My Dinner with Five

На фляге довольно грубо выгравировано «Долорес». Пятый выливает половину ее содержимого в свой молочный коктейль. — Чувак, это отвратительно. — У меня было и отвратительнее, — замечает Пятый, облизывая глазурь. — Ты имеешь в виду, в апокалипсис? — Диего наклоняет кружку с пивом ближе ко рту. — В 1950-е, — поправляет Пятый, вытирая губы. Диего улыбается, но с братом эта улыбка всегда выглядит как полуоскал. С ним вообще стоит следить за своими словами. — Ты не особо рассказывал о тех временах, когда у тебя была эта сумасшедшая работа. — Вы, на самом деле, отлично сделали вывод о них самостоятельно, — он пожимает плечами, — вряд ли я смогу что-либо добавить. Диего бы не согласился, но тот знает лучше. Он не любит, что в разговорах ему приходится ходить на цыпочках вокруг гениальности мальчика. Черт, разве они не выросли вместе? Это не должно быть настолько сложно. Он напоминает себе о том, что весь этот «жидкий ужин» был идеей Пятого. — Итак, — начинает Пятый. — Пока мы пьем и выстраиваем это поддельное ощущение близости, почему бы тебе не рассказать мне о той девушке-полицейском? Ладонь Диего замирает на кружке с пивом. Кажется, будет нелегко. — Ты о той, которая умерла? — он пытается сделать свой тон нейтральным. Пятый улыбается в своей привычной деловой манере. — Именно о ней. Диего потирает лоб. — Разве у нас уже не было этого р-разговора? Черт, он не должен волноваться по этому поводу. Но именно так это и работает, верно? Все рушится как раз тогда, когда ты пытаешься взять это под контроль. — Ага, но все, что я могу вспомнить, так это рассказы о ее физических качествах, — отвечает Пятый. — А, и еще тот факт, что она верит в лучшее в людях. Это немного расплывчатое определение, не думаешь? Добровольцы Корпуса Мира сказали бы то же самое. Диего откидывается назад в своем стуле. Кафе достаточно шумное, и его голос почти не будет слышно, но он все равно не хочет произносить это вслух. Рана еще свежа, к тому же, он никогда не был хорош в выражении собственных чувств словами. Здесь он будто словно слон в посудной лавке. Вместо этого он спрашивает: — Что ты хочешь знать? Пятый делает глоток своего щедро приправленного водкой молочного коктейля. — Как вы познакомились? Ну, это легко. Диего рассказывает ему о полицейской академии. — Она была лучшей на моем курсе. Я был… кажется, третьекурсником. Мы делились друг с другом своими… страхами о системе и, устроившись в п-полицейский участок, поклялись никогда не давать начальству изменить нас. — Дай угадаю, — Пятый тянет гласные. — Она что-то да изменила. Диего нежно улыбнулся. — Неа, на этом все. Она нашла возможность связать свою жизнь с тем, что любит. Быть собой и работать с законом. Пятый поднимает голову. — Как думаешь, это наша семейная черта? — Мм? — Не иметь возможности следовать закону. Ни один из нас не преуспел в этом. Диего проводит пальцами по гладкой полоске шрама на его виске. — Может быть. Я-я думаю, это все равно не особо сработало бы с нами, в конце концов. Пятый уклончиво хмыкает. — Это ни с кем не срабатывает. Просто не может. Многие люди в отношениях получают только один шанс попытаться. Большинство. Диего смотрит на него с остротой во взгляде. — Объяснишь, почему ты — не «большинство»? — Мм, это не является для меня необходимостью, — и он шумно отпивает глоток из своего стакана, заставляя Диего сильнее сжать пальцы под столом. Пятый одновременно любит и не любит играть с людьми, и это просто сумасшедшее противопоставление. Диего был бы злее, если бы его брат делал это умышленно. Но в девяти случаях из десяти он просто говорит то, что на самом деле думает. — Моя точка зрения заключается в том, — продолжает Пятый, — что ваши отношения все еще могут быть спасены. Просто стоит попытаться еще пару раз. Диего постукивает пальцами под столом. — Ха-ха, очень смешно. — Я редко бываю в настроении шутить, и это не один из таких случаев. Я могу дать тебе еще одну попытку. Или парочку, в зависимости от того, как сильно ты облажался. В любом случае, это все проба, ошибка. Диего качает головой. — Хватит. — Что хватит? Разве ты не хочешь увидеть Элеонору еще раз? — Юдору, — он почти рычит. Пятого это совсем не впечатляет. — Мои извинения. Юдору. Все равно, разве ты не хочешь? Диего выдыхает. Звучащее в колонках медленное кантри, шелест обуви официантки, шумное бульканье кофемашины — все это подталкивает его ближе к краю. — Это тест или что-то еще? — Тест? Нет, скорее услуга. — Услуга? Тебе что, ж-жаль меня? Пятый хмурится. — Думаю, я хочу извиниться за некоторые сказанные мной вещи. Диего пялится на него в неверии. Пятый тяжело вздыхает. — Ну, вроде тех, когда я подразумевал, что ты глупый. — Неа. Ты не подразумевал это, ты говорил прямым текстом. — Видишь? Я пытаюсь загладить вину. Иначе для чего еще нужны братья? — и он протягивает ему свою флягу. Диего это не нравится. Он вдруг понимает, что больше любит Пятого-мудака, потому что Пятый-мудак может и является маленьким куском дерьма, но он хотя бы знает, как себя с ним вести. — Дай-ка мне подумать. Ты говоришь… — Я без проблем отправлю тебя в прошлое, — Пятый кивает. — И ты сможешь дать твоим отношениям с Юдорой еще один шанс. Диего наклоняется ближе к нему. — Подожди… почему бы просто не предотвратить ее убийство? Пятый гримасничает. — Ммм… Интересно, почему же? — Почему? Иисусе, еще бы тебе спрашивать… — Не лучше ли начать заново? — Он спрашивает со всей своей невинностью. Диего задирает подбородок вверх. — Почему бы тебе не выбросить эту флягу? Купи новую, начни заново. Пятый смотрит на имя Долорес. Надпись неаккуратная, но она вырезана с любовью. На секунду он зависает на ней. — Оу, понимаю. Нет, теперь правда понимаю. Диего качает головой. То, что его брат действительно к чему-то привязан — чудо. — Но, в любом случае, предотвращение ее убийства было бы сложным, — говорит Пятый, поднимая взгляд. — Я имею в виду, помимо того, что Куратор оторвет мои еще не до конца развитые яйца… Если Юдора не умрет, это может перемешать события и привести к апокалипсису. — И? Кому это, блять, важно? — Хочешь сказать, что судьба целого человечества сравнима с жизнью твоей девушки? Я бы сказал, много кому это важно. Диего опускает свой стакан на стол. — Слушай, было очень весело, но нам пора. У меня сложный день завтра. На мгновение Пятый даже выглядит разочарованно. — Да? — Ага. — То есть, ты не хочешь попробовать еще раз? — Ты не понимаешь и никогда не поймешь. Время, которое ты проводишь с человеком… такое случается только однажды. Оно особенное, и оно ушло. Второй раз другой, не такой же. Он достает несколько долларов и кладет их на стол, собираясь подняться, когда Пятый снова начинает говорить. — О… Тогда, полагаю, в моем возвращении не было смысла, не так ли? Диего не понимает, о чем идет речь. — Что ты имеешь в виду? — Ну… Если считается только первый раз, если он такой особенный, тогда… думаю, это неважно. Оу. Диего садится обратно. Он, возможно, не настолько гениален, как его брат, но доходит до него довольно быстро. — Хэй… Я не… это не… это не относится к тебе. — Нет? Это звучало вполне универсальным. Диего внезапно чувствует стыд, даже если извиняться тут должен Пятый. Он ребенок. Он твой маленький брат. Он провел в одиночестве пятьдесят лет. — Ты не должен слушать то, что я говорю. Пятый пожимает плечами. — Было бы невежливо с моей стороны сидеть здесь и не слушать. Диего мог бы сказать да, конечно, ты хорошо с этим справляешься. Но он не говорит, вместо этого наклоняясь ближе. — Могу ли я увидеть флягу? Пятый отшатывается назад. Он смотрит на Диего с подозрительностью. — Зачем? — Просто хочу подержать ее. — …хорошо. Но он не сдается так легко. — Вот так, давай мы будем держать вместе, — Диего протягивает ему ладонь. Пятый осторожно помещает туда флягу, не убирая с нее руки. Они сидят так пару минут, и Диего рассматривает пальцы брата. — Когда ты вырезал ее имя? — Кажется, мне было двадцать два, — медленно отвечает Пятый. — Ага… в двадцать два люди всегда творят глупое дерьмо. — Эй! Но оба умудряются улыбнуться, улыбнуться искренне, будто они обменялись понятной только им шуткой. — Я скучал по тебе, Синко. Пятый пугается. Он почти убирает руку. — Боже, ты все еще помнишь это. Диего смеется. — Конечно. Маленькая месть для мухлюющего на тренировках Пятого. Хэй, Синко де Майо! Это должно было быть ужасным оскорблением, но в итоге медленно перетекло в милую кличку. Подожди, Синко! — Я, эм… когда ты исчез, я чувствовал себя виноватым по поводу этой клички. Я извинился, надеясь, что ты вернешься о-обратно. Пятый прикусывает нижнюю губу. — Хотелось бы мне это видеть. — Ага, я выглядел, как идиот. Они опять улыбаются. Второй раз, когда они это сделали. — Предложение все еще в силе, — продолжает Пятый. — Но мне жаль. — Спасибо. «Знаешь, я не убил Ча-Чу только потому, что вспомнил твои слова. Твой голос в моей голове. Ты был прав. Юдора не хотела бы, чтобы я это сделал», — вот, что он хочет сказать, но снова не справляется со своими эмоциями. Слон в посудной лавке, и все тут. — Мне жаль по поводу Долорес, — говорит Диего вместо этого. — О, все в порядке. Она все еще жива. Просто… просто больше не моя. — Это все равно больно. — Все равно больно, — тихо соглашается Пятый. И они оставляют этот разговор нетронутым. — Я знаю, что не могу тебя остановить, — говорит Диего, — но, если ты когда-нибудь еще будешь путешествовать так далеко, оставь записку, хорошо? Пятый кивает. — И инструкцию. Вы, ребята, довольно беспомощны без меня. И это уже третья улыбка. В ней даже читается смех. Диего заказывает Пятому еще один милкшейк, а себе берет немного яблочного пирога. — Разве у тебя не должен быть трудный день завтра? — Я ведь сам себе босс, ага? — смеется Диего. Пятый закатывает глаза. Да, он скучал по этому идиоту.