Сладко

Сладко. Боже, Малыш, знал бы ты, как это сладко. Сжимать тебя в своих объятиях, не позволяя вырваться, сдавливая худое тельце до хруста костей; удерживать около себя силой, так крепко, не оставляя ни единого шанса на побег. Мне не нужна взаимность, Малыш. Мне не нужна покорность. Я хочу, чтобы ты боялся, сопротивлялся, кричал и плакал, и, поверь, я смогу получить это. Нужно немного. Я быстро, не церемонясь, разрываю те лохмотья, что остались на тебе после нашего боя, и вот, в твоих глазах уже мелькает страх. Не животный страх за свою жизнь, нет; ты боишься быть обесчещенным - и правильно боишься. Нет, нет, вырываться не надо, Малыш; я сильнее, заведомо сильнее тебя, и, поверь, то, как я сейчас заламываю тебе руки, далеко не предел моих возможностей – я могу прямо сейчас оторвать тебе обе, и ту, что обычная, и ту, что является Невинностью. О, пытаешься закрыть её своим телом? Не бойся, я не за ней сейчас пришёл. Хотя… Многое бы отдал, лишь бы увидеть то твое выражение лица, когда я отрывал тебе её. Как ты тихо плакал, как громко кричал… Что же, надеюсь, ты и в этот раз меня не разочаруешь, Аллен Уолкер. Так, ты успокоился, кажется… Нет, бесполезно на меня нападать, бес-по-лез-но, слышишь? Мне связать тебя? Какой ты гордый, Малыш. Правда хочешь этого? Правда? Я не слышу… Что же, думаю, в этот раз можно ограничиваться связанными за спиной руками, туго перетянутыми в районе запястий. Ты уже ёрзаешь – чувствуешь, как жесткие веревки впиваются в нежную кожу, да? Что же, ты сам меня спровоцировал, теперь страдай… Я хочу, чтобы ты кричал, понимаешь? Или стонал – от боли ли, удовольствия ли – неважно, но я хочу это слышать. Пережимаю тебе горло, лишая доступа кислорода, ненадолго, но ты весь становишься красным, а потом, получив свободу, начинаешь панически хватать ртом воздух, корчась от боли в горле. Как песок, да? Что же, теперь можно немного развлечься. Хотя, по сути, я уже начал. Ты испуганно всхлипываешь, когда я снимаю перчатки и касаюсь твоего впалого живота, погружаясь внутрь. Думаешь, я убью тебя? Нет, это скучно. Ты же мне нравишься, помнишь, Малыш? А вот смотреть, как меняется твое выражение лица, когда я прощупываю твои органы… Ох, кажется, я задел трахею – давай, откашляйся, не в моих интересах лишать тебя жизни. Всё, получше? Тогда продолжаем. Желудок, почки, селезенка… Ты просто неподражаем, на твоем лице столь странные эмоции, что я не могу их понять… Ты боишься, очень, очень боишься, но… Тебе приятно? Да, теперь, когда я мягко провожу ладонями по твоей груди, совсем как обычный человек. Ты дергаешься, но взволнованно вздыхаешь, когда я задеваю сосок – а уже через некоторое мгновение обхватываю его губами, не забывая ласкать пальцами второй. Что, решил сдаться? Получить удовольствие? Правильное решение, хотя… Так неинтересно. И пусть мои ладони нежно скользят по твоему худому телу, вызывая предательскую дрожь – скоро тебе будет больно, так больно, что ты будешь кричать. Вот, я всего лишь развожу твои ноги – ты сопротивляешься, пытаешься брыкаться, но это бесполезно – и уже с ужасом смотришь на меня, а ещё с какой-то мольбой во взгляде. Что ты говоришь? Нет, я не могу тебя отпустить, Малыш, прости. Никак. И остановиться. Почему? Потому что я… Человек. Да, а ты что хотел услышать? Самое отвратительное, жестокое и лицемерное животное этой планеты – человек. И я, хоть и являюсь Удовольствием Ноя, тоже один из них. Один палец, два. Ты шмыгаешь носом. Но не плачешь, пока не плачешь. Почему я не сделаю всё быстро, спрашиваешь ты? Ну… Я не хочу повредить тебя. Всё-таки, ты мне дорог, Малыш. Нет, я не извращенец… Хотя… Есть что-то во мне такого. А ты хочешь, чтобы я тебя порвал? Тогда тебе лучше расслабиться, я начинаю. Медленное, осторожное, но болезненное проникновение – вот, из давно, казалось бы, пересохших канальцев текут слезинки, маленькие, едва заметные, но солёные – я их слизываю, выходя и вновь толкаясь, добиваясь уже глухого болезненного стона. И правда, как… Сладко. Твои мышцы так плотно обхватывают меня, что даже немного больно – я чувствую твою дрожь, я ощущаю, как сотрясается все тело. Оно ведь не привыкло к такому, да? Боже, как тесно. Вот почему мальчики всегда лучше девочек. Они такие… Узкие. Они не приспособлены для этого, и… Взять того, кто всегда был чист и невинен - в этом есть своя прелесть. Кажется, я выбил из тебя ещё один вскрик. Прекрасные звуки. Ещё движение, ещё… Да, пой для меня, Малыш. У тебя такой голосок, его нужно тренировать. Вот, я, пожалуй, просто переверну тебя на бок… Что, всё ещё больно? Нет, ну я же не повредил тебя, это главное. Давай, я всего лишь хочу слышать твои звуки, то, как ты мучаешься…Или же получаешь удовольствие? Даже смешно немного. Тебе и правда это нравится? Всё ещё больно, ты плачешь, но вот стоны… Они уже другие. Ты мазохист? Что же, это неважно. Главное, что ты не изображаешь из себя труп. Ведь трупы не умеют трогательно дрожать, громко кричать, разбавляя короткие, жалкие всхлипы протяжными стонами, плакать... Им уже все равно, что они потеряют, чего лишатся, они не будут пытаться сохранить достоинство… А человек будет. Ты ведь человек, Аллен? Человек, да? Как и я. Знаешь, мне ведь тоже больно было это делать. Но по-другому нельзя. Ведь плохо будет и тебе, и мне. Ты ведь понимаешь это, да? Ты и сам против, да только вот мне хочется. Почувствовать. Увидеть. Растлить… Но получается лишь разрушить. И поэтому больно, ведь я, кажется, разрушаю и частичку себя...