***
Гримерка снова опустела. В ней остались только двое: Хёнджин и Феликс. Никто из них, в отличие от остальных мемберов, не желал выходить отсюда. В комнате было тихо, только томные вздохи Феликса едва нарушали её. Оставшись с Ли наедине, Хван чувствовал себя более, чем хорошо. — Как чувствуешь себя перед концертом, моя милая леди? — тишину нарушил Хёнджин. — Да вроде бы все хорошо, — Феликс оторвался от своего телефона, — а почему ты спросил? — Да так, чтобы начать диалог, — Хван усмехнулся. В ответ последовало короткое «А».***
И вот уже Феликс сидит на одном из столов с огромным зеркалом, с какой-то ревностью прижимая Хёнджина к себе, обхватывая ногами талию старшего. А Хван, обхватив своими сильными руками хрупкое тельце Ли, жадно впивается в сладкие губы младшего. Он его хочет, безумно хочет. В этих черных обтягивающих джинсах он выглядит так по-блядски, что его хочется нагнуть прямо на месте без задержек и слушать эти возбуждающие глухие стоны. Хёнджин отстраняется от уже опухших от многочисленных поцелуев губ, пытаясь освободить разум от таких мыслей. Сейчас нельзя — скоро концерт. Но разве это его остановит? У Феликса слишком блядское личико, чтобы сейчас остановиться. Глаза младшего горят, как у маленького голодного детёныша. «Продолжай» — горячо шепчет он на ухо. Плевать на то, что уже через несколько минут концерт. У Хенджина закончилось терпение, что старший прямо нападает на такого беззащитного Ли. Они оба этого хотят, нужно продолжать.***
Хван оставляет багровые засосы на ключицах, шее Феликса, руками сжимая излюбленные ягодицы младшего. Ли поддается вперед, целуя и скуля в губы старшего, прося большего. Хёнджин поцелуями вновь возвращается к мягкой коже шеи, нежно целуя и облизывая языком оставленные им засосы. Феликс уже не сдерживается — из его уст выходит глухое развратное «Ах». Ли все больше раздвигает ноги, приглашая Хвана «в гости». Хёнджин оценивает и одобряет приглашение, прижимая горячее тело к себе. — Я хочу услышать твои стоны громче, — шаловливый язык уже исследует ухо Феликса. Ли не успевает что-либо сказать, от такого удовольствия он способен издавать только стоны. — Аах, Аах, Хенни, ааах, ещё! Разум Хвана отключается, теперь он следует исключительно инстинктам. Хёнджин укладывает возбужденное тело младшего на спину, раздвигая его согнутые ноги в стороны. Старший «нападает» на губы Ли, кусая их, а укусы зализывая языком. Феликс пытается сдерживать стоны, чтобы их никто не услышал, но все попытки обрушиваются. Возбужденные стоны становятся громче. — Открой ротик, малыш. — Да, папочка… Феликс послушно открыл рот, впуская язык Хенджина домой. Их языки сплетаются и, будто танцоры, «танцуют» вместе. Обоим становится невыносимо жарко, от чего хочется разорвать эти вещи на клочки, но нужно помнить — концерт! Хёнджин останавливается, переводя тяжёлое дыхание. Феликс лежит перед ним весь красный, в Хенджиновых засосах и такой беззащитный. Хван, руками сжимая внутреннюю часть бедра, прилипает к любимой феликсовой шее. Она всегда для него открыта, что даже Феликс отводит подбородок в сторону, открывая другие, ещё необследованные участки. Только Хван начинает их исследовать, как в дверь гримёрной стучат. — Эй, парни, через пять минут концерт, выходите! — это, кажется, Чан. Хенджину приходится оторваться от желанного тела. — Стой! — шепчет Феликс. Хван останавливается, недоуменно глядя на Ли. Младший берет старшего за подбородок, опуская его, и облизывает хенджиновы губы. — Пойдем, папочка, — этот маленький негодяй спрыгивает со стола и идёт по направлению к двери. «Не волнуйся, малыш, я тебя ещё сегодня накажу» — думает про себя Хёнджин, выходящий из гримерки.