Имя ему Зверь

      Крупные капли барабанили по крыше. Ливень, не прекращающийся уже около двух с лишним часов, давно превратил пешеходные дорожки в реки. Ливневки не справлялись со своей задачей. Спешащие домой прохожие старались держаться подальше от границ тротуара и проезжей части, чтобы мчащие автомобили не окатили их грязной водой. Два маленьких продрогших котенка жались друг к другу на крыльце дома, спасаясь от дождя и внезапно поднявшегося ветра. Раскат грома. За стеной заплакал ребенок. Сверху завыла собака, судя по всему, какой-то мелкой породы. Каждый по-своему переживал обрушившуюся с неба стихию.       Молния осветила лицо человека, наблюдавшего из окна за всем, что происходило на улице. Голова чуть наклонена вбок. Он смотрел, изучал каждого, кто попадал в поле его зрения. Оставался на виду, будучи незаметным для всех. Такова его судьба — быть невидимкой, всегда прятаться во мраке, не преступая границу света и тени. С тех пор, как его бросил Создатель, ему приходилось выживать единственным способом, который он знал. Оторванный от семьи в младенчестве, не подозревающий, что существуют такие вещи, как материнская любовь и ласка. Возможно, она, его мать, все еще горюет по потерянному сыну, спрашивает Бога, за что тот послал ей такую кару. Или же наоборот, собственное дитя ей было совершенно не нужно, поэтому оно и оказалось в той малюсенькой комнатке, где его держали словно зверя. А он и был зверем. Сначала крохотным, напуганным детенышем, будто бы собака, лакающим из миски невкусную похлебку. Затем ощетинившимся, способным укусить каждого, кто посягнет на его территорию.       День аварии для всех оказался роковым. Мог ли он тогда предположить, что единственный человек, который мало-мальски о нем заботился, вышвырнет его в незнакомый, совсем чужой мир с правилами, которые даже вскользь не знакомы невольному затворнику. Ему, наконец, дали долгожданную свободу, пусть и посреди бури из ужаса, охватившего город. Попав к семье Каролишиных, наблюдал за тем, чего был лишен столько лет. Здесь о нем действительно беспокоились, дарили тепло и заботу, а он ничего не чувствовал в ответ. Его этому не учили. Понятия «сострадание» и «любовь» напрочь отсутствовали в еще юном создании. — Ди-ма, Ди-ма, — мальчик будто пробовал на вкус новое имя, теперь принадлежавшее ему.       Притворщик, способный стать кем угодно. За столько лет он примерил на себя не один десяток чужих жизней. Лишенный собственной личности искал ее среди других.       Когда-то давно, нося имя молодого, но сильно любившего уединение автора статей, он заметил на книжной полке роман, который проглотил буквально за пару часов. Впервые человек без имени бессознательно проявил чувства, олицетворяя себя с героем. Они оба лишь результат эксперимента безумных ученых, решивших что-то доказать себе и окружающему миру, ученых, которым важны были только они сами, а не сотворенные ими создания. Он, как тот самый монстр Франкенштейна*, состоял из различных частей, ему не принадлежавших. Разрозненный, желающий лишь обрести себя, истинного себя.       С того самого дня, когда появился Охотник, действовать надо было вдвойне осторожнее. Охотник преследовал его по пятам, отставая всего на шаг. Транформист усмехнулся, глядя, как капли дождя стекают по стеклу. Следовало отдать Охотнику должное, он умен. Умен, но не настолько, чтобы понять одну единственную вещь — скоро Охотник сам станет Добычей.