warmth

Через высокие проемы в стене пробираются лучи золотого солнца, которое дарит улыбку молодому юноше, сидящему от профессора на незначительном расстоянии, но это самое местоположение, совершенно не мешает ему щуриться и периодически заглядывать в окно. Где-то, всего лишь на три ряда повыше, сидит второй не сводящий взгляда с хрупкой фигуры, которая из-за подсаженного зрения выглядит расплывчатой, как будто к фотографии применили размытие по Гауссу на ноль целых пять десятых. В воздухе витает приторно сладкий аромат девичьих духов, а некоторые конкретно давят на связи мыслей в голове из-за чего не много подташнивает. Профессор, изредка поглядывающий на ряды студентов, бросал взгляд из –под очков половинок, которые, наверное, вышли из моды ещё в двадцатом веке, и снова бормотал материал ,периодически выкрикивая или критикуя авторов учебника, мол остолопы, зачем детям голову морочить? Сехун нетерпеливо ёрзал по старой вновь покрашенной в цвет ольхи и покрытой лаком скамейке, при этом кусая губы от нетерпения и предвкушения, которое захлестнуло его с головой, когда он рассматривал пейзаж за окном и наблюдал за тем, как две птицы купались в недавней луже, которую потерял рассеянный дождь по дороге домой. Вот один из пернатых зачерпывает воду и кидает её другому, который содрогаясь всем телом, боится даже на маленький шажок подойти к этой паутине не известности. Молодой , заключает про себя блондин и кусает карандаш, в котором прячет свою улыбку. Наверное, прошло двадцать минут, а может и все десять, хотя, по мнению времени, прошло три минуты, три нетерпеливых минуты и Профессор Бэк тяжело вздохнув, заключает свой долгий диалог с учебником, махая рукой на студентов ,для которых это знак «Свободны». Вскакивая с насиженного места, брюнет, который на три ряда выше, пересекает толпу любителей подождать, постоять , да скоро ли ты! и кладет руку на плечо блондина, который собирал вроде бы сумку или нет, но он как бы вздрогнул и Ким не виноват. После более - менее прохладной аудитории, выход в зону пожара, он же коридор, кажется невыносимым и два друга бросаются к и так занятому крану с водой. Брюнет, он же Чонин, закусывает свою нижнюю припухлую губу, которой завидуют в сторонке половина студенток, и осмотревшись вокруг выдёргивает руку из вспотевших ладоней Сехуна, который как-бы не заметил этого жеста, но огорчён. - Хэй! Кёнсу – хён! – Чонин машет рукой парню с до ужаса широкими глазами для азиата, с точки зрения иностранцев, и когда это чудо, которое До подходит к парню, чтобы за что-нибудь да отругать, брюнет выхватывает бутылку воды из его рук, смещаясь из толпы к крану в пустое пространство коридора, - спасибо – по-хамски улыбается Ким, после того как отдаёт бутылку и протирает мокрые губы. Из толпы на него смотрит хмурый с нотами синей тяжёлой обидой глаза Сехуна, что заставляет удовольствие Чонина рухнуть камнем вниз, размазав половину органов по стенкам мышц. По дороге до остановки, на которую Ким всегда без пропусков провожает О, обидевшийся и словом не обмолвился за весь путь. Он предлагает, сходить до того кафе, где есть любимый попутчиком баблл – ти и тот соглашается ,угрюмо кивая. Уже в кафе брюнет не выдерживает и начинает болтать о всякой всячине, даже о бежевых занавесках, которые не подходят этому заведению, с чем Сехун не соглашается и начинает было бы рассказывать о том, этому придурку, к чему этот цвет подходит, а к чему нет, пока не замечает блестящих насмешкой карие глаза Чонина, и понимает что свой спор я не разговариваю с тобой ,он проиграл. На вечерний Сеул накатывала волна зари, которая разлилась по небу, как мармелад ,внутри которого был жидкий центр со вкусом мандарина. Золотые лучи превратились в красные ленты, которые перевязывали облака своими телами и дарили тепло уже тем. Красные, горячие, как огонь. Просто люди не понимают, они ведь не могут обнять, то что , наверное, необъятное. По коже, в которую, может быть, втирали молоко или она и есть молочная субстанция, прошлась рука на несколько тонов ниже, если не на все десять – пятнадцать. Линия строгих губ извернулась так, что Киму была видна смущенная улыбка своего, наверное, друга, но который его любовник. Скользя своими руками по оголённой спине и утыкаясь в грудь своим носом, Чонин вдыхал запах молока со сливочным маслом и двумя ложками мёда, как запах, который точь- в- точь похож на аромат счастья и только на него. Очертив лицо Чонина своими прохладными от прогулки руками, Сехун нагнулся всё с той же наивной детской улыбкой и мягко коснулся кровоточащих губ ,в одном единственном месте, утягивая за собой в царство, которое радость и любовь. - Мандарин. - Что? – ошарашено поднялся Сехун с налёжанного места, которое так не хотело отпускать его хрупких плеч и лопаток из своих объятий. - Твоя конфета со вкусом мандарина, - улыбнулся Ким, повернувшись к парню, - она оставила тепло на моей коже, хочешь проверить? - Ким Чонин, сколько тебе лет, чтобы непонятно волочить за собой груз бестолковых выражений? – усмехнулся Сехун и вернулся обратно в объятья скрипучей кровати, завернувшись в одеяло. - Да ну тебя.