Сказ про злобного некроманта, Масечку и не очень умного рыцаря

Ариману часто подбрасывали под дверь всякие гадости. Репутация у него, как и у всех некромантов, была так себе. Несмотря на то, что лично он, Ариман, никому ничего плохого не сделал (а если и сделал, то не специально, а если специально, то они сами виноваты), люди упорно продолжали винить его во всех происходящих бедах разной степени ужасающести: от невсхода картошки до появления в лесах кровожадных тварей. Так как открыто вредить некроманту никто не осмеливался, люди предпочитали вредить исподтишка, искренне считая, что Ариман расстроится, если под дверь ему подбросить тухлые потроха, дохлых крыс или воронов, пучки вонючих трав, отпугивающих нечисть. Ариман же не расстраивался. В хозяйстве всё пригодится: и травы, хоть и вонючие, но входящие в состав многих зелий, взваров и мазей, которые потом с превеликой охотой эти самые «мстители» и скупали, а всё остальное вполне годилось на прикормку нечисти. Некромант, к его чести, в долгу за столь щедрые дары никогда не оставался. Чесотку или внезапно пробравший понос с Ариманом никто не связывал, а зря. В общем, Аримана особо и не заботило, что под его дверью периодически появляется какая-то гадость. То есть не заботило до сегодняшнего дня, потому как такого ему ещё никогда не подкидывали — и это была всем гадостям гадость. Лучше б это оказался мешок с потрохами. Но это был ребенок. Обычный упитанный человеческий карапуз, мирно спящий в здоровенной плетеной корзине с ручками. Пока Ариман рассуждал, что ему делать, малыш проснулся, обвел пространство взглядом небесно-голубых глаз, задержавшись на Аримане, и, секунду поразмышляв, взвыл дурниной. Ариман сразу понял, почему детеныша подкинули, и поспешил затащить корзину внутрь своего жилища, пока никто в округе не услышал плач и не решил, что проклятый некромант ещё и детей жрет. Опять выйдут со своими факелами да вилами, а на следующий день под покровом ночи пожалуют тайком ожоги лечить да вилы из задов вытаскивать. Ребенок продолжал орать. Ариман на всякий случай потрогал его пальцем. Ребенок замолчал, но тут же взвыл с новой силой, широко открывая беззубый рот. В корзине под одеялом к огромному облегчению Аримана, обнаружились бутылочка с молоком и письмо в конверте, явно объясняющее происходящее. На здравомыслие людей, подкидывающих к чужим дверям ребенка, некромант понадеялся зря. В письме очень корявым почерком и с кучей ошибок — видно, писарь был не великого ума — было написано, что-де «прокормить не имеем возможности» и «не обессудьте и приютите», а ещё «девочка здоровая». Письмо в руках обескураженного и крайне разозленного некроманта вспыхнуло само собой. — Да чтоб тебя! — ругнулся Ариман, дуя на обожженные пальцы. Девчонка, воющая белугой, внезапно замолкла, а потом заливисто засмеялась. — Что, нравится, когда другим больно? — с наклюнувшейся симпатией спросил некромант. Девчонка продолжала беззубо лыбиться, и через десять минут Ариман с удивлением обнаружил, что держит мелкую пакость на руках и напевает ей колыбельную про страшных зомби, которые оторвут всем ручки и ножки, скушают мозги, а потом отправятся сладко спать в свои могилки. Ну, или в чужие, зомби — они неразборчивые. — Проклятье! — воскликнул Ариман, укладывая ребенка в корзинку и брезгливо отряхивая руки. Всколыхнувшаяся вдруг в его черной душе нежность по отношению к орущему комочку плоти здорово его напугала. — Наверняка это черная магия! Малышка заплакала, и некромант вдруг вспомнил, что так ее и не покормил. Пришлось, чертыхаясь про себя, сделать и это. После еды девочка практически сразу уснула. Некромант, глядя на причмокивающую во сне гадость, чуть снова не поплыл, но вовремя уловил накрывающий его приступ умиления, сам себе отвесил оплеуху и поспешил одеваться — девочку стоило отнести в место, где о ней могли позаботиться. *** О доме сирот тетушки Марты некромант особо ничего не знал, но эта самая тетушка не раз и не два посещала его владения, пополняя запасы лекарственных зелий, сетуя на то, что детишки-сорванцы никак не могут усидеть на месте и никакой мази против ушибов на них не напасешься. Его она не боялась, и некромант искренне считал, что это оттого, что она работает с детьми, а всем известно, что дети — это куда страшнее и опаснее любого некроманта. Словом, Ариман был уверен, что в доме сирот здоровую маленькую девочку примут с распростертыми объятьями, может, даже какую-никакую семью ей подыщут, кто знает. Путь до этого самого сиротского дома выдался нелегкий — девчонку в корзине пришлось накрыть сверху одеялом, чтобы никто ее не увидел, и за Ариманом, ко всему прочему, не закрепилась бы слава детоубийцы. Всё шло хорошо, пока девочка не изволила проснуться, а как проснулась — начала надрывно орать так, что испугала коня, который до этого верой и правдой служил некроманту десять лет и видывал на своем веку такое, что не боялся ничего и никого. Как оказалось, никого, кроме маленького человеческого детеныша. Когда конь очередной раз запнулся и нервно застриг ушами, Ариман, ругаясь уже в голос, попробовал девочку успокоить. Его нервное и слегка угрожающее «а-а-а-а» девчонку если не успокоило, то позабавило, орать она стала тише. Некромант живо себе представил, какая картина развернется пред глазами тетушки Марты: невинный волоокий младенец, над которым с перекошенной мордой склонился злобный орущий колдун. Ребенку-то явно нравилось, но тетушка Марта не будет в восторге. Выбежавший на дорогу одинокий тощий волк, услышав грозное некромантово «а-а-а», трусливо поджал хвост и поспешно сиганул обратно в лес, явно намереваясь никогда больше оттуда не выходить. Пришлось сменить репертуар. В итоге весь путь до проклятого сиротского дома превратился для некроманта в непрекращающийся ужас и кошмар — как только он замолкал, девочка начинала орать, так что пока добрались, Ариман успел спеть вредному младенцу все песни, которые только смог вспомнить, а помнил в основном срамные, и в конце концов начал напевать слегка искаженные заклятия для призыва духов — те звучали очень мелодично и малышке явно пришлись по вкусу: орать она перестала и, к большому облегчению некроманта, снова задремала. Тетушка Марта, увидев на пороге некроманта с маленьким ребенком на руках, и бровью не повела. Ариман даже восхитился ее выдержкой, но потом услышал истошные крики, доносящиеся из-за забора, грохот, возмущенное «куда ты прешь?» писклявым мальчишечьим голосом и не менее писклявый ответ, предлагавший обидчику найти дорогу по направлению чуть ниже копчика. Да-а-а, если тут такой гомон ежедневно, неудивительно, что эту даму уже ничего не удивляет. Тетушка Марта, доселе молчавшая и благодушно улыбающаяся, неожиданно жестко, по-командирски рявкнула: — А ну заткнулись там все! Некромант нервно дернулся, махнув свободной рукой. Ближайшее дерево вспыхнуло, как спичка. Из-за забора донеслось слаженное: — Ух-ты-ы-ы! Марта, скучающим взглядом окинув полыхающее дерево, как будто видела самовоспламеняющиеся елки каждый день, радушно пригласила Аримана войти: — Пойдемте, чего на пороге стоять. Вы заходите в дом, я пока мальчишек попрошу, чтобы они деревце потушили. Некромант быстро зашел в дом, провожаемый десятком любопытных детских взглядов. Дом был светлый и очень большой, двухэтажный. Оно и неудивительно, где-то же нужно было размещать всю эту ораву. Снова послышался зычный рык тетушки Марты. Некромант очень надеялся, что ее пламенная речь: «Маленькие выродки, чтоб вас черти драли! А ну отойдите от колодца, пока я вас сама в нем не утопила к такой-то матери!», — ему только послышалась. Просто удивительно, как маленькая, хрупкая светловолосая женщина, с лика которой вполне можно было писать портреты великомучениц, могла производить такие звуки. Вскоре дверь скрипнула и зашла раскрасневшаяся и растрепанная Марта: — Дети, — извиняющимся тоном пояснила она. — Так с чем вы ко мне пришли? — спросила она, как будто и так было не ясно. — Вот, — Ариман продемонстрировал ребенка. Девочка, будто почувствовав, заворочалась, открыла ясные глаза, оценила окружающую обстановку и взвыла. Что, впрочем, было совсем неудивительно, некромант, впечатленный серыми буднями сиротского дома, и сам был от этого недалек. — Ой, а кто это у нас такой сладкий? — засюсюкала тетушка Марта, умиленно глядя на девочку и, не переставая улыбаться, услышав грохот на втором этаже, гаркнула: — А ну прижали задницы, сучьи дети! Девчонка от неожиданности перестала орать. Вновь вздрогнувший Ариман против воли подумал, что, может быть, сиротский дом тетушки Марты не такое уж подходящее место для маленькой девочки. Она, конечно, тоже не упускала возможности поорать, но всё же… — Так, говорите, хотите оставить девочку на попечение? — скорее утвердительно, чем вопрошающе. Ариман не стал вдаваться в подробности и оправдываться, просто кивнул: — Да, хочу. Возьмете? — Ну как же я могу не взять такую крошку, — заулыбалась Марта. — Всё строго конфиденциально, насчет этого, господин Ариман, можете не переживать. Ариман к этому времени уже так издергался, измучился и вымотался, что даже не обращал внимания, что девчонка уже пару минут как мусолит во рту его амулет на цепочке. Некроманту, если уж совсем откровенно, сейчас на конфиденциальность было наплевать — пусть тетушка хоть каждому встречному рассказывает, что отвоевала невинное дитя в неравной схватке, лишь бы она забрала ребенка и некромант мог вернуться к своей спокойной жизни. — Я не осуждаю, — задумчиво произнесла вдруг тетушка Марта. — Оно и правильно, что крошку сюда принесли. У вас работа опасная, за дитем пригляду никакого, да и не дешевое это удовольствие нынче, ребенка содержать. Я вот, с детками своими, еле концы с концами свожу, иной раз их всех покормлю, а сама голодной спать ложусь, — Марта намекающе глянула на поясную сумку некроманта. Тот, пожав плечами, понятливо вытащил бархатный черный мешочек с деньгами. По правде говоря, отдавать все тридцать монет было жалко, но, во-первых, за избавление от такого геморроя, как человеческий детеныш, можно было отдать и больше, а во-вторых, раскрывать мешочек и скупо отсчитывать монетки было бы стыдно. Судя по алчному взгляду Марты и проворности, с которой мешочек исчез в одном из многочисленных карманов ее платья, деньги она вряд ли планировала потратить на пропитание бедных сироток. Впрочем, дети, которых Ариман успел разглядеть, были одеты вполне неплохо, да и от голода никто из них явно не страдал, видно, пожертвования были регулярными и тетушка никого, включая себя, не обделяла. — Ну что ж, — довольно улыбнулась она. — Малышку можете оставлять, не волнуйтесь, она будет в надежных руках. Уж я-то о ней позабочусь, не извольте беспокоиться! Глядишь, такой красивой и здоровой девочке и опекуны найдутся, будут как собственную дочь растить! А покуда не забрали, приезжать можете, навещать ее! Некромант передернул плечами. Навещать. Вот ещё! С видимым облегчением он всучил ребенка Марте. Девчонка, естественно, тут же истошно, с визгом заорала, ужом извиваясь в руках женщины. Некромант быстро, почти бегом, поспешил убраться из дома, стараясь не слушать криков. На удивление, чувство облегчения сменилось тревогой и каким-то неясным ощущением того, что он как будто сделал что-то не так. Помотав головой, отгоняя навязчивые неприятные мысли, он оседлал коня. Всё ещё был слышен крик девочки и приглушенное «ну не плачь ты так, масечка!» Марты. Масечка, надо же! Ариман фыркнул и дернул за поводья. Однако, даже в привычной обстановке родного дома, некроманта продолжали одолевать сомнения. Ариман никак не мог совладать с чувством, которое подсказывало ему, что он сделал что-то не так, оставил что-то нужное… Ну точно, тридцать монет, куда это годится? Да за тридцать монет можно жеребца купить! За деньгами некромант вернулся тем же вечером. Масечка забралась как-то сама собой.