнки.  — А ну тихо! — рассердилась Голубка, оттаскивая детей от пытающейся отдышаться королевы. Брат Львиносвета, надкусив околоплодный мешок, чтобы малыш мог дышать, осторожно положил его поближе к Пеплогривке, но Ромашка принялась вылизывать котёнка против шерсти вместо его матери. Палевая кошка прекрасно понимала, что самой Пеплогривке сейчас не до этого — кошка забилась в очередных судорогах, едва не взвыв, когда на подстилку упал ещё один котёнок. Тут к серой королеве подошла Голубка:  — Я помогу, — она села рядом с Ромашкой и принялась вылизывать новорождённого. Воробей снова положил лапу на живот серой королевы.  — Последний, — прошептал он. Пеплогривка вздохнула и крепко стиснула зубы, чтобы не закричать, когда началась новая схватка. С третьим котёнком она мучилась не так долго — вот уже ещё один малыш лежал рядом с ней. Усталая кошка хорошенько вылизала его, пододвинув к своему животу, слушая, как малыш начал сосать молоко.  — Трое котяток! — взвизгнула Брусничка, прыгая на месте. Чёрная кошечка, наверное, думала, что уже прямо сейчас сможет с ними поиграть. Комарик также выглядел счастливым — оба котёнка думали, что когда дети Львиносвета подрастут, они будут резвиться вместе с ними, поднимая на уши весь лагерь…  — Вот и всё, — Воробей поднялся с места. — Две девочки и мальчик. Вполне здоровые котята… — он помолчал, услышав, как брат подбегает к Пеплогривке. — Если что, зовите меня, — обратился он к Ромашке с Голубкой, а затем вышел из детской. «Племянники», — с невольной гордостью подумал серый кот, скрываясь в пещере целителя. Львиносвет, поглядев вниз, склонился над тремя комочками шерсти, сосущими молоко и пихающими его подругу крохотными лапками в живот. Он был настолько рад, что ничего плохого во время родов не случилось, что сам был готов прыгать от счастья, словно маленький котёнок. Это были его дети. Его гордость. И счастье.  — Как назовём? — он перевёл взгляд на Пеплогривку.  — Давай вот этого, — она указала носом на рыженького малыша, — назовём Огоньком. В память об Огнезвёзде, — уже тише добавила кошка. — А вот эту девочку, — она поглядела на серенькую кошечку, толкающую брата в бок, — давай…  — Мышкой? — предложил Львиносвет, вспомнив, что бросил свою дичь возле входа в детскую. — Кстати, я хотел угостить тебя…  — Ох, я сейчас вряд ли смогу что-нибудь съесть, — тяжело вздохнула Пеплогривка, устало моргнув. — Извини.  — Ничего, я понимаю, — горячо отозвался её друг. — Поешь потом, когда отдохнёшь. Взгляд Львиносвета упал на золотистую кошечку, которая уже свернулась клубочком возле материнского живота. По цвету шерсти она была очень похожа на него самого, что особенно обрадовало молодого отца.  — Давай назовём её Золотко? — вырвалось у него.  — Хорошее имя, — улыбнулась Пеплогривка. Львиносвет не удержался, прижавшись к подруге и зарывшись носом в её шерсть.  — Ты просто не представляешь…  — Что?  — Как я тебя люблю… Пеплогривка фыркнула, со смехом поглядев на него, но тут же посерьезнела. Её голубые глаза искрились нежностью… и счастьем.  — Я тоже, — прошептала она, потёршись щекой об его щёку.  — Львиносвет! — донеслось с поляны. Его звал сам Ежевичная Звезда.  — Мне пора, — золотистый кот выпрямился и зашагал к выходу из детской. Интересно, что предводителю от него понадобилось?  — До встречи, — слабо отозвалась Пеплогривка, устало закрывая глаза. Воитель увидел Ежевичную Звезду прямо возле входа в детскую. Полосатый кот выглядел счастливым — будто котята родились не у Львиносвета, а у него самого.  — Поздравляю тебя, — кивнул он.  — Спасибо, — пролепетал золотистый воин.  — Котята — наше всё, — важно продолжал Ежевичная Звезда, — наше счастье, жизнь, будущее… Береги свою семью, Львиносвет, ведь это — самое родное, что есть в нашей жизни, — с этими словами полосатый кот вдруг поднялся с земли и направился в сторону палатки предводителя. Львиносвет озадаченно повёл ушами. Откуда Ежевичной Звезде знать об этом, если у него самого никогда не было детей? Наверное, он понял, насколько важна семья, когда воспитывал их с Воробьём и Остролистой, думая, что они — его настоящие дети. «Вообще, нашему предводителю и самому не помешали бы котята… От Белки», — неожиданно для себя подумал Львиносвет. Хотя Ежевичная Звезда довольно холодно вёл себя с глашатаей, золотистый кот был уверен, что он просто старается спрятать свои истинные чувства. Несмотря на это, воитель искренне хотел бы, чтобы они снова стали друзьями. Направляясь в палатку воинов, Львиносвету казалось, что он не идёт, а парит в воздухе, словно птица. Кот не думал ни о чём, кроме того, что он теперь — отец. А стоило вспомнить взгляд, которым его одарила Пеплогривка, когда он после рождения котят ещё раз признался ей в любви, как на душе у Львиносвета стало спокойно и легко, а сердце запело от счастья.