Путь пророка

      Вдалеке послышались раскаты грома и не по-весеннему холодный ветер донёс запахи грозы. Пора было прятаться, ведь если он вынесет холод и сырость с лёгкостью, его милой Элайзе нужно беречь себя. Иоганн познакомился со своей будущей женой ещё в детстве и всегда знал, какое хрупкое у неё здоровье. Хотя Элайза, конечно, была очень храброй и сильной. Это Фауст в ней и полюбил.       Сейчас Элайза уже почти спала и не обращала внимания на то, что супруг принёс её на кладбище. Ей не слишком нравились эти мрачные места упокоения, но только здесь Фауст мог спрятать её от любопытных глаз. Иоганн открыл дверь в чей-то фамильный склеп и, убедившись, что там безопасно, занёс внутрь свой саквояж и бросил его в дальний тёмный угол. Затем доктор вернулся за возлюбленной, которая ждала его на каменных ступенях. Мужчина подхватил сонную жену на руки и перенёс её через порог склепа, как когда-то через порог церкви. Дверь за ними закрылась, и Фауст сел прямо на пол, рядом со своей сумкой, не выпуская жену из рук. Им обоим требовалось поспать.       В полудрёме Фауст обхватил тонкую кость чуть выше запястья жены. Пульс не прощупывался. Элайза в последнее время плохо ела, худела с каждым днём и большую часть времени спала. Фауст увещевал жену, что таким образом она превратится в скелет, её болезнь ухудшится и она никогда не выздоровеет, но Элайза молча отказывалась от заботы. Иоганн старался проявлять настойчивость, ведь всего несколько месяцев назад он едва не потерял свою возлюбленную.       С тех пор, как Иоганн повстречал демона на улицах своего города прошло немного времени в масштабах человеческой жизни. Зато многое изменилось. Теперь он видел мир другим. Слышал всё, к чему раньше был глух. И мог произносить вещи, которые раньше боялся сказать. И он действительно обладал знанием, которое помогло ему исцелить Элайзу.       Когда Иоганн вернулся домой после той ночи, то чувствовал себя больным. Голова будто раскалывалась на части. Шатаясь он дошёл до своего жилища и рухнул на кровать. Наутро его нашла экономка, вызвала скорую, и доктора Фауста доставили в реанимационное отделение собственной больницы, так он был плох.       Три дня доктор провёл на грани жизни и смерти, пока на третью ночь его состояние внезапно не улучшилось. Медленно отключив себя от всех систем жизнеобеспечения, дабы не привлекать внимание мед персонала, доктор Фауст покинул свою палату. Раздобыв в пустой ординаторской халат и медицинские штаны, Иоганн нацепил их на голое тело и покинул лечебницу.       Голоса вернулись. Он слышал их повсюду, но теперь мог фильтровать, словно переключал радиоканалы в своей голове. Мозг адаптировался к ним, как и к новому сверх острому зрению. Фауст шёл босиком по холодной и мокрой каменной мостовой, прямиком к своему старому институту, в котором когда-то учился на хирурга. Он шёл быстро, иногда срываясь на бег. Доктору требовалось забрать одну вещь, которая поможет ему достичь своей цели.       Он всегда знал, что внизу, в архиве хранится книга его предка Йоханна Фауста I, и даже знал, что некоторые из его предшественников пользовались ей. Лишь теперь он знал, почему эта книга была так важна, кто её дал основателю династии Фауст и зачем её хранили столько лет в безопасном месте.       Проникнуть в институт было проще простого. В таком маленьком городке почти нигде не запирались двери. Лишь на двери в архив было несколько замков. Три материальных замка и один незримый ментальный запор. Со всеми четырьмя Иоганн расправился быстро — физические замки слетели с одного прикосновения, а охранная магия, казалось, только и ждала прихода молодого Фауста.       В пыльном архиве доктор быстро отыскал и магический алтарь и книгу, лежащую на нём. Взяв гримуар в руки, Фауст немного успокоился. Теперь у него имелось не только знание, данное Мефистофелем, но и инструкция, как правильно применить это знание. Инструментом же был он сам, его собственное тело, которое теперь источало магию в её чистой форме. Один из разделов магической книги особенно интересовал Иоганна. Ему требовалось во чтобы то ни стало овладеть древним искусством некромантии, и как можно быстрее научиться исцелять болезнь, которая ранее считалась неизлечимой. Доктор Фауст планировал найти лекарство от смерти. И преуспел в этом.       Путём длительных экспериментов, в ходе которых пострадали многие и многие люди, Фауст нашёл то, что искал. Разумеется, страдали лишь неправедные люди. Их пороки Иоганн распознавал с полувзгляда, с одной прочитанной мысли. Гниль сочилась сквозь их глаза, а глаза, как известно — зеркало души. К счастью, их жизненная сила не была очернена этой гнилью. Когда Элайза поднялась с операционного стола, Иоганн понял, что эти жертвы были не напрасны. Её улыбка стоила бы и сотни чужих жизней. Да, супруга была ещё безмолвна и холодна, но она могла ходить, и в глазах её Фауст видел прежнюю любовь. Слова были не нужны.       Чуть позднее Фауста постигло разочарование. Успех был мимолётным. Энергия, которую доктор перенёс в тело Элайзы иссякла, и она снова заболела. Иоганну требовалось продолжить свои эксперименты, но оставлять их в тайне становилось всё сложнее. Да и сам он выглядел подозрительно. Сперва его замкнутость и странность списывали на потерю супруги, но с каждым днём Фауст становился более и более отстранённым.       Иоганн честно пытался сохранять свою связь с социумом. В конце концов он был главным врачом в своей лечебнице и оставался практикующим хирургом. Фауст беседовал с коллегами в свободное время, пытался донести до них те открытия, которые совершил в познании смерти. Однако люди стали его бояться. Это был первородный страх, необъяснимый. И дело было даже не в тех словах, которые Иоганн произносил, и не в новых привычках. Вся новая суть отражалась в глазах Фауста. Это были древние глаза не человека.       Фауст видел насквозь всех этих самодовольных глупцов, слышал, как они шептались у него за спиной, и это сводило его с ума. Иоганн верил, что занимается истинным делом ради благой цели, и всё, что было до того — лишь детские игры. Разногласия между его новым мировоззрением и старым жизненным укладом, которому Фауст придерживался раньше, становились всё явственнее. Это неизбежно привело к конфликтам с медперсоналом лечебницы. Иоганн проклял своё окружение. И как же все они испугались, когда проклятия начали воплощаться в реальность. Что ж, мёртвые они были полезнее, чем живые.       Лечебница Фауста постепенно пустела — уходили клиенты и сбегал персонал. Иоганн встречал это с безразличием. Но голоса вокруг становились всё отвратнее, всё ужаснее. Фауст не мог спокойно пройти по улице не услышав о себе лживые сплетни. Он слышал их каждый день и не мог спокойно спать. Благо, Иоганн имел доступ к морфию в любое время дня и ночи. Наркотик помогал приглушить голоса и Фауст наслаждался тихим обществом своей любимой Элайзы.       Вскоре Фауст решил уехать. Это случилось сразу после того, как его особняк закидали камнями родственники умерших пациентов клиники. Больница более не функционировала, рабочий кабинет Иоганн мог оборудовать для себя где угодно. Фауст решил покориться алкающей крови толпе и ушёл, как они того и желали.       Фауст намеренно принял на себя роль изгоя. Он старался держаться подальше от городов, поближе к маленьким деревням и тихим кладбищам. Мёртвые были более приятной компанией. Они молчали и их пороки не бросались в глаза. Там, на кладбищах, Фауст мог практиковать своё тёмное искусство. Иоганн постигал его так же легко, как и любые другие науки. Элайза была впечатлена его растущим мастерством. Она была счастлива быть рядом с мужем не смотря ни на что.       Изредка Фауст возвращался в города, чтобы пополнить запасы провизии и лекарственных средств. Но люди не менялись в лучшую сторону. Иногда Иоганн подумывал, что стоит убить их всех, дабы в жизни после смерти они постигли те истины, которые показал ему Мефистофель.       Сквозь дремоту Фауст услышал шелест, словно сухие листья шуршали по каменному полу склепа. Доктор начал медленно просыпаться. Сейчас это давалось ему с трудом — он был измождён ещё больше, чем когда проводил многочасовые операции или корпел ночью над учебниками, готовясь к экзаменам в институте. Капли дождя уже стучали по крыше склепа и местами из прорех в ней капала вода. С трудом открыв глаза Фауст тут же закрыл их, ибо едва не ослеп.       Некто в белых одеждах стоял возле дверей склепа. От высокой статной фигуры исходил сильный свет. Доктор напрягся. Уже несколько раз смотрители ловили его в местах упокоения, но обычно он был один. Сейчас же на его руках мирно спала Элайза, и он не собирался давать её в обиду.       — В чём дело? — предостерегающе спросил Фауст, щурясь и прикрывая глаза ладонью. — Кто здесь?       Незнакомец не ответил. Свет, исходящий от него стал меркнуть. Теперь можно было разглядеть его струящееся белое одеяние, подпоясанное голубым кушаком и в тон ему высокие ботфорты. Пришедший чем-то напоминал католического священника. У него было одухотворённое лицо и светлая кожа, а печальный взгляд больших миндалевидных голубых глаз остановился на докторе, который сидел на каменном полу.       Фауст был измождён и грязен. Его жёлтые волосы местами побелели, а худоба стала болезненной. На руках доктора лежала женщина в обрывках розового платья. Некогда прекрасная Элайза. Несчастная была давно мертва, местами плоть отходила от её костей и исторгала отвратительную вонь, но Фауст ничего этого не видел и не замечал. Он верил в ту иллюзию, которую мог создавать с помощью магии демона.       — Я Архангел Михаил, член Небесного Воинства, — представился незнакомец, расправляя белоснежные крылья, которые до того были сложены за спиной. — Я тут, чтобы помочь тебе, Иоганн Фауст.       — Спасибо, мне уже помогли, и я весьма доволен результатом, — с доброжелательной улыбкой, но не без иронии, ответил Фауст.       — Помощь демона дорого тебе обходится, доктор, — продолжал Михаил, не обращая внимания на слова мужчины. — Я дам тебе шанс всё изменить. Ты ещё можешь начать жизнь сначала. Добрую, праведную жизнь.       Фауст рассмеялся. Это был отнюдь не смех праведника. Но Архангел был терпелив. Доктор уже начинал терять разум, и тем не менее, от этого не меньше был достоин спасения.       — А что, если я не хочу? — спросил доктор. — Я уже ждал помощи небес, и её не было. А сейчас ты приходишь и просишь меня отказаться от всего, чего я достиг?       — Да, ты многого достиг, но какой ценой? — ангел был печален. — На краткий миг ты вернул себе любимую женщину ценой многих и многих жизней, ценой своего здоровья и разума.       — Не тебе меня учить, — жёстко ответил Иоганн. — Жизнь — это иллюзия. Я врач и много лет был им. Я видел, как люди умирали. Не мирно, в своей постели, окруженными родней, а с болью и муками.       — Но жизнь и должна приносить боль, так она устроена, — продолжал увещевать Михаил.       — Да? И когда последний раз ты чувствовал боль? — спросил Фауст с вызовом.       «Когда мой брат присоединился к сонму Падших», — собирался ответить Архангел, но вместо этого сказал:       — Когда сын Георга Фауста Седьмого, талантливого врача и истинного воина света, обратился ко тьме…       Михаил бросил последний печальный взгляд и ушёл, оставив доктора Фауста в темноте. Его судьба более не забота небес. Было слишком поздно, зря Архангел смел тешить себя надеждой на лучший исход.       Михаил брёл по кладбищу, сложив свои белоснежные крылья, которые не пачкались в грязи. Он был задумчив, а потому не сразу заметил на одном из надгробий Мефистофеля. Уж слишком он походил на каменных ангелов в своей застывшей позе. Михаил невольно залюбовался им.       — Решил взять реванш, не предупредив меня? — с улыбкой спросил Архидемон, поворачивая лицо к собеседнику. — Коварный, коварный Архангел.       Михаил смутился, будто бы его застукали на месте преступления.       — Это был мой долг, — с бравадой ответил Архангел. — Я должен был предпринять ещё одну попытку.       — Неудачную попытку, брат мой, — усмехнулся Архидемон, а затем поднял своё лицо в небеса. — Сегодня дождь льёт прямо как в ту ночь.       Михаил поднял взгляд. Бог оплакивал доктора. Архангел не знал, почему он так важен, но всё же попытка его вернуть провалилась. И это было до боли обидно.       — Дождь скоро перестанет, и доктор покинет это место, — прошептал Михаил. — Теперь он весь твой.       Архангел двинулся дальше. Сегодня праздные разговоры его не забавляли.       — Постой, постой, брат мой, — со смехом произнёс Мефистофель, слетая с надгробия и изящно приземляясь прямо перед Архангелом. В отличие от белых крыльев ангела, крылья демона оставались сухими — вода стекала с кожистых перепонок.       — Чего ты хочешь? — обречённо протянул Михаил, смотря в глаза брата, которые горели в полумраке, словно уголья.       — Хочу, чтобы ты перестал меня винить за то, каким я стал, — без утайки ответил Архидемон, раскрывая объятия брату.       — Когда-то ты был членом Небесного Воинства, — ответил Михаил сквозь зубы. Его душила бессильная злоба. — Прекраснее и чище тебя был лишь Люцифер. Как же так получилось, Мефа, что вслед за Утренней Звездой пал и ты?       Архангел отвёл от себя руки Мефистофеля и прошёл мимо.       — Всё просто, Михаил, — сказал Архидемон ему вслед. На бледных губах застыла печальная улыбка, но ангел её не видел. — Когда-то Люцифер тоже пообещал мне то, что я считал потерянным. Своё сердце ты отдал Богу, а теперь, когда я на вражеской стороне, ты снова думаешь обо мне, брат.       Михаил замер и обернулся. Там, где ранее стоял Мефистофель, никого уже не было. Признание брата поразило его как лезвие меча. Слишком дорогую цену заплатил Мефисто, дабы сердце Михаила снова принадлежало ему, и даже доктор Фауст лишился меньшего ради своей Элайзы.