The deal

Слэш
R
Завершён
84
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
10 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
84 Нравится 7 Отзывы 12 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Примечания:
23:07 Переливы заевшей, как старая пластинка, на подкорке мелодии телефонного звонка беспощадно режут слух, заставляя полупьяную голову вибрировать изнутри. Максанс кое-как ставит очередную бутылку пива на стеклянный чёрный столик возле дивана и хаотично шарится руками в темноте в поисках злосчастного источника звука. Найдя телефон, он морщится от яркости, не сразу замечая, от кого исходит вызов. Сказав, что он удивился или не ожидал, Фовель бы соврал. Где-то внутри он ждал этого звонка. Был точно уверен, что когда-то это случится. Это было неизбежно. Потому что Аксель всегда возвращается, когда ему становится скучно с другими игрушками. С тех пор, как Макс демонстративно хлопнул железной дверью квартиры с панорамным окном, они не виделись. Аксель совершенно пропал со всех радаров. Не звонил, не писал, не напоминал о себя навязчивыми историями в инстаграме, не пытался найти Фовеля, пока тот бездумно заливал в себя литры алкоголя. Но пустоту им заполнить никак не выходило. От слова «совсем»… Парень за эти дни впал в беспросветное беспамятство. Потерялся во времени, даже не смотря на дату. Он не знал, сколько дней, месяцев или может даже лет прошло с их последней роковой встречи. Знал только, что как всегда умирает без него. Знал, что кровь медленно, блять, гниёт в венах без него. Знал, что сколько бы лет ни прошло, огромная рана внутри, имеющая броское и режущее слух название «Аксель Орьян» не затянется, и даже алкоголь не облегчит пытку. Иронично. Только алкоголь всегда был рядом, когда Максу было неописуемо херово. Все чувства и воспоминания сейчас кажутся такими далекими, недосягаемыми, пока он на дне чёртового океана алкогольного опьянения и бесконечных попыток испытать самостоятельно эту «прелесть» секса на одну ночь. Орьян же часто практиковал такое, так почему Фовель не может позволить себе тоже самое? Он и не помнит, когда последний раз выходил из дома. Наверное, и та вылазка была за сигаретами, шириной в средний палец, и парой бутылок водки, ну и на всякий случай какой-нибудь подвернувшейся под руку едой, чтобы элементарно не сдохнуть от голода, как животное. Не помнит конечно же имени той последней с Пигаль. Не помнит, сколько денег просовал ей тогда в лифчик. Помнит лишь то, что уже в который раз ничего не получилось. Чёртов алкоголь отбирает у него сладкую возможность потрахаться, не вспоминая на утро, но без него Фовель не живёт последние месяцы. Хотя, где-то глубоко внутри он понимал, почему ничего не выходит на самом деле. Потому что как вообще может вставать на какую-то первую попавшуюся, потасканную шалаву после него? Как можно заводиться от грязных, отточенных, автоматических прикосновений путаны после его небрежных, неконтролируемых, вездесущих касаний, рассыпающих дрожь по телу? Как можно испытывать удовольствие от вкуса губ, напоминающих наждачную бумагу, которые терзали сотни Парижан и пьяных туристов, после его пухлых, нежных и сладких, которые виртуозно и неизбежно манили одним своим видом? Как можно чувствовать влечение даже к самому красивому женскому телу, готовому отдаться тебе прямо сейчас, после его худощавой, маленькой, хрупкой, но рельефной фигуры, которая выглядела, как новый архитектурный шедевр? Как можно без отвращения слушать пошлые оры проститутки местного разлива над своим ухом после его бархатистых, невинных, но заставляющих кровь бурлить, будто выкипая, стонов, полных разрывающего удовольствия? Как можно жить после Акселя Орьяна? Сейчас вся царапающая боль смешалась с золотистым виски в стакане. Все кровавые раны на изуродованной душе стали незаметны на фоне дешевого красного вина. Он, вроде, добился того, чего хотел. Он утонул. Но почему же так пусто внутри, а кошки продолжают скрести по израненному сердцу, протяжно воя, будто они, блять, рожают стаю? Увидев на дисплее имя, ни на секунду не перестающее разбрасывать порванные листы бумаги в голове Фовеля, он похабно, но тоскливо ухмыльнулся в бреду. Конечно же внутри всё так же. Всё так же переворачивается при любом его упоминании. Так же взрывается. Так же возрождает облик убийственных глаз, которые, кажется, всегда наблюдают за ним. Интересно, сколько новых жертв нашли в них своё пристанище с тех пор? Он так хочет взять трубку. Хочет орать, выть, рыдать, надрывая глотку. Хочет высказать ему всё. Хочет рассказать о том, как он сходит с ума в четырёх стенах своей квартиры без него. Рассказать о том, как он бесчисленное количество раз избивал стену, снося костяшки к чертям, не задумываясь. Хочет, захлёбываясь, изливаться о том, как же сильно он скучает, нуждается, не выносит его отсутствия. Хочет выпалить на одном духу все свои безумные желания, которые всё это время зарождались в его голове. Описать то, как он изощренно желал до боли связать запястья Акселя, заткнуть его рот первой попавшейся тряпкой, со всей силой вжимать его во все стены квартиры, нарочито жёстко впечатывая до падающих перед глазами звёзд. Как хотел снова дико изучить языком его рот, каждую частичку которого знает наизусть. О том, как хотел злостно бросить его на постель, властно прижать его голову к матрацу, заставляя задыхаться, и трахнуть, вымещая всю свою раздирающую боль, которая копилась в нём, кажется, целую вечность, помноженную на тысячу световых лет. Хотел заставить его изнемогать от жестокости, которая приносила бы удовольствие обоим. Хотел заполнить эту блядскую тишину, беспощадно давящую на барабанные перепонки, сладостными стонами, по которым так смертельно соскучился. Хотел касаться губами шеи, по которой так изголодался. Терзать зубами любимую родинку возле ключицы. О том, как мечтал развязывать крепкие узлы на верёвке, освобождая тонкие, изящные запястья, на которых теперь красовались царапины и синяки, а затем нежно покрывать поцелуями каждый поврежденный участок кожи. Мечтал припасть к губам невесомо, еле-ощутимо, медленно, предварительно остервенело искусав до крови. Мечтал погрузить его в ночной кошмар, в котором находился всё это время сам, а затем спасти, чего никто не сделал для него. Он хочет кричать о том, насколько сильно он ненавидит его, а потом слёзно умолять простить и наконец вернуться. Он мог бы растянуть тираду о накопившемся дерьме на часы и больше, но предпочёл просто отклонить вызов и, со злобой кинув телефон на диван, с диким рёвом впечатал ещё не заживший кулак в стену, затем сползая по ней, заливаясь сумасшедшим, истерическим смехом, разбивающимся о каждый предмет этой чёртовой комнаты, которая, казалось, уменьшается с каждой секундой, сжимая Максанса этими блядскими четырьмя стенами. Слёзы непрерывными потоками стекают по лицу, а адский смех продолжает разливаться по одинокой квартире, в которой сошёл с ума один несостоявшийся человек. После ещё нескольких пропущенных вызовов начались сообщения. Видимо, Орьяну настолько невтерпёж. Фовель специально сильно ударяется макушкой о стену позади, надеясь выбить из себя все воспоминания, раз залить алкоголем не получается. Но, как это ни прискорбно, он не теряет сознание, не перестаёт слышать отвратительные звуки уведомлений, а назойливые сообщения лишь продолжают приходить, озаряя комнату раздражающим писком. Он лишь чувствует, как понемногу трезвеет, от чего только сильнее болит голова, а вся эта реальность вновь кажется ещё более гадкой, чем она есть. Макс встаёт с пола, ватными ногами доходя до дивана, и обессилено обрушивается на него, словно шкаф. Ещё несколько минут он лежит, уткнувшись лицом в обивку, пытаясь остановить предательские слёзы, которым он не давал волю до этих пор, а затем вновь ощупывает диван в поисках телефона. Потому что после стольких мучений он имеет право хотя бы потешить себя мыслью о том, что предмет его обожания пишет ему и даже, возможно, хочет увидеться, потому что, видимо, не нашёл того, кто смог бы трахать его лучше, чем Фовель. 23:11 Аксель: Фовель, ты что, опять проебал телефон в своей же квартире? Максанс обессилено ухмыляется, вспоминая, как рассказывал Акселю «увлекательную» историю о том, как несколько часов не мог найти телефон, в итоге обнаружив его на, казалось, самом видном месте. Он всегда много говорит, когда нервничает. А при Акселе молчит. Потому что боится разрушить эти невидимые мосты-иллюзии, выстраивающиеся между ними, дуновением какой-то бессмыслицы, срывающейся с его уст. Зачем вообще нужны слова, когда можно просто смотреть, ощущать, воспламеняться каждый раз рядом с ним? Но почему-то тогда тишину хотелось разрезать ножом, пробить кулаком, растоптать ногами. Сделать что угодно, только чтобы безжалостно обрушить её с протяжным воем. Она не была гармоничной, умиротворенной, уместной. Она была беспощадной и давящей. В тот раз Аксель вновь просто исчез на утро… 23:13 Аксель: Я соскучился вообще-то Внутри что-то предательски проваливается в пропасть беспочвенной эйфории, хотя Максанс прекрасно понимает, что для Акселя эти слова ничего не значат, когда для него значат целый мир. Руки начинают трястись, как в старые добрые, когда при одном взгляде на Орьяна всё тело пробивало неистовой дрожью. Блять. 23:13 Аксель: Я хочу тебя Если бы у Фовеля осталось хоть немного сил, он бы сейчас вновь ухмыльнулся, узнавая «своего» Акселя, но он лишь продолжает в бреду бегать глазами по тексту, пока всё плывёт и перемешивается во что-то невнятное. 23:14 Аксель: Приезжай В эту секунду Макс был готов сорваться с места и бежать к нему из остатков сил хоть через весь город. Но к счастью жалкие ошмётки чувства собственного достоинства ещё теплятся где-то в глубине души, а алкоголь ввёл тело в оцепенение, поэтому он остался, словно привязанный, сидеть на диване. 23:24 Аксель: Где ты? Сейчас Максанс не может упустить возможность совершить жалкую попытку бессмысленно соврать Орьяну.

23:25 Максанс: Чего ты доебался до меня?

23:25 Максанс: Я занят

Хочется в агонии бросить «не пиши мне больше», но у него язык никогда не повернётся сказать такое, а непослушные пальцы скорее сломаются, чем смогут напечатать. Ответ не заставляет себя долго ждать. 23:25 Аксель: Чем? Он всегда считал, что может вот так беспардонно ввалиться в чужую жизнь, выбив дверь с ноги. Никогда не церемонился, всегда получая то, чего хотел. Никогда не упускал возможности сунуть свой нос в чужие дела. 23:25 Аксель: Опять безуспешно пытаешься трахнуть какую-то шлюху? Макс чувствует, как блядская желчь, которую Орьян выплюнул ему в лицо только что, гадко заполняет вены. Он знал, что Акс мог без особого труда разузнать о нём всё: чем он занимается, какое пиво скупает ящиками, сколько раз блевал от отравления алкоголем, какой, блять, туалетной бумагой он пользуется. Но не ожидал, что вот так сдастся. 23:26 Аксель: Я хочу, чтобы сейчас ты был занят только мной Миллионы фейерверков взрываются в животе, заставляя тошноту подкатить к горлу, а перед глазами валит блядский звездопад. Чёрт, почему из-за одного сообщения от этого дьявола, внутри Максанса разворачивается третья мировая?

23:27 Максанс: А я не хочу

Чёрт, как же тяжело было нажать на кнопку «отправить». Макс знал, что Аксель на дух не переносит блядей, которые ломаются, как первокурсницы, поэтому быстро забивает на них огромный болт, но, когда Фовель строил из себя недоступного у Орьяна лишь разгорался животный интерес. «— Блять, когда ты ломаешься, я хочу тебя ещё сильнее, » — произносит его голос в голове, возвращая воспоминания, от которых Макс кривит лицо. 23:27 Аксель: Врёшь Он знает. Знает лучше всех каждый потайной уголок души Фовеля. Иногда ему даже казалось, что Акс знает наперёд, что Макс будет делать. Он блядское неземное создание, поэтому вполне может читать мысли, предсказывать будущее и заниматься подобной хернёй. Хотя, скорее, он просто имел огромную власть над разумом Фовеля, так что мог контролировать каждое его действие. 23:28 Аксель: Где ты? Он требовательно повторяет вопрос, а Максанс вновь чувствует его голос, от которого кровь превращается в лёд, внутри своей головы. Совсем с катушек слетел…

23:29 Максанс: Твою мать, Орьян, у тебя же блять есть моя геолокация, нахуя ты спрашиваешь?

Когда-то, кажется, миллион столетий назад, когда Макс ещё не чувствовал себя, как долбанный утопленник, Аксель установил себе на телефон его геолокацию, чтобы полностью контролировать. Отнять у него не только чувство собственного достоинства, но и остатки личного пространства. Как ни странно, Максансу до одури нравилось то, что Акс полностью берет его под свой контроль. Ему сносило башню от того, что младший всегда хочет знать, где проводит время Максанс. Прошло несколько месяцев, а он так и не осмелился отключить эту функцию. Тогда Акс мог без предупреждения завалиться к нему домой в любое время суток, нагло нагрянуть с цветами, когда Макс навещал маму, которая, между прочим, была просто без ума от безупречных манер Орьяна, который ещё и цветы её любимые каждый раз приносил. У Фовеля уже развилась аллергия на эти блядские лилии. Он не выносил каждую частичку присутствия Орьяна здесь, так близко, так искушающе. Если бы она только знала, насколько одержим этим парнем её сын. Если бы только знала, как смотрит на него с животным обожанием по ночам. Если бы знала, ради чего этот очаровательный мальчик появляется на пороге её квартиры почти каждый раз, когда здесь Максанс. Если бы знала, как провокационно набрасывается на губы парня, напористо переплетая языки, когда она отлучается на минутку. Если бы догадывалась, как умело скрывает осознание своей власти над обоими членами семьи за невинной улыбочкой и скромно опущенными ангельскими глазами. Фовель даже не узнавал Акселя, который обрекал его на горение в аду ночами: взбалмошного, вечно командующего и самоуверенного манипулятора. Потому что здесь он становился просто блядским шаблоном идеального сынка. Он как будто собрал в себе все наитупейшие клише этого мира, став «сыном маминой подруги», от чего Макс еле сдерживался, чтобы не подорваться со своего места и не выволочь его отсюда или же не убежать в туалет с приступом рвоты. Но даже тогда он в очередной раз гадко восхищался им. С отвращением восхищался тем, насколько виртуозно он ведёт свою игру. Орьян также мог ночью приехать за ним в клуб, где старший пытался напиться до посинения, выцепить его из огромной танцующей толпы, пропахшей потом, алкоголем и смесью дорогих и дешёвых парфюмов, властно потащив за локоть; небрежно «бросить» в свою машину, привести домой, а затем обрушить на него потоки ледяной воды, бурча что-то вроде «ёбаный алкаш, как же ты меня заебал.» Тогда он, хотя и был зол, нежно вытирал полотенцем мокрые волосы, помогал Максу переодеваться в более тёплую одежду из собственного гардероба, укрывал его одеялом и просто смотрел. Разочарованно, со злобой. Смотрел, а затем говорил: «Если ты ещё раз так напьёшься, я тебя задушу или утоплю нахуй в ледяной воде, понятно?» Макс лишь обессилено поднимал жалобный взгляд на разъярённого Акселя, каждая мышца которого была напряжена, как бы извиняясь за своё поведение. «Спи, животное, » — проговорил тогда Акс, намереваясь встать с кровати, но слабая, холодная рука смогла-таки ухватиться за край его толстовки. «Я не хочу без тебя, » — на грани слышимости прошептал Фовель, пользуясь своим состоянием, чтобы получить ещё хоть какую-то снисходительную нежность со стороны Орьяна, который в свою очередь закатывает глаза, но всё же стягивает с себя одежду, забираясь под одеяло, резко обхватывая талию Максанса и небрежно дёргая его на себя. Искры промелькнули перед глазами, словно его ударили головой об стену, а затем он сам прижался к Аксу каждым возможным миллиметром. Хотелось обессилено кричать о том, что он не хочет жить без него. Не может. Просто не имеет физической возможности. О том, что он не просто не хочет спать без него. О том, что не хочет дышать. Ничего не хочет. Совсем. Если его нет рядом. Но он лишь наслаждается моментом, понимая, что через несколько часов, что превратятся в пыль на фоне вечности, он снова станет никем. К нему больше не прикоснутся так. О нём больше не позаботятся. Даже не обматерят всеми ругательствами мира. Не обольют ледяной водой из душа. Лишь безразлично фыркнут в лицо. Максанс понимал, что эти нежности были не просто так. Он знал, насколько по-собственнически Орьян относится к своим игрушкам. Лучше уж он расшибётся, заботясь о бухом в хлам Максе, чем позволит какой-то шалаве из клуба коснуться его собственности. Лучше Акс просто убьёт Фовеля, задушит собственными руками, чем позволит ему переспать с кем-то другим. Наверное, Максанс и правда сошёл с ума, если ему до безумия нравилось быть марионеткой Орьяна. Фовель ни капли не удивляется, когда через 20 минут слышит, как ключ–который он когда-то специально дублировал, чтобы Акс мог приходить в его дом, когда ему захочется–трижды поворачивается в замочной скважине, как она захлопывается за вошедшим. Не удивляется, когда Аксель входит в комнату, погружённую во мрак, не произнося ни слова. Не удивляется, когда тот нагло усаживается на его бёдра, заглядывая блаженно-голубыми в измученно-серые. Не удивляется, когда младший с нахальной ухмылкой обвивает его шею хитрыми руками, а Максансу на секунду кажется, что эти ладони его сейчас задушат, зарывается длинными пальцами в волосы на затылке, больно тянет, заставляя запрокинуть голову. Не целует. Не набрасывается на губы Фовеля, словно с цепи сорвался. Не терзает, кусая, наказывая за непослушание. Лишь всё с той же ухмылкой, с которой он навсегда останется картиной в подсознательной галерее Макса, рассматривает его лицо. Любуется бушующей стихией, которая стала аномально подвластна только ему. Ослабляет хватку, выпутывает пальцы из русых прядей Фовеля, за шею притягивая его ближе. Старший наконец оживает, утыкаясь носом в его грудь, вдыхая родной запах, от которого, кажется, слёзы скапливаются в красных глазах, водит холодными ладонями по спине, прижимает ближе. Вновь вдыхает, пытаясь убедить себя в том, что это не призрак, не глюк, который он словил в агонии пьяного бреда. С нажимом обхватывает бока Акселя через лёгкую ткань синей футболки, специально сильно, чтобы оставить следы от пальцев на тонкой коже, чуть отклоняясь назад, позволяя себе до ужаса влюблёнными глазами взглянуть на свою недосягаемую мечту снизу вверх. Вновь припадает к груди, целуя, спускаясь ниже, насколько ему позволяет положение. Поднимает подол футболки, медленно залезает под неё головой, касаясь губами горячей кожи, пальцами холодными пробирается к спине. Этого запаха слишком много. Этого тела слишком мало. Ощущение, что Максанс вот-вот потеряет сознание от того, что ему дали разрешение наконец коснуться его. Выбирается из-под ткани, вновь заглядывая в хитро-поблёскивающие глаза, цепляется за подол снова, наконец потягивая наверх, ожидая разрешения. Когда Аксель руки поднимает послушно, Макс готов поклясться, что отдаст всё, что имеет за эти жесты снисхождения. Снимает с парня лишний предмет гардероба, вновь изголодавшимися губами к беззащитной фарфоровой коже припадает, нежно исследует ослабевшими руками. — Я думал, что загнусь в этих четырёх стенах без тебя, — сбивчиво дыша, выдавливает Фовель, магическим образом собирая из букв слова, а из слов предложения. Ни один бы не смог в такой ситуации и звук издать. Как немой лишь пользовался бы возможностью. Но Максанс не такой, как они. Максанс сильнее. Он выдержал пытку одиночеством, продержится и ещё. Только бы Орьян каждый раз вот так, в своём стиле, бесцеремонно врывался в этот мёртвый «покой». Аксель вновь пальцами в непослушные локоны зарывается, тянет опять, заставляет на себя взглянуть. Смотрит с какой-то жалостью. Словно на шавку дворовую под дождём. Но чёрт, Максу и этого хватает, когда осознание того, что его взгляд сейчас обращён только на него, пропитывает каждую клетку полумёртвого тела. Да, он не смотрит на него, как на звёздное небо: завороженно и восхищенно. Да, не любуется, словно картиной: вдумчиво, вдохновенно. Не прожигает глазами, в которых возгорается пламя безнадёжности, как Максанс его. Да, Орьян не смотрит на него так, словно он–всё, что нужно. Но он смотрит, а это уже что-то значит. Смотрит жалостливо–значит хоть что-то по отношению к Фовелю чувствует. И этого достаточно. Здесь и сейчас. — Не загнулся же, — вновь похабно ухмыляясь, произносит Акс, физически ощущая, насколько необходим парню под ним. Тщеславно ликуя внутри. Произносит, не скрывая удовлетворения своей работой. Понимая, что Фовель действительно не выдержал бы без него больше. Произносит так, словно считал минуты до взрыва, но вовремя смог разминировать чёртову бомбу, в которую превратился Макс. Максанс больше не может терпеть и сдерживаться, поэтому, как всегда под жалобный треск собственных костей, прогибается под правила игры. Он же всего лишь узник. Если рассматривать его статус в жизни Орьяна на примере королевства, то Фовель какой-нибудь личный слуга. Рабочий класс без права на неповиновение. Обхватывает щёки Орьяна ладонями, на себя тянет, в мягкие губы впивается так остервенело, словно путник в пустыне, наконец нашедший воду. Словно под водой находился несколько минут, а теперь наконец кислород вновь лёгкие его заполнил. И Аксель не сопротивляется. Охотно отвечает на поцелуй, дальше запуская пальцы в локоны старшего, горячим языком в его рот проскальзывая. И этого достаточно, чтобы потонуть ещё глубже, приближаться к неминуемому взрыву ещё стремительнее. Этого достаточно, чтобы навсегда похоронить себя в этом человеке. — Я ненавижу тебя, — сбивчиво выдыхает Фовель между пошлыми, влажными поцелуями, которые стали для него высшим проявлением нежности. В их понимании «нежность»–с самого начала искажённое и опошленное понятие, граничащее с жестокостью и изнеможением. Аксель вновь ощущает приторный привкус победы на языке. Потому что он понимает, что «ненавижу» значит в миллионы раз больше, чем какое-то жалкое «люблю». Он видит, насколько отчаянно Макс жаждет его. Видит, насколько одержим. Видит, как пульсируют зрачки, когда он готов отдать всё, что имеет. Видит, до чего доводит этого парня. Слышит чёртовы оглушительные взрывы, когда прикасается. Это «ненавижу»–самый откровенный пронзительный крик его оголённой души. Потому что ничтожным, смазанным, сопливым и пустым «люблю» не описать ту катастрофу, которая раскрошила Фовеля на мельчайшие атомы. Это нечто гораздо более ядовитое. Вечное. Проникшее в днк. Это чувство–смертельное, но бессмертное. Орьян лишь самодовольно скалится, сверкнув ровными, белоснежными зубами, кажется, готовыми впиться в шею Максанса и высосать кровь, специально оставляя немного, чтобы обречь на вечные мучения. Это всё, что Аксель может предложить. И Максанс примет эту сделку. Может, всё, что их связывает–это откровенный ночной Париж и хороший секс. Может, всё, что происходит между ними не ведёт ни к чему, а лишь крутится вокруг своей оси. Может, всё это–лишь пошлый, вычурный роман какого-то извращенца о грязных ночных приключениях, в котором никогда не наступает утро. Может, их «мы»–всего лишь невнятная мазня чёрными и грязно-серыми красками какого-то бездаря, возомнившего себя недооценённым художником. Может, он просто жалеет, хотя Акселю не присуща жалость. Может, не желает так смертельно, как Фовель. Может, находится здесь лишь от сжирающей скуки. Может быть для него это всё–ничто, плевок в пустоту. Но он здесь, а это уже что-то значит.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.